Валерий Пудов - Приключения Трупа
— Не вы ли объясняли вначале судьям, что трупам среди людей лучше, чем среди трупов — людям? Забыли? А под уступом побеждали? А впереди идей бежали? А совсем из кучи земли в короли перекупов попали? А в богатые депутаты, в новаторы и диктаторы? Живьём о том и не помышляли! А сейчас? Пожелали прикрас? Ваша жизня — каша слизня. А на пьедестале вы — без труда правы и навсегда в славе, оправе и мемориале. Мечтали о вечности сполна? О бесконечности? Волна не из простых! Но она — не для живых!
Накал речей нарастал, и Труп сильней потрепал чуб, но — не отступал, а в ответ сказал:
— Нет!
18.— Я, — прокричал, — уже не тот идиот, что в дележе крал, а из вранья создавал капитал. Я не хочу умирать опять. Не по плечу мертвецкая кровать. А молодецкую стать — не раскручу. Посмертная слава — несметная отрава: мои заветы переправлены писаками, бои представлены драками, а портреты и статуи неизвестных с моим именем повсеместно захватывают власть, и страсть чужим бивнем попасть в анналы веков стала штурвалом для дураков. Надежды на вечные одежды — конечные. Память — что пажить: тропами затоптана, копнами прихлопнута. Моё учение — не глупо, но опасно: народ — сброд, старьё ежечасно берет своё, а приключения Трупа — ужасны. Но они обречены на успех. У всех на уме — одни мертвецы, а молодцы — в чуме войны и в тюрьме. Угрюмо думать о гнилых — мода, а поднимать рать живых — страдать без исхода. Свобода тупо размножать трупы — покров для группы дельцов. И урок — суров и не впрок. Живой мертвеца бьёт, не глядя, ухватом, а гнилой урод без конца орёт благим матом: «Поладим с братом!». Кому — смерть, а кому — круговерть? И почему? Вашему — в голову, нашему — здорово! Кого схоронили, того и подлечили: на могиле его оживили! Но не коровья лепёшка — прелестница, а от здоровья без оплошки не лечатся. В мире, где гной отутюжен везде, нужен один живой гражданин: и не в квартире, а в езде. И таким буду я: живым чудом бытия. Буду прыть разносить повсюду без коромысла и смысла. И водить — что дышло: туда поверну страну, куда бы из худа вышла!
19.Речь Трупа о думах и былом не сожгла дотла угрюмую группу за столом.
Зато жатву дала вволю — что поле под серпом:
— Клятва скупа — течь из пупа!
— От покойников мёрзлых — привет, а разбойника и в мёртвых нет!
— В трели воронья не верьте: от вранья — окно темно. Обманщик делит раньше смерти то перо, а то ребро. А добро — что нутро: своё — одно, ничьё — черно!
— Покойник — шулер: умер во вторник, а стали гроб тесать, сгрёб печали в одну кладь — да и ну плясать!
Обсудили доклад и заключили:
— Не простофиля, а гад! Поёт — ложь невпроворот, а убьёшь — оживёт!
Предупредили:
— Не замай рассказом!
И без приказа скосили урожай тазом по глазу.
И кайло — не помогло.
А схватили — скрутили и сразу осудили:
— Не дебил, а из ловчил: учил, что главное — оставить славную память. А получил, завопил, мертвяк, как живой: отбой! Но смерть — не игра, а твердь. Откат назад — никакой! Пора — на покой!
Разъяснили ему, не грубя, чистую истину:
— На дому тебя — забыли, а в тюрьму, под амнистию — ни к чему. И там, и там — жильё, а твоё продолжение написано на рыле — бесчисленно сутулиться в могиле. Ступай без следа, а куда, выбирай сам: на улицу, в сарай, в хлам, в толпу, на тропу забвения и суеты. Ты — мемориал, а оживал — не ты. Скорбя, даём совет: живьём тебя — нет. А прыткий — что ж: попадёшь под пытки. А не хошь — не трожь!
Так пригрозили немного — и без драк проводили на дорогу.
Проходили строго — в ногу.
Удалили — без признака усилий: как призрака, в силе не уверенного.
И отпустили — растерянного.
А потом — засеменили в дом, и за столом пили — за расстрелянного.
20.На том и дело с концом, и тело — с венцом.
Надоело всем — с тем мертвецом!
Он, конечно, вечный сон: возвращался к безучастным, мерещился прелестницам, мнился убийцам, казался массам.
Чудил у могил, ворошил настил, разрушал пьедестал, растаскивал статуи, в огрызки разносил обелиски, окисью белил оттиски и слабо корябал на стёртых в поте колоннадах стих:
«Живёте для мертвых, а надо — для живых!»
Но затих!
Стрелами из огня палил по небу — просил снова:
— Сделайте что-нибудь для меня живого!
Явил обмороки — на окрики ли, от потери ли сил.
