Валерий Пудов - Приключения Трупа
По-своему продолжают научные поиски, предпринятые героем романа (или автором?), ученые из академии. С помощью мертвого тела они обнаружили «чудотворную величину», образующую «порог из ничего в никуда». Затем открыли частицу, и «не такую-сякую-лядащую, а живую и летящую…». Потом «сели и усмотрели для потомков закон вечности» и описали свойства того, «кто живет до бесконечности», После этого произвели исторический запуск космического корабля с покойником на борту: «Впервые на орбите — трупоноситель». И, наконец, предложили новый способ воспроизводства людей: «Дохляк — …не рефлекс», но «на нем, как на почве, прочие растут. Днем и ночью тут — секс».
Все эти академические подвиги напоминают пророческую догадку героя романа, сделанную им при жизни: «Дыши в смерть, и она разворошит круговерть».
Несмотря на то, что автор явно посмеивается над своим героем, в отношении к смерти у них немало общего. Более того, в последней главе автор туманно намекает на возможность слияния героя и сочинителя «Приключений Трупа» в одном лице. И хотя он признает, что «покойники — не писатели», потому что «не вспоминатели» прошлого, тут же уточняет, что «писатели — покойники, потому что — предсказатели» будущего.
Несомненно, «Приключения Трупа» — масштабное зеркало современной жизни. Но автору этого мало — он пытается остановить время и обрисовать такие события, которые были и будут всегда, пока на свете существуют люди и …покойники. Неспроста покойник-автор пишет: «должна быть справка, что меня хоронят сто лет, и другая… — что две тысячи». Он словно ищет секретный рецепт: как умирать и снова оживать на своих похоронах.
Этот секрет, похоже, заключается в его ключевой аксиоме: «Только Труп живет вечно». Он как бы приглашает: хотите жить долго — станьте трупом!
Что это? Просто парадокс? Или отказ от надежды на продолжение жизни? Или тот же спасительный намек человечеству: вживите мертвецу вечный движок, и он будет не только плясать на конкурсе красоты, но и писать романы?
Шутит автор или нет, но, возможно, его загадки, открытия и изобретения пригодятся конструкторам будущего не только своим весельем.
* * *Новаторский дух «Приключений Трупа» в полной мере проявился и в форме этого произведения.
По своему жанру «Приключения Трупа» — затейливая смесь плутовского романа, сатирической сказки, философской притчи, исторической хроники и народного эпоса, Кроме того, книга изобилует вставными миниатюрами. Здесь и любовная песня солдат, и образцы надмогильных надписей, и детективные истории, и обрядные заклинания, и «страшилки», и многое другое, в том числе и виртуозное стихотворение о памятнике, восходящее к известному образцу. Книга также пестрит пословицами, поговорками и афоризмами, которые только с виду кажутся знакомыми, а на самом деле все они — ловкие авторские переделки, новые творения из старого материала.
Таким образом, в целом «Приключения Трупа» — бурный и многослойный художественный поток.
Тон повествованию задает, конечно же, стихия народной речи. Роман открывается обилием традиционных образов, присказок и шуток. На этой волне и Труп быстро вырастает из отставного чудака-вояки в подлинно былинного героя, перед которым бессильны и земля, и вода, и лес, и люди, и техника, и, наконец, сама смерть.
Переливы стиля уводят автора от старины к современности, но озорная народная жилка упорно бьется и в новаторских изысках автора. И неспроста роман заканчивается очередной веселой байкой, венчающей хитроумную попытку авторского самоанализа.
Справедливости ради нужно отметить, что в разудалом настрое автор не избежал спешки. Иногда он сбивается с ритма, обрывает себя на полуслове, резко меняет палитру красок и от ярких сцен и образов переходит к скороговорке или вдруг рассказывает еще одну жуткую историю о покойниках, мало связанную с нитью повествования. Создается впечатление, что цель автора — не произведение-бриллиант, а небрежно сколоченная шкатулка, в которой бриллианты рассыпаны как попало.
Несомненно, это стиль нашей эпохи — стиль изобилия, которому тесна даже изящная упаковка, если в ней не зияют дыры, впускающие дух уличной вольницы.
В то же время «Приключения Трупа» обладают своим оригинальным стилем. Не зря говорится, что новое рождается от смешения старого. Именно таким скрещиванием и выводит автор свое ветвистое литературное дерево.
