Джон Бернсайд - Что-то вроде счастья
Она затянулась сигаретой — дымок и свет наступающего вечера сделали ее почти симпатичной, похожей на девушку из телешоу, ночью накануне побега, когда она все бросает — ее больше не будет в сценарии — и начинает новую жизнь в другом месте.
В тот год снег выпал рано: каприз природы, метель, прекрасная аномалия. Снег был вроде того, какой бывает в кино, белый, идеальный, глубокий, машины медленно двигались по белым дорогам, люди выходили по утрам из дому или останавливались на главной улице, посмотреть на свет. Какое-то время казалось, будто завода не существует: снег все падал и падал, белый на белое, белый на белое, и вокруг не было ничего серого, дымного, ничего запачканного, способного надолго оставить пятно. Было правда красиво. Люди входили в банк в пальто и перчатках, стряхивая снежинки с плеч и волос у двери, улыбаясь самим себе, повеселевшие от яркости дня. В каждом лице было видно что-то ребяческое, погребенная жизнь поднималась на поверхность, что-то светлое вокруг рта и глаз, по-детски милое. Все выглядели счастливее — или почти все. Стэн Маккекни счастлив не был. Я то и дело слышала об этом от Мари — всякие мелочи, приступы мрачности, угрозы, которые он бормотал, — но уже не обращала внимания. Просто все это выглядело смешно, когда вокруг столько снега и света.
Правда, снег лежал недолго. На смену ему пришло серое затишье, сплошной дым и доменный чугун. В общем, вот что я помню про тот день, когда Стэн Маккекни чуть не убил своего брата: как изменился свет, когда растаял снег. Такой день мог случиться только в городке вроде нашего: солнце светило ярко, даже пригревало, но в воздухе висела химическая дымка, свет, расплывчатый, припорошенный пылью, был нам знаком — еще бы, столько прожить в тени завода. Вот что я заметила в то утро, эту бледную дымку и слабый железистый запах, который превратился в привкус во рту: то ли ржавчины, то ли чего-то кладбищенского. Но в тот день чувствовалось и еще что-то, чего я раньше не знала. Если бы потребовалось это описать, я бы сказала так: ощущение того, каким тут все, наверное, было еще до нас, упрямая красота в наполнявшем деревья свете, ощущение земли вокруг нас, где похоронены мертвые и пасутся стада, и есть облака и столбики ограды, все это, бывшее тут прежде, смотрящее на нас как на отклонение от нормы, уродливую, но малоприметную складку в ткани вещей, несущественную на фоне большего.
Нападение произошло из-за Стэнова черного свитера. Так, во всяком случае, говорили потом, когда все было кончено: «Этот Стэн Маккекни, он своего брата чуть не убил, а все из-за какого-то свитера». Мари рассказала мне про этот свитер, когда мы обе собирались идти гулять. В тот день, после обеда, Артур взял у Стэна одеколон после бритья, потом надел новый черный свитер, купленный Стэном в прошлые выходные, хоть Стэн и говорил ему уже тысячу раз, что никому не разрешает прикасаться к своим вещам. Никто не знал, куда пошел Артур, но Стэн позвонил Мари и сказал ей, что хочет разобраться с этим раз и навсегда. Мари попыталась его успокоить, хоть и понимала, что это бессмысленно; Стэн, сказала она, уже которую неделю настраивается на крупную ссору, и она знает, что грядут неприятности. Никто не мог предсказать, насколько далеко зайдет дело, никому никогда не суждено было понять, как произошло то, что в конце концов произошло. Этому случаю предстояло стать очередной историей, которую люди рассказывают друг другу, очередным предостережением насчет Маккекни, семейства, в котором один брат способен избить другого ногами до беспамятства из-за свитера, взятого на вечер. Мари была так погружена в собственные переживания, что мои сборы даже не заметила. Потом, когда она закончила рассказывать, и я сказала ей, не переживай, все устаканится, она поняла, что я куда-то собираюсь.
— У тебя что, свидание? — выпалила она, не скрывая удивления.
Я засмеялась.
— Да не пугайся ты так, — сказала я.
— С кем?
— Не твое дело.
— О господи! — Она приложила руки к лицу. — Не с Артуром, нет?
Я посмотрела на нее. Говорила она серьезно, однако я видела по ее лицу, что переживает она не за меня — просто боится, как бы вся эта каша не заварилась еще сильнее. Я покачала головой.
— Не с ним, нет? — снова спросила она. — Очень надеюсь, что не с ним.
Меня подмывало ей сказать, что с ним, просто чтобы посмотреть, какой у нее будет вид, но я не стала. Просто опять покачала головой.
— Не говори ерунды, — сказала я.
