Майкл ОДвайер - Утопая в беспредельном депрессняке
— Ага.
— А когда убиваешь кого-нибудь? — Мне очень важно было получить его ответ на этот вопрос, чтобы понять, действительно ли он совершил все эти убийства? Мне надо было это знать, иначе… иначе…
— Ну, что до убийства, — ответил он, — то это, наверное, волнующее ощущение. Самое острое, какое может быть.
Он уклонился от прямого ответа. Из него получится выдающийся политик. Не дай бог, это случится на самом деле — мир будет в опасности.
— Бобби, ты ненормальный.
— Может, да, а может, и нет. Смотря что считать нормальным. Зависит от того, есть Бог или нет, веришь ты в него или нет, существует ли загробная жизнь и потянут ли нас к ответу в судный день, как обещают?
Он говорил это вполне серьезно. Он и вправду так считал. Он обдумал это все и пришел к собственным неутешительным выводам.
— А ты считаешь, что Бога не существует?
— Да, считаю, все это выдумки.
Я ему не поверил.
— И ты хотел бы убить кого-нибудь? Просто ради острого ощущения?
— Да. А ты никогда не задумывался над тем, что ощущаешь, лишая кого-нибудь жизни? Нет? Тогда я, может быть, действительно ненормальный.
— Тебя следовало бы пристрелить, как бешеную собаку.
— Когда-нибудь кто-нибудь пристрелит. Я очень на это надеюсь. Это будет самым острым из всех отпущенных мне ощущений. Чувствовать собственную смерть во всех ее захватывающих деталях.
— Почему бы тебе в таком случае не оказать человечеству услугу и не покончить с собой?
— Потому что сначала я должен убить тебя.
О боже, опять он за старое.
— Зачем?
— Потому что я хочу, чтобы ты, когда я умру, встретил меня на том свете.
Господи помилуй!
Экзамены прошли без каких-либо чрезвычайных происшествий, чего никак нельзя было сказать о нашей домашней жизни. Благодаря усилиям Марка и Ребекки я должен был стать дядей. Дядя Алекс. Мне нравилось, как это звучит.
После того как Марк бросил Ребекку, Хелена уговорила ее вернуться домой. Ее бунт был скорее всего чисто символическим жестом. Свобода или обеспеченная жизнь? Не такой уж трудный выбор для беременной женщины, только что закончившей колледж, не имеющей работы и находящейся на мели.
Пережив первоначальный шок, Винсент и Хелена готовились стать дедушкой и бабушкой с таким же нетерпением, с каким утки, истосковавшиеся по воде, бросаются к пруду. Ребекка относилась к своему материнству гораздо спокойнее. Впрочем, ей и не о чем было особенно беспокоиться. Ей отвели в качестве отдельной квартиры весь нижний этаж.
Этим летом мы все — сестра Макмерфи, Ребекка, Бобби и я — очень много времени посвятили обустройству своих жилищ. Все переоборудовалось в соответствии с потребностями Ребекки. Бобби хотел покрасить нашу комнату в черный цвет. Мало того, он и мебель хотел черную. А я предпочитал, чтобы все было белое — и потолок, и стены. И как можно меньше мебели. Мне нравится, когда много пространства.
Мы подрались.
Затем достигли компромисса.
Я получил белые стены и потолок, он свою черную мебель. От ковра на полу мы отказались. У меня был свой шкаф с книгами — Ирвинг, Апдайк, Бёрджесс. У Бобби был шкаф с видеокассетами — Аль Пачино, Де Ниро, Николсон. Кроме того, в мое распоряжение была предоставлена маленькая фотолаборатория. Последние два года Гектор давал мне уроки фотографии, когда у него было время, и мне даже понравилось это дело. У Гектора тоже была своя каморка, он постоянно держал ее на замке и никого туда не пускал.
Никогда.
Чем ближе подходило 10 августа, когда Ребекка, согласно расчетам, должна была родить, тем чаще мне вспоминались мои родители. Эти воспоминания, какими бы они ни были смутными, завладели мной целиком, как и их фотографии. Вечерами я доставал фотографии Виски и Элизабет из сундука и разглядывал их. Я вспоминал, как я спал раньше в этом сундуке в окружении их фантастических миров и как мне было уютно и спокойно. В последнее время я не испытывал ничего подобного. Я уже не мог спать в сундуке — слишком вырос. Я с трудом помещался в нем сидя, скрючившись и прижав колени к подбородку. При этом вместо прежнего спокойствия и уверенности я чувствовал себя несчастным. Когда я перерос сундук, мои проблемы тоже выросли и мне было с ними не справиться. Никогда еще мне не было так одиноко.
