Джон Бернсайд - Что-то вроде счастья
Обзор книги Джон Бернсайд - Что-то вроде счастья
Джон Бернсайд
Что-то вроде счастья
Фотограф Грегори Холперн / Gregory Halpern
Впервые я увидела Артура Маккекни в банке — он принес какие-то чеки. Я только начала там работать, недавно окончила школу, пожалуй, немного нервничала; мне понравилось, как он держится: такой вежливый, говорит негромко, чего не скажешь о других посетителях. Под конец этой первой, почти безмолвной трансакции я уже решила, что он может мне понравиться, хоть и успела заметить, что он сильно отличался от других. Один из тех, кто чересчур думает о вещах, до которых больше никому нет дела, и не обращает особого внимания на людей, так что не понимает, на что они способны, когда их прихватит. Пока он стоял с ручкой, явно изучая надпись на значке, приколотом к моему лацкану, я поймала себя на том, что хочу пробудить его из этого краткого сна.
Я, конечно, обратила внимание на фамилию сразу же, как только он протянул мне платежку. Артур Маккекни. Семейство Маккекни известно было всем, причем большинство знало, что хорошего от них не жди. Мне оно было знакомо, в основном, из-за сестры, которая встречалась с худшим представителем семейства. Люди часто говорили Мари, что Стэн Маккекни не подходит ей, и зря — все эти советы лишь укрепляли ее решимость продолжать с ним встречаться. И потом, Стэн был хорош собой, если особенно не приглядываться. Не то что этот Артур, которого будто сложили из конструктора: сплошные углы, не разбери что, глаза странные, чуть-чуть косят, а рот словно не доделан до конца, как на детском рисунке. Тогда я еще не знала, что это младший брат Стэна. Мари ни разу не упоминала ни о каком Артуре, зато про сестер Маккекни она говорила постоянно. Мы все про них говорили. Кое-кто считал, что девчонки Маккекни еще хуже своего брата, хотя бы потому, что они выглядели неплохо, были хорошо одеты. Если не знать их близко, поначалу и не поймешь, на что они способны, а потом уже будет поздно. Стэна легко было раскусить с первого взгляда, как бы он ни отскребал себя дочиста. В его лице было что-то жестокое, и проглядеть это было невозможно, разве что тебе, как Мари, хотелось это проглядеть.
Артур протянул мне деньги и платежку; потом, когда трансакция была завершена, он взял квитанцию и аккуратно, не скрываясь, записал на обороте то, что было написано на моем нагрудном значке. Писал он медленно. Ручку держал неуклюже, между большим и указательным пальцами левой руки, а руку изогнул, выводя большими печатными буквами:
«ФИОНА, ПРАКТИКАНТ»
Казалось, ему плевать, что я все вижу. Закончив, он поднял глаза и кивнул.
— Могу я вам еще чем-нибудь помочь? — спросила я, не зная толком, смеяться или сердиться.
Он покачал головой. Голос его, когда он заговорил, звучал тихо.
— Нет, спасибо, на сегодня все, — произнес он со странным, прямо-таки двусмысленным нажимом на «сегодня».
Потом он улыбнулся; улыбка вышла какая-то натянутая, заговорщическая, но не жестокая, и мне стало ясно: он не считает, что вел себя как-то необычно. Он не выпендривался, не хамил — просто записал мое имя на обороте своей квитанции, как мог бы сделать ребенок, по своим собственным побуждениям, не имевшим никакого отношения к другим.
Мне хотелось что-нибудь сказать, но нужные слова не находились. Я просто покачала головой, самую малость, и перевела глаза на очередь, высматривая следующего посетителя, — а Артур Маккекни направился к выходу с этой улыбочкой на лице, улыбкой, в которой я уже тогда разглядела не только потайное счастье, но и его неизбежное падение. Я не хочу сказать, будто знала, в чем будет заключаться это падение, не собираюсь заявлять, будто испытала своего рода предчувствие; люди, что ни говори, созданы для падения, а в нашем городке большинству людей ждать его, так или иначе, оставалось недолго. И все-таки что-то необычное я правда заметила, и теперь жалею, что не обратила на это должного внимания.
Придя тем вечером домой, я спросила Мари об Артуре. Она была поглощена собой, собиралась на свидание со Стэном, так что я думала, она просто отмахнется, но она перестала краситься и замерла перед зеркалом, глядя на мое отражение; ее карандаш для глаз застыл в воздухе.
— Артур? — сказала она. — Господи, он-то где тебе попался?
— Он сегодня заходил в банк, — сказала я.
— Да ну? — уронив руку, она скривилась. — На этого ты лучше не заглядывайся. Стэн говорит, он чокнутый.