Так или иначе, это было не настоящее свидание. Меня пригласил один человек из банка, высокий, худой, по имени Питер, работавший в бизнес-отделе и в международном. Он был немного старше меня, но мне было скучно, я удивилась, когда он меня пригласил, и согласилась выпить с ним в «Соколе», еще не успев сообразить, что происходит. Так оно бывает на работе. Все эти служебные романы начинаются от скуки, от желания, чтобы что-то произошло и сломало однообразие. Тот вечер, как показали события, оказался достаточно однообразным, и я начала сожалеть о своей ошибке задолго до того, как в бар вошел Артур и встал у стойки, ожидая, пока его обслужат. Он был один, приоделся в Стэнов черный свитер и зеленоватые брюки; может, у него встреча с кем-нибудь, может, просто вышел поглядеть, что происходит. В одном я была уверена — он пришел не на свидание с Хелен Уолш. Сидя и слушая, как Питер распространяется про свои планы на будущее, я наблюдала, как Артур заказал себе пива с лимонадом, и в голову мне пришло, что я его, по сути, совсем не знаю. Я сказала себе, что не следует вмешиваться в его распри со Стэном, что не мое это, в общем-то, дело, но мне скучно было слушать о планах Питера на будущее, и я была рада любому предлогу отделаться от него, пусть хотя бы на пару минут. Когда я сказала Питеру, что мне надо кое с кем поговорить, он как будто не возражал. «Семейные дела», — сказала я в порядке объяснения. Он лишь кивнул и отхлебнул пива. Может, ему со мной тоже было скучно.
Артур не видел, как я подошла. Он и когда вошел, меня не заметил, а может, заметил, но не хотел, чтобы я это поняла. Когда он наконец повернул голову и увидел меня, я поняла, что совершаю ошибку. Но возвращаться было уже поздно. Я бросила на него серьезный взгляд.
— Хороший свитер, — сказала я.
Он поставил стакан на стойку и посмотрел на меня. Он знал, кто я такая, но удивился, что я с ним заговорила.
— Спасибо, — сказал он. — Это не мой. Я на вечер одолжил.
— Тебе идет, — сказала я.
— Спасибо.
— Знаешь, тебя Стэн ищет, — сказала я.
Чем скорее скажу, что должна сказать, подумала я, тем скорее мы сможем разойтись.
Вид у него сделался озадаченный.
— То есть? — переспросил он. Но стоило ему открыть рот, как он понял, о чем я. Он покачал головой. — Да нет, — сказал он.
— Правда, — сказала я. — Он уже давно что-то замышляет.
Я чувствовала себя идиоткой: говорю, как персонаж из мыльной оперы. Ну что я тут стою? Все это не мое дело. Я обернулась, бросила взгляд на Питера. Он подошел к игральному автомату, сыграть. Я снова повернулась к Артуру.
— Это не мое дело, — сказала я. — Просто подумала, тебе надо знать.
— Ты ничего не понимаешь, — сказал он. — Стэн мой брат. — Он вгляделся в мое лицо. — Мы же братья, — сказал он.
— Знаю, — сказала я.
Я хотела еще что-то сказать, но не могла придумать, что.
На миг мне показалось, будто Артур вот-вот рассмеется; потом, словно впервые заметив меня, словно я была какой-то головоломкой, а он уже много недель подбирал ключи к разгадке и только что разгадал ее, он посмотрел на меня — серьезно, едва ли не озабоченно.
— Все нормально, — сказал он. — Я понимаю, ты хотела как лучше, только Стэн — мой брат. Он знает, что я ему ничего плохого не сделаю.
Тут бы мне и отстать от него. Это было бы разумно. Не знаю, зачем я решила продолжать.
— Вряд ли, — сказала я. — Он как раз сейчас тебя ищет.
Он мягко улыбнулся.
— Откуда ты знаешь? — спросил он.
— Мне сестра сказала.
МНЕ стало прямо-таки стыдно за собственные слова, как будто я маленькая и рассказываю сказки. Я понимала, что дело безнадежное, мне хотелось прекратить разговоры, просто взять его за руку и отвести куда-нибудь, в тень, где спокойно, туда, к «двадцатидвушке», где можно спрятаться под водой, пока не минет опасность.
— А… — Он наклонился ко мне, и свет немножко сдвинулся на его лице — оптический эффект, — от чего оно стало казаться мягче, не таким резко очерченным. — Вы с Мари сестры.
Я кивнула. На миг мне показалось, будто до него дошло — будто мое родство с Мари убедило его, что я знаю, о чем говорю. На миг он опустил голову и уставился на пол, а я подумала, он думает о том, что я сказала. На миг он, может, и правда об этом задумался. Понятия не имею, что крутилось у него в голове в ту минуту, но когда она прошла, я увидела, что он смотрит на меня, опять улыбается, едва заметно покачивая головой.
