Джон Бернсайд - Что-то вроде счастья
Когда я вошла в дом, Мари сидела в кухне и смотрела, как закипает чайник. Лицо у нее было белое и пустое, ненакрашенное, волосы растрепанные. Окна все запотели, и мне пришло в голову, что она, вероятно, уже давно тут сидит.
— Все нормально? — спросила я.
Она посмотрела на меня, но ничего не сказала. Когда я вошла, она, видимо, собиралась заваривать чай, но забыла, чем занимается, а может, решила, что неохота.
— Хочешь чего-нибудь? — спросила я.
Она покачала головой.
— Я все думаю про Стэна, — сказала она.
Я кивнула.
— Ну да, конечно, — с этими словами я шагнула к ней.
Я подумала, может, протянуть руку, прикоснуться к ней — к руке, плечу, — потом решила, не стоит.
Она негромко засмеялась.
— Он ему не шел, — сказала она. — Я ему так и сказала, когда он купил его. Сразу же сказала, как только он его примерил: «Стэн, он тебе не идет». — Она посмотрела на меня. — И вообще, — сказала она, — подумаешь, свитер.
Я снова кивнула. Мне хотелось подойти к ней и что-то сделать, но я не знала, что. Через некоторое время я достала из буфета пакетики и заварила чай. Потом сунула в тостер четыре ломтика хлеба. Стояла тишина, ни разговоров, ни звука, только безмолвное, непрерывное присутствие снега в окне, — и мне захотелось, чтобы она увидела, как это красиво, пускай не всегда, зато хотя бы сейчас, но когда я обернулась, она спала на стуле: голова откинута назад, руки болтаются по бокам. Было похоже на эквилибристику, как будто она годами оттачивала этот номер, и каким бы неустойчивым ни казалось ее положение, я знала, что она не упадет. Я подумала, может, пойти с чаем в комнату, но решила остаться с ней за компанию. Вдруг она скоро проснется, а если проснется, то вдруг проголодается. Это будет хороший признак, подумала я. В книжках это всегда хороший признак, когда люди, у которых была депрессия, снова начинают есть. Это начало чего-то: новой жизни, восстановления.
Я сунула в тостер еще четыре ломтика хлеба и достала из буфета джем и новую, непочатую банку черносмородинового варенья. Когда все было готово, я поставила на стол свою чашку и две тарелки с гренками, намазанными маслом, одну для нее, одну для себя. Я успела проголодаться и скоро съела порцию, которую приготовила для себя, — варенья не хотелось, и так хорошо: теплое масло и хрустящие свежие гренки. Было очень вкусно, словно что-то из давнего прошлого, какое-то детское удовольствие. Потом, доев, я налила себе еще чаю; мне все еще хотелось есть, и я правда чувствовала себя счастливой, сидя в этой тишине, глядя на снег, поэтому я стащила сперва один ломтик, потом другой, потом все гренки, которые приготовила для Мари, и съела их с вареньем, еще теплыми.
2013