Образная система романа многоцветна и пронзительна. Начиная рассказ лубочной картинкой, автор постепенно разворачивает палитру и завершает роман монументальными полотнами, в которых любые краски кажутся уместными.
В стремительном беге сюжета сцены и герои предстают узорами калейдоскопа. Их движение увлекательно и непредсказуемо. С виду они просты и красноречивы, но по сути — обманчивы и многозначны.
Сам главный герой, будучи покойником, служит скорее символом жизни, духом познания, творцом новизны. В омертвелом мире, как бы говорит автор, даже труп может оказаться живым или, по меньшей мере, живее нас с вами.
Мертвое тело выступает перед нами в роли живого человека, предмета утвари, детали обстановки, орудия труда и даже машины. Лицо героя романа стирается от перемен, и символично, что сначала его ищут по приметам, а затем, наоборот, радуются, что он помолодел и стал не похож на себя — людям нужно, чтобы он играл свою роль, а лицо теряет свое значение.
Таким образом Труп героически заменяет любого на любом месте, и не беда, что он — мертвец, зато удобнее живого, ведь трупы становятся неотличимыми и взаимозаменяемыми куклами: «Для всех утех и кручин мертвец наконец один!».
«Маленький человек», традиционный герой русской литературы, входит в новый век в образе безликого, но вездесущего, а порой и всемогущего, покойника, и в таком виде он действительно воплощает мечту мертвецов всех времен и народов — быть «живее всех живых»!
Под стать гротескному герою и другие образы романа.
Это и соседи, которые постоянно рифмуются с медведями, и кажется, что просто ради красного словца, а потом вдруг приходят медведи и пожирают трупы, и понимаешь, что все заботы соседей о Трупе — из того же ряда.
Это и жена покойного, физически перелюбившая и мужчин, и женщин, и зверей, и насекомых, и стрелку реостата, прежде чем сочеталась браком с мертвым телом.
Это и пророческие архитектурные фантазии автора, создающего целые города-мемориалы для мертвых.
Это и не виданная в истории военного дела победная атака, в которой участвуют только трупы.
Это и ужасающий приход трупа к власти.
Набор выразительных средств романа огромен.
Выдумкой автора окрашены идеи, события, лица. От острой всеядности писателя не отстает и его язык. Каскад оригинальных метафор, сравнений, фразеологизмов, шуток и прибауток обрушивается на читателя безостановочно. В словесной ткани романа органично переплетаются различные лексические пласты — литературная, разговорная и народно-поэтическая речь, профессиональные и уличные жаргоны. Гибкая интонация повествователя позволяет ему тонко лавировать в многоголосом хоре языков и помогает создавать свой, неповторимый и многоцветный языковой мир.
Без сомнения, «Приключения Трупа» — кладезь современного русского языка, а художественные особенности романа еще долго будут образцом и предметом изучения.
* * *Одним из главных художественных достижений автора является рифмизация прозы.
Читатель, держащий в руках эту книгу, стал свидетелем исторического события, настоящей революции в литературе.
«Приключения Трупа» — первое в мире произведение, написанное рифмованной прозой.
Похоже, что все слова этого шедевра зарифмованы!
Такой труднейшей задачи никогда не решали даже лучшие поэты, и даже в рамках одного стихотворения.
А ведь «Приключения Трупа» — труд в сотни страниц!
И автор скромно называет его не поэмой, а прозаическим сочинением.
Зачем он совершил этот, прямо скажем, подвиг?
Намеки на ответ можно найти в последней главе книги.
Поэзия, по автору, труп: в ее стеснительном ритме мало свободы, а красавица-рифма объявлена тому виной и изгоняется.
Проза — тоже труп, но в ней искусство умирает, наоборот, от вседозволенности: «ни материала, ни сюжета, и за это — ни свода».
Чтобы оживить художественную литературу, автор отказывается от тесной поэтической строфы, но берет — спасает! — из нее рифму, которую запускает в прозу, сгущая ее ритм и тембр и тем самым укрепляя расшатавшееся здание.
В результате «под сводами рифмы свободные ритмы» образуют новый храм искусства, симбиоз поэзии с прозой, лишенный их хронических болезней.
Обычно говорят, что из прозы можно выкинуть любое слово и предложение — и ничего не изменится, а из стихотворения выбросишь слово, фразу — всё разрушится.
