Яков Цивьян - Специальность – хирург
Вот в костной ткани тел позвонков появилось зыбление – это верный признак того, что от просвета позвоночного канала меня отделяет очень тонкая прослойка кости. Удваиваю осторожность. «Шаги» мои в ране становятся совсем маленькими, настолько маленькими, что миллиметровые по сравнению с ними кажутся гигантскими.
Вот, наконец, на небольшом пространстве мне удалось разрушить переднюю стенку канала и вскрыть его просвет.
Как я и предполагал, вместо свободно смещаемой твердой мозговой оболочки на моем пути встала неподвижная стенка из рубцовой ткани, то, что в нашей специальности называется рубцовым эпидуритом. Это значит, что рубцовая ткань, проникшая в просвет позвоночного канала в результате бывшей ламинэктомии, прочно сковала все внутриканальные образования в единый конгломерат. В этот конгломерат впаяны и спинномозговые корешки, которые надлежит освободить и выручить из рубцового плена. Может быть, обретя свободу, эти корешки начнут выполнять положенную им работу. А применительно к Анатолию – это если не восстановление, то во всяком случае улучшение работы ног, мочевого пузыря и прочих органов малого таза.
А как это важно для него.
Осторожно иссекаю рубцы. Твердая мозговая оболочка тоже утолщена и изменена. Рассекаю ее и подлежащие оболочки. Корешки «конского хвоста» перепутаны и спаяны между собой. Очень тщательно разъединяю сращения, иссекаю рубцы – «причесываю» «конский хвост». Тщательно удаляю выступающие части сместившихся позвонков, которые сдавливали спинномозговые корешки. Они теперь лежат свободно и не сдавливаются, хотя смещение позвонков и не устранено. Мною как бы сформирован новый позвоночный канал, который на уровне бывшего повреждения более широк за счет удаления выступавших краев сместившихся позвонков. Спереди укладываю костный саженец, который прочно будет удерживать сместившиеся позвонки. Это все, что я мог сделать. Большего сделать невозможно…
Рана зашита.
Операция закончена…
Период после операции Анатолий провел хорошо. Не возникло каких-либо осложнений. Он довольно быстро справлялся с последствиями бывшего оперативного вмешательства.
Обрадовало меня то, что сразу же по выходе из наркозного сна Анатолий отметил, что привычные болевые ощущения в ногах как-то изменились. Они приняли другой характер.
А на третьи сутки боли резко усилились… Большие дозы обезболивающих и наркотических средств в незначительной мере снижали их интенсивность.
Анатолий очень страдал. Он забывался на короткое время, а затем вновь изнывал от болей.
Делалось все для того, чтобы уменьшить страдания Анатолия.
Как это звучит ни парадоксально, я радовался случившемуся. Я знал, что усиление болей – благоприятный прогностический признак, свидетельствующий о сдвигах в функции спинного мозга, говорящий о том, что должна улучшиться деятельность спинного мозга.
Многократно я наблюдал, как у пациентов с нарушением проводимости спинного мозга после операции восстановление его деятельности сопровождалось периодом появления, если их не было до операции, или усиления болей.
Я терпеливо ждал и надеялся… Верил, что у Анатолия улучшится деятельность спинного мозга… А вот в какой степени? – этого я не знал.
Наряду с обезболивающими и снотворными Анатолий получал целый комплекс лечебных процедур, которые должны были облегчить спинному мозгу Анатолия возвращение к нормальной деятельности…
Мои надежды оправдались. Постепенно боли у Анатолия стали затухать – их интенсивность значительно уменьшилась. Вскоре появились «светлые промежутки» – промежутки без болей. Вначале они были кратковременными, а затем постепенно увеличивались. Наконец, наступило время, когда в течение целой ночи у Анатолия не было болей. Он был счастлив. Был счастлив вместе с ним и я. К концу восьмой недели после операции боли оставили Анатолия…
Примерно к этому же сроку стало совершенно очевидно, что улучшилась и деятельность тазовых органов. Увеличился объем движений в ногах. Окрепли мышцы ног. Увеличилась их сила.
По мере улучшения физического состояния Анатолия менялся и его духовный облик. Ушли в прошлое его негативизм и замкнутость. Исчезли скепсис и недоверие. С удивлением и радостью я наблюдал, как передо мной появляется совершенно новый, духовно обогащенный человек, обретающий вновь радости жизни, человек, выстрадавший эти радости…
На сто двадцать первый день после операции Анатолий встал на костыли. Несмотря на большой корсет, тяжелый и неудобный, Анатолий довольно сносно передвигался, во всяком случае значительно лучше, чем до операции.
Я отпустил Анатолия домой на шесть месяцев. По истечении этого времени Анатолий вновь вернулся в клинику. Обследование показало, что в состоянии его произошло значительное улучшение.
Анатолий уверенно шел к выздоровлению…
Прошло четыре года. Однажды утром мне позвонили из пропускника, что меня ждет какой-то молодой человек.
Я спустился вниз и увидел молодого, стройного, изящно одетого мужчину, который бросился мне навстречу. И я узнал Анатолия…
Он уже много лет здоров. Работает. Он глава семьи. Имеет любящую жену и сына…
Ну, а Эберхард и Брунгильда?
И у них все хорошо. Они приезжали ко мне показаться и «похвастать» своими успехами.
Эберхард опять большой, сильный, добрый великан из сказок детства. У него чудесная, обаятельная улыбка, румянец и ямочки на щеках.
Он опять работает бурильщиком…
И Брунгильда счастлива с ним…
…А жизнь идет дальше… Новые пациенты. Новые заботы. Новые тревоги. Новые радости. Такова моя работа. Она продолжается. Она не стоит на месте. Она развивается и совершенствуется.
Совершенствование и развитие моей работы крайне необходимо моим пациентам. Еще больше оно необходимо для того, чтобы моих пациентов было как можно меньше.
Многое сделано и делается для улучшения результатов моей работы.
То, что в относительно недалеком прошлом казалось неосуществимой фантазией, сегодня становится повседневной реальностью. То, что не делалось вчера, делается сегодня. То, что было загадочным и необъяснимым, сегодня разгадано и объяснено.
Многого достигла наша наука. Все это и позволило моей работе стать более осмысленной, более содержательной, более эффективной. А это значит, что многие мои пациенты, которых еще вчера я не мог избавить от их болезней и недугов, которые считались неизлечимыми, сегодня надежно излечиваются от своих болезней и становятся полноценными людьми.
И все же не все еще мы знаем. Еще не все умеем. Не все можем. А наше неумение и незнание – это неустраненные пороки и дефекты человеческого тела, это неисправленные деформации его, это нераспознанные и неизлеченные болезни, это беды и горе людей.
