Алексей Слаповский - Издранное, или Книга для тех, кто не любит читать
— Иди сюда, один вещь скажу.
— Я и тут слышу.
— Секретный вещь.
— А никого нет, ваши секреты слушать! — сказал Емельянов чистую правду, потому что и в самом деле никого не было.
— Бери лучший елка за пол цена, хочешь?
— Ты думаешь, я ради этого стараюсь?
— А ради чего?
— Ради принципа!
Торговец не понял. Постоял, подумал. Сказал:
— Ладно. Даром бери один елка. Только уходи!
— Да не надо, чудак-человек!
— А чего тебе надо?
— Ничего.
Торговец не поверил. Он ни разу не встречал человека, которому ничего не надо. Так не бывает. Человеку всегда что-то надо. Это закон жизни.
И тут вдруг его угрюмое небритое чело (я понимаю, что нельзя так говорить, но почему-то очень хочется) прояснилось. Он догадался. Он позвонил кому-то по мобильному телефону и что-то сказал.
Через несколько минут подъехала обшарпанная «шестерка», из нее вышел соотечественник торговца, но выбритый (если не сегодня, то на днях), помоложе и с повадками хозяина.
— Ты от кого? — задал он странный вопрос Емельянову.
— От себя! — ответил Емельянов.
— Наверно, от дмитровских, у них тут недалеко тоже елки, вот и наняли мешать! — высказал предположение торговец.
— Я им звонил, они ничего не знают. Да и не будут так делать, что они, глупые совсем? — сказал хозяин и вновь обратился к Емельянову: — Или ты скажешь, от кого, или быстро идешь отсюда. Или я за себя не ручаюсь!
— И напрасно! — укорил Емельянов. — На то вы и мужчина, чтобы за себя ручаться!
Замечание, прямо скажем, неосторожное. Южный человек, если затронуть его мужскую честь, способен на многое, если не на все. И хозяин, сделав широкий и решительный шаг к Емельянову, схватил его за ворот и крикнул:
— Быстро исчез, ну!
Емельянов рванулся, отскочил и тоже закричал:
— Руки прочь! Сейчас наших позову, посмотрим тогда!
Бог весть, кого он имел в виду. Семью? Но семьи у Емельянова, увы, нет. Коллег? Трудно представить, что они, скромные сотрудники бывшего НИИ, потом НПО, потом ОАО «Метроном» (конструирование и наладка измерительных приборов) помчатся поздним вечером ему на выручку, если он им позвонит. Друзей? Но три друга его, сохранившиеся с институтских времен, тоже не годны для уличных разборок: один обременен многодетной (трое) семьей, другой лежит с недавним инфарктом, третий здоров, но находится на отдыхе в Турции.
Никого Емельянов не имел в виду. Просто всплыло что-то из фильмов детства или из самого детства, когда в самом деле можно было позвать «наших» и они бы вступились.
В общем, выкрикнул и выкрикнул, не брать же слова обратно.
А хозяин слегка озадачился.
И это — свидетельство некоторого смягчения нравов в последние годы. Восемь-десять лет назад Емельянова убили бы на месте, ни о чем не спрашивая и не разбираясь. Мешаешь бизнесу — уйди. Не уходишь — умри. Против такой логики даже милиция не возражала, а часто ей сама и следовала. Лет пять-шесть назад убивать на улице открыто уже не стали бы, но побили бы крепко. (В результате, возможно, опять-таки до смерти). А сейчас… Нет, я не идеалист, я не хочу сказать, что сейчас не убивают и не бьют до смерти за помехи бизнесу. Но, во-первых, уже не всегда убивают сразу, на месте. А во-вторых, начали советоваться и спрашивать разрешения. Сам был свидетелем, как один мой неблизкий приятель при мне звонил одному члену правительства (мимоходом хвастаясь передо мной знакомством с ним) и спрашивал, что можно сделать с неким Х., можно ли убить, подвести под суд, лишить имущества, можно ли харю намылить в конце концов? И член правительства посоветовал: убивать не стоит, имущества лишать долго и хлопотно, харю мылить — ничего не даст. Лучше под суд, а приговор будет обеспечен. Не меньше восьми лет общего режима. Через полгода я узнал из газет и телевизора о многочисленных преступлениях Х., а вскоре последовал и приговор: восемь лет общего.
И вот хозяин, озадачившись, переглянувшись с торговцем, достал мобильный телефон, тускло блеснувший в вечернем свете вороненой сталью, и позвонил. Конечно, не члену правительства, не тот масштаб. Но кому-то все-таки более важному, чем он сам.
Через десять минут (за которые Емельянов успел отвадить дюжину потенциальных покупателей) подъехала иномарка среднего класса, из нее высадились двое: коренастый человек прорабского вида, общеевропейской внешности, и еще более коренастый, внешности трудно сказать какой, поскольку она не играла роли — это был охранник.