Примерно в это же время родители стали сниться мне, причем это были нехорошие сны. Раньше я представлял себе, как они падают навстречу своей смерти, обнявшись, и думал, что они счастливы — хотя бы оттого, что умирают вместе. Но сны тревожили меня, порождали сомнения, я не был уверен, что они теперь вместе, потому что не был больше уверен, а есть ли на самом деле загробная жизнь? Я очень хотел, чтобы они были счастливы и скучали по мне. И больше всего мне хотелось чувствовать уверенность в том, что они оберегают меня.
Но если бы они оберегали меня, как могли произойти со мной все эти злоключения?
Из-за снов мне было только хуже.
Всю жизнь я старался держаться подальше от моря. Я не хотел его видеть и даже плавать не научился. А в снах я был под водой, я тонул, но вместе с тем и не тонул, ловил ртом воздух, но вроде бы и не нуждался в нем. Все это было как-то противоестественно. А перед тем, как проснуться, я всегда видел Виски, стоявшего на краю бездонной пропасти посреди бушующего огня. Перед ним через пустоту был перекинут мост, а на другом его конце стояла Элизабет.
Я видел, как Виски вырывается из огня целый и невредимый и бежит по мосту к Элизабет. А затем вдруг его тело изгибалось и что-то тащило его назад, в огонь. Снова, и снова, и снова он пытался добежать до нее, но всякий раз опять оказывался в огне.
Я просыпался в поту, меня трясло. Я хотел понять, почему мне снится такое. После этого я лежал без сна до тех пор, пока солнечные лучи не начинали пронизывать рассветное небо.
3 сентября 1987 года
«Ч» — Чей ребенок?
Элизабет Виктория де Марко весила чуть меньше семи фунтов. Как Ребекке удалось выпихнуть ее на белый свет, я, честно говоря, не представляю.
Очевидно, кто-то из друзей Марка по колледжу сообщил ему об этом событии, потому что не прошло и двух недель, как он появился на пороге нашего дома. Марку повезло — его встретила одна Хелена. Винсент не вылезал из своей студии, так как у него возникла заминка с новой картиной. Все очень хорошо знали, что это значит: Винсент не в духе. Правда, с годами перепады его настроения стали не столь резкими, как прежде, возраст подорвал его способность метать громы и молнии.
С этой стороны, как я уже сказал, Марку повезло. Чего нельзя было сказать о других сторонах.
— Я Марк Хегарти, — робко представился он в дверях.
— Ребекка именно таким вас и описывала, — сказала Хелена. — Входите.
Она провела его в гостиную, где он со смущенным видом присел на краешек дивана. Хелена предложила ему чай с печеньем.
— Как Ребекка? — решился он спросить.
— Замечательно.
— Я хотел бы увидеть ее.
— Неужели? Вы смылись после того, как она забеременела от вас, а теперь вы хотите увидеть ее? Вы бросили ее в тот момент, когда больше всего были нужны ей, и являетесь сюда как ни в чем не бывало! — кипятилась Хелена.
Если Хелена рассчитывала устрашить его Божьей карой, как какого-нибудь Стива, и заставить его плясать под ее дудку, то ее ждало разочарование. Марк был мужчиной с характером, причем достаточно упругим, чтобы не ломаться при нажиме. Наверное, он думал, что совершенно не обязательно тыкать его носом в прошлые грехи, — и кто бросил бы в него камень за это? Он сидел и вежливо слушал Хелену, слегка наклонив голову к плечу.
Затем он сказал то, ради чего пришел:
— Я тут ни при чем.
— Вы хотите сказать, что это было непорочное зачатие?
— Нет, я хочу сказать, что это не мой ребенок.
Я никогда не спал с Ребеккой.
— Что?!
— Я люблю ее, но это не мой ребенок.
— А чей же это ребенок? — взорвалась Хелена.
— Я не знаю. Честное слово. Знаю только, что не мой.
— Вы ни разу не спали с ней?
— Нет.
— Хорошо. Пройдемте.
Хелена, как набирающий силу смерч, пронеслась по дому к комнатам Ребекки. Марк плелся следом. Когда Хелена начала колотить в дверь, Марк стоял рядом, опустив голову.
Дверь чуть приоткрылась.
— Что ему надо? Я не хочу его видеть. Между нами все кончено, — крикнула Ребекка в щель.
Она только что вылезла из-под душа, и на лице у нее было недвусмысленно написано, что она не впустит его.
— В таком случае, мисс, я хочу вас видеть, — парировала Хелена. — Так что одевайтесь и пожалуйте наверх. Мы побеседуем там втроем.
Хелена с Марком поднялись на второй этаж и стали ждать Ребекку.
— Я хочу знать правду. Марк говорит, что ни разу не спал с тобой.
Врет. Это его ребенок Он бросил меня.