Но в оборотня ни дня не верили: был постыл.
И не быдло, а настобрыдло!
Раздавленное им — восстанавливали, утраченное с ним — переиначивали.
А сообщали досадующие, что привидение на кладбищах шебутит — опровергали: «Убит».
И обращали сомнение в стыд: «Гранит — стоит».
Бывало, то там, то здесь играла по углам спесь и в новой образцовой могиле хоронили его и говорили, что самого, а сам прибегал и учинял скандал и доказывал неназванным героям, что для поучения глупых подстроил приключения трупа с норовом, которого и не было, и не с неба зло, кричал, пришло, а от вас, для того и рассказ, и кстати, объяснял, от гордых гордым ничего и не надо, оставьте мёртвых мёртвым без парада, сожгите в свете и развейте в сите гнилых и живите для живых, и чтобы, рычал, ни гроба, ни места, ни жеста кручины никому, да и помины, добавлял, ни к чему, а вечную память прибавить не нам, не корчам в порче, а бесконечным и прочным делам.
Но подобный утробный срам не доводил пыл до драм.
Свидетели не плутали петлями, а подтверждали, что и в могиле хоронили не того, кого прославляли, а другого, и едва ли снова придёт в народ тот, чей прах — в гробах, страх — в сердцах людей, а лик проник на сто портретов и постаментов, что заметны на углах площадей.
Порой случалась шалость: живой нахал вылезал из гроба на похоронах или выползал из-под настила могилы — и предвещал от злобы крах:
— Исчезну в бездну смерти — не верьте. Нельзя схоронить живое, грозя удавить покоем прыть. Нельзя с покойником рядом жить, с поборником смрада — творить. Без меня — стой! Я — живой!
Но и тогда в ритуале ничего не изменялось, а свидетели всегда повторяли, что ярость показалась и никого не заметили.
И потом забывали обо всём.
И поделом.
Надоело всем — с тем мертвецом!
XL. СКАЗКА С НАТАСКОЙ
Описать приключения мертвеца — задача не для юнца.
Сочинять без терпения и опыта — неудачные хлопоты.
Но лучше других понять мертвечину в куче живых дел под стать гражданину без личины — из неживых тел: ему — одному.
Самому!
Вот бы безгробный супермен навертел бесподобных сцен!
А в заключение похождений удальца преподнёс бы сомнения и просьбы творца.
Я, напечатал бы, счастлив был.
Не тая к себе пиетета, строчил о борьбе поэта.
Но кстати ли хроники?
Покойники — не писатели. Не вспоминатели!
Я где-то невнимателен.
Писатели — покойники. Предсказатели!
Я пишу, как курю анашу, мак. Я не зря зрю зарю. Я — маг: и дуря творю, и творя дурю. Моя колея — зигзаг.
Я не знаю, не я ли тот самый Труп, что глуп едва ли, но упрямо идёт по краю морали.
Прославляю, любя, его или себя самого?
Память храню на плаву или зову к огню?
Пламя разжигаю к чести или погашаю страсти?
Или защищаю лестью? В дыме подползаю к власти?
Труп ли я забияка? Глуп ли, шаля, писака?
Я ли не он? Он ли не я? Вмяли в меня? Воли лишен?
Головорез или исчез? Перелив пыли или жив?
А если жив, кто меня защитит от огня мести паразитов и поместит в гранит? Или в сто гранитов?
А если я — Труп, где песни и медь труб?
Моя слава, ведь, лава везде и всегда. Да!
Нужна явка и прыть! И коня в загоне — нет!
Должна быть справка, что меня хоронят сто лет.
И другая — знаю, по молве идучи — что две тысячи.
Значит, не эксперименты на кляче? И номер — удачен?
Помер — и оживу. И во рву аплодисменты сорву в придачу.
Мертвечина — молодчина! Повсюду — причуды!
А сколько куп!
А народ — беспечный.
Только Труп живет вечно.
2.Сказка о Трупе — встряска с натаской.
Для мертвецов — огласка, для дельцов — материал и завязка начал и концов.
Что дружно обнаружено, то — нужно и заслуженно.
Но для кого и для чего?
Герой — спесив и горд, но — ни жив, ни мертв.
Эскорт — простой, но — стыдлив.
Настрой — в застой: пыль — в перелив.
Но стиль — красив.
А о чём поём?
Порошок круговерти — мать всего: в срок не загнать.
Хорошо за смертью его посылать!
Что не умрёт, то разродится: частица забот перейдёт на лица.
Наоборот, род — граница: что не родится, то не умрёт.
Голым рождён на поклон, голым и погребён — но закон не писан весёлым и крысам.
Шутник — озорник, а покойник — невольник: сил не собрать и на номер, но пошутил — и опять помер.
Прыть — не у дел: сильней — сеть.
Жить не умел — сумей умереть.