— Так, — деловито сказал человек прорабского вида. — Что за глупости из-за мелочи? Вы кто?
— Емельянов Иван Емельянович, — представился Емельянов.
— А конкретно? Организация?
— ОАО «Метроном».
— Не знаю такой структуры. Ну, и в чем трения ваших затруднений? Увяжем, уладим, решим. Кому, сколько, когда?
— Никому, нисколько, никогда! — твердо ответил Емельянов. — Дело принципа. Разве вы не знаете, что вырубаются десятки тысяч гектаров леса? Не знаете, что сотни браконьеров заняты преступным бизнесом? Не знаете, что…
Он продолжил, ничего не упустив — и об эфирных парах, и о пожароопасности, и о возможном детском травматизме.
Прораб глядел на него с тупым изумлением — как человек, пришедший в ларек за пивом, которому продавщица вдруг сварливым голосом начала толковать о дифференциальных формулах, пива при этом не давая.
Он ничего не понимал. Посмотрел на торговца и хозяина, но те тоже ничего не понимали. Об охраннике и говорить нечего, он от слов Емельянова впал в транс и одеревенел. Но вздрогнул, очнувшись, зевнул и перекрестил рот.
Прораб, тоже встряхнувшись, посоображал своим коренастым, как он сам, рассудком, отошел в сторону, достал телефон.
Через несколько минут приехала милиция.
Проверили документы у Емельянова. Документы в порядке.
Спросили, что он тут делает?
Емельянов ответил, что гуляет и беседует с прохожими. В какой конституции, в каком законе это запрещено? Слова «конституция» и «закон» милиционерам не понравились (они никогда им не нравились) и показались вызовом. То есть, можно сказать, моральным нападением на представителей органов правопорядка, от которого недалеко и до нападения физического. На этом основании они хотели взять Емельянова в отделение, но тот, отойдя на несколько шагов, сказал:
— Минутку, сейчас подойдет мой адвокат! Он живет в соседнем доме!
И, достав телефон, сделал вид, что позвонил кому-то, загородив трубку рукой и секретно что-то сказав.
Он вошел во вкус, он блефовал.
Но милиция — поверила. Ибо слово «адвокат», не говоря уж о представителях этой профессии, им нравилось еще меньше, чем «конституция» и «закон». Извинившись перед прорабом и разведя руками: дескать, ничего не можем сделать, милиция отбыла.
А прораб еще кому-то позвонил.
Подъехал черный «Мерседес» с трехцветным флажком на капоте. Вышел господин интернациональной внешности, сопровождаемый двумя охранниками и шустрым молодым человеком. Раньше такие назывались «мальчиками за все», а теперь — консультанты.
Господин подошел к Емельянову. Молча встал перед ним, изучая сияющие гражданской позицией глаза героя.
— Мешает фунцинированью торговый мероприятий! — наябедничал охранник. — Не хочет, чтобы люди украшал свой квартир на праздник в город-герой Москва, столиц нашей родин!
Господин брезгливо шевельнул в его сторону мизинцем, торговец заткнулся.
Емельянов не выдержал молчания и сказал:
— Я вас слушаю, господин коррупционер!
Но господин ничего не стал ему говорить.
Он обернулся к подчиненным:
— Козла от петуха отличить не можете?
Консультант хихикнул.
— А кто он? — угодливо спросил прораб. — Козел или петух?
— И то и другое, по роже видно. Перевидал я их на своем веку, правдолюбцев…, — тут господин выругался совсем не интернационально, а чисто по-русски. — Дайте ему по шее, да и дело с концом. Беспокоите из-за пустяков.
Обрадовавшись, все кинулись на Емельянова.
Но было скользко, а Емельянов оказался ловок (да еще сознание правоты придавало ему силы), он увертывался и никак не получалось поймать его и дать ему по шее.
Все устали и запыхались.
Интернациональному господину это надоело, он сказал:
— Ладно, сами разберетесь! — и уехал.
Но Емельянов не стал дожидаться разборки. Ведь настала уже ночь, покупателей все равно не было.
И он отступил, зорко наблюдая за преследователями, которые, впрочем, преследовали его недолго: ведь надо было, чтобы вредитель ушел, он ушел — вопрос исчерпан.
Ан нет: вопрос на другой день возник с новой остротой.
Была суббота, выходной, поэтому Емельянов с утра был на посту и пересказывал гражданам статью наизусть, добавляя свои нравственные комментарии, которые становились все разветвленнее. Образовалась даже небольшая толпа — послушать Емельянова. Раздавались крики: «Правильно! Давно пора прекратить это безобразие!»