— Так кто же он такой? — спросила я, подбирая одежду, разбросанную повсюду; я всегда все подбирала за Мари, даже теперь, когда нам больше не приходилось спать в одной комнате.
— Брат Стэна, кто же еще. Только он Стэна прямо достал.
— Да? — Я сложила ее бледно-голубой свитер и убрала в комод. — Как это?
— Что-то по поводу денег. — Она смотрела, как я собираю в охапку вещи, явно дожидавшиеся стирки. — А что? Ты что, серьезно на него глаз положила?
Я фыркнула.
— Нет, конечно. Просто не помню, чтобы ты хоть раз говорила, что у Стэна есть брат.
— Ну да. — По лицу ее скользнуло озабоченное выражение. — Говорить тут особо не о чем. Я его сперва особо и не замечала. Когда я к ним прихожу, его почти никогда не бывает. А если он дома, просто сидит в углу, читает себе, — при мысли об этом она вздрогнула, — папаша Стэна говорит, Артур на самом деле не Маккекни. Говорит, Маргарет, небось, взяла его у какой-нибудь жены бродячего лудильщика, с которой познакомилась у винного магазина. — Она снова принялась краситься. — Может, оно и вправду так, откуда мне знать. В смысле, он вообще не похож на Стэна.
— Так за что Стэн на него злится?
Мари покачала головой.
— Понятия не имею. И вообще, я тороплюсь. И так уже опаздываю.
Пока она наносила на лицо последние штрихи, я ее изучала. Симпатичной она не была, зато как старалась. К тому времени она успела три года проработать на сборочном конвейере и, хоть ни за что не созналась бы в этом, завидовала мне, что я нашла хорошую работу в банке. В ее понимании это означало, что у меня есть будущее. Ну как я могла ей объяснить, что будущее для меня значит меньше, чем она думает? Работа, действительно, была хорошая, все говорили, я радоваться должна; большинство девочек из семейств вроде моего остались без всяких перспектив, восемь часов на конвейере, и все. Люди всегда говорили: ну и повезло тебе. Как будто я выиграла в лотерею или что-то в этом роде.
— Куда вы идете-то? — спросила я.
Она встала, покрутилась.
— Без понятия. По-моему, у Стэна нету денег.
— Так, может, ему у Артура взаймы попросить? — Я мило улыбнулась.
— Ха-ха. Как смешно.
МАРИ никогда не одобряла меня и мой вкус, когда речь шла о романах. Можно, наверное, сказать, что я была посимпатичней ее с виду, а в школе учителя называли меня умницей, но ведь не секрет, что с парнями главное не внешность и не ум, а способность подавать нужные сигналы. Как раз перед тем я встречалась с парнем по имени Джек, но что-то у нас не сложилось, и я испытала странное облегчение, будто меня освободили от необходимости притворяться и дальше, пусть по мелочам, но времени на это уходило много. Мари всегда нравилось думать о любви; у нее уже в девять лет был друг, мальчик по имени Тони Росс, даривший ей открытки на Рождество и на день рождения. И потом, когда она подросла, все эти годы ей явно нравились мальчики, и она им нравилась, в основном, потому, что мальчикам нравится кому-то нравиться. Мари считала, что главный недостаток в парне — интеллект, а те немногие мальчики, которых приводила домой я, как минимум, умели написать свою фамилию и сложить два и два. Про Стэна утверждать определенно было трудно, и в этом крылась одна из причин, почему отец так рассердился на Мари спустя несколько дней после нашего знакомства с Артуром. Это произошло перед его уходом на завод, на смену.
— Из Стэна Маккекни никогда не выйдет ничего путного, — заявил он в своем привычном стиле, тихо, но безапелляционно. — Ни на одной работе подолгу не задерживается, деньги считать не умеет, все ему подавай за так. Придет время, он поймет, что никто его не обязан кормить. Держись от него подальше, слышишь меня?
Мари, кажется, искренне удивлялась всякий раз, когда про Стэна думали так плохо; все-таки, говорила обычно она, Маккекни — не самые плохие люди на районе, есть и гораздо хуже. Стэну не повезло: он потерял маму в нежном возрасте, а сестры избаловали его до предела. Папаша у него, по сути, был мерзавцем, это все знали, мерзавцем, любившим выпить, но Стэн старается, как может, у него большие планы. Ему просто нужно вырваться, и все. Конечно, грустно было слушать, когда она так говорила, и я вообще не знаю, насколько она сама во все это верила. Дело было в том, что она, выбрав Стэна, уже не могла пойти на попятный, даже если бы захотела. Ей не хотелось признавать, что она ошиблась; поддаваться на уговоры она не собиралась. Даже когда начали ходить слухи про Бобби Каррэна, она отказывалась верить, что Стэн имеет к этому отношение.
