Герман Кох - Летний домик с бассейном
День между тем вступил в свои права. Солнце заливало ярким светом белые бетонные плиты дорожного покрытия. Мне очень хотелось надеть темные очки, однако я опасался, что тогда стану видеть еще хуже. Я свернул к автозаправке: бензина в баке достаточно, но необходимо подкрепиться. Выпить чашку кофе. Съесть бутерброд или батончик «марс».
Каролина резко вздрогнула, когда я остановил машину, потом открыла глаза. Я жестом предложил ей выйти. Она осторожно стянула с Юлии спальник, свернула его, подложила дочери под голову.
— Мне надо в туалет, — сказал я. — И взять что-нибудь поесть и попить. Ты будешь?
Каролина потерла заспанные глаза. Покачала головой.
— Я вот о чем подумал, — прошептал я. — Мы можем без остановки проехать до дома, но, пожалуй, мысль все же не самая удачная. То есть где-нибудь так и так придется сделать остановку, целый день за рулем я не выдержу. Вдобавок, может, мы только ухудшим ситуацию, если сразу поедем домой? Не лучше ли остановиться в какой-нибудь гостинице? У моря. Или в горах. Немножко отвлечься. На потом. Чтобы ей вспоминались не только ужасные вещи.
Минувшие два часа я провел в размышлениях. В особенности об одном случае из моего отрочества. Спрашивал себя, способен ли еще вести машину. Разумно ли это, когда в крови алкоголь, а голова гудит от нехватки сна. Мне нужно беречь семью. Главное, ни под каким видом не съехать с дороги. Но ведь я в любую минуту могу заснуть за рулем. Симптомы мне знакомы. Моргнул глазами, а в следующий миг чего-то уже нет: рекламного щита на холме, загородного дома с кипарисами, тощего ослика за оградой из колючей проволоки. Ты спал. Секунды три, не больше, но спал. И за это время рекламный щит и ослик успели исчезнуть. Коротенькая заметка в газете. На второй странице. Нидерландское семейство (…) вылетело через отбойник на встречную полосу…
Мне было лет тринадцать, когда отец давал мне первые уроки вождения. Сперва на парковке, а довольно скоро и на шоссе. Некоторые люди не любят водить машину. Я же, в нормальных обстоятельствах, получаю искреннее удовольствие, и так всю жизнь. И вне всякого сомнения, основы моей любви к вождению заложены в тринадцать лет.
Однажды днем мы по узкой извилистой дороге ехали на Велюве[32]. Я сидел за рулем, отец — рядом со мной, а мама — сзади. Впереди был крутой поворот налево. Я находился уже на том этапе, когда вождение достигает полного автоматизма. Этап опасный, поскольку внимание слабеет. Навстречу выехал автомобиль, который я заметил слишком поздно. Резко вывернув руль, я бросил машину вправо и избежал столкновения. Нас вынесло с дороги на довольно крутой склон, я сумел не налететь на деревья, но в итоге рывком остановился, уткнувшись в деревянный стол для пикника. Отец вылез из машины обозреть ущерб. Потом сам сел за руль и снова выехал на дорогу.
Я думал, он так и останется за рулем, но он затормозил и опять вылез из машины.
«Теперь опять ты», — сказал он.
«Я не знаю…» — пискнул я; руки и лоб у меня взмокли от пота. Я точно знал только одно: мне вообще больше не хочется водить машину.
«Надо! — сказал отец. — Надо, иначе ты вообще никогда больше не рискнешь».
Вот об этом я размышлял первые часы после отъезда с летней дачи. Думал о Юлии и об опасности прерванного отпуска. Мы проехали уже больше сотни километров, были уже далеко оттуда, хотя путь до дома еще ох как долог. Дома ждут люди. Подруги и родственники, которые начнут задавать вопросы. Как отвечая на вопросы, так и увиливая от ответов, можно нанести много вреда. Здесь мы пока вчетвером. И не лучше ли побыть вчетвером еще некоторое время?
— Я не знаю, — сказала Каролина; мы стояли у приоткрытой задней дверцы, смотрели на спящую дочь. Я положил руку на плечо жены. Легонько погладил ее по волосам.
— Я тоже не знаю. Просто пришло в голову. Интуитивно. Но, честно говоря, я не знаю. Потому и спрашиваю. Решай ты.
Два часа назад я тихонько разбудил Каролину.
«Мы уезжаем, — сказал я. — Потом объясню».
Каролина пошла наверх, подняла с постели Лизу. Стэнли и Эмманюель мы тревожить не стали.
«Когда-нибудь палатка к нам вернется, — сказал я. — Мы все равно не будем ею пользоваться».
Больше мы никого не видели. Все спали. Ралф, возможно, еще бодрствовал, но и он не вышел из дома, когда я завел мотор и мы выезжали с участка.
Я как раз собирался повернуть на улицу, когда в зеркало заднего вида заметил какое-то движение. Притормозил, всмотрелся. Наверху, у лестницы, стояла мать Юдит. Махала рукой. Вернее, жестом просила нас остановиться. В следующую минуту я, по-прежнему в зеркало, увидел, как она спускается по лестнице. Кажется, даже что-то кричит. Но я дал газу и выехал на дорогу.
37
Маленькая гостиница располагалась у горного ручья с водяным колесом. Ниже в долине паслись среди деревьев бурые коровы. Бубенцы у них на шее тихонько позвякивали, толстые шмели с гудением перелетали от цветка к цветку, вода в ручье журчала по камням. На горных вершинах у горизонта там и сям белел снег.
Первый день Юлия провела в номере. Временами просыпалась, просила попить, есть не хотела. В первый вечер я ужинал с Лизой в гостиничном ресторанчике. Она спросила, что случилось с сестрой, и я ответил, что объясню как-нибудь попозже, это связано с тем, что иной раз происходит с подрастающими девочками.
— Ей нездоровится? — спросила Лиза.
На следующее утро я проснулся от дерганья в глазу. Поспешил в ванную, глянул в зеркало. Под веком возникла опухоль размером с яйцо. Кожа века натянулась до предела и цветом напоминала волдырь от комариного укуса, но кое-где с темными пятнами. Высохший желтый гной склеил ресницы. Все болело и дергало — как нарыв на пальце. Необработанный нарыв на пальце может привести к заражению крови и ампутации. Когда давление на сетчатку станет слишком сильным, она лопнет. Гной и кровь под большим давлением в глазнице станут искать выход. Сам глаз к тому времени, считай, потерян.
— Ты должна сейчас же увести Юлию вниз, — шепнул я Каролине. — Я не хочу, чтобы она оставалась здесь.
Я прикрывал глаз банной рукавицей, чтобы жена не видела его.
— Если хочешь, я тебе помогу.
Я покачал головой:
— Ты больше поможешь, если побудешь с Юлией.
Уже много позже — через несколько дней — я задним числом встревожился, что Юлия совершенно не протестовала, когда Каролина с мягкой настойчивостью велела ей встать и одеться.
— Идемте, позавтракаем внизу, — оживленным тоном сказала она обеим дочерям и раздвинула шторы. — День-то вон какой чудесный.
