Тимоте де Фомбель - Между небом и землей
— Дорогой, пришло письмо от сына. От Андрея.
Наступила тяжелая пауза, в которой угадывались беззвучные рыдания.
— Плохо нашему Андрею…
Мадемуазель посмотрела на три скрипочки, висевшие над ее кроватью.
Париж, в ту же ночь
Это было в кафе у подножия Монмартра, незадолго до рассвета. Посетители много пили и уже порядком захмелели. Одна Кротиха предпочитала гренадин[50].
Сидевший рядом с ней Борис Петрович Антонов снял очки в тонкой железной оправе. Он провел рукой по своему восково-бледному лицу и протер маленькие желтые глазки. Другая его рука нежно придерживала руку Кротихи.
Он не хотел ее отпускать.
Все началось двумя часами раньше, на Льежской улице.
Кротиха ждала на крыше русского кабаре. Шел снег, рядом с ней сидели две кошки и тоже терпеливо чего-то ждали. Сияющая вывеска «Шахерезады» только что погасла. Было четыре часа утра. Ее «объект» до сих пор не вышел.
Кротиха следила за Борисом Петровичем в надежде, что он выведет ее на Андрея или Ванго.
Несколько недель назад она потеряла след Андрея по вине внезапно нагрянувших родителей. Они приехали на несколько часов и помешали ее слежке.
Кротиха заметила, что отец изменился, стал каким-то нервным. Он сел напротив нее, даже снял пальто и шляпу. Заговорил о том, что хочет продать предприятие и уехать в Америку. Рассказал, что вернулся из Германии — из Франкфурта. Там его имя убрали с кирпичных стен принадлежащих ему заводов и написали на них другое, более благозвучное.
В этой стране для него все было потеряно.
— У тебя всегда останется Франция! И заводы в Бельгии! — кричала из ванной жена.
Отец скептически поморщился: во Франции все тоже совсем непросто.
Однако, вопреки обыкновению, он посвятил несколько минут разговору с дочерью. Он смотрел на нее так удивленно, будто видел впервые.
— А как у тебя дела, Эмили? Все в порядке?
Кротиха не проронила ни словечка. Он воображает, что достаточно назвать ее по имени, раза три участливо заглянуть в глаза и задать пару вопросов, чтобы вернуть ее доверие!
— Если они всё у меня отнимут, — говорил отец, — мы уедем втроем.
Его жена, стоя перед зеркалом, громко смеялась и называла его трусом. Из ванной она вышла, благоухая розой и жасмином. Она даже не сняла шерстяной шапочки, объяснив, что их пригласили пообедать в городе.
Она только и успела, что потрепать дочь по щеке рукой в перчатке, испачканной в пудре.
— Ну, пока, мой ангел!
Час спустя Кротиха узнала, что Андрей так и не вернулся к себе в пансион на улице Валь-де-Грас.
Рядом с ней замяукала одна из кошек. Из кабаре «Шахерезада» больше никто не выходил. Куда же делся этот мерзкий коротышка Борис Петрович? Она ведь видела, как он вошел туда сразу после полуночи.
Кротиха помнила то время, когда она даже не знала такого слова — «одиночество», — когда жила над городом, в стороне от людей и не чувствовала себя несчастной. Это время осталось далеко в прошлом.
Исчезновение Ванго, отъезд Этель в Шотландию и, особенно, долгое отсутствие красавца Андрея сделали из Кротихи специалистку по одиночеству, можно сказать, чемпионку мира. Это ощущение ее больше не покидало.
Но Кротиха крепко держалась за воспоминания. Даже будучи разорванными, узы дружбы не ослабевают. Она все еще чувствовала их на своих лодыжках и запястьях. И это было приятно. Ей казалось, будто она проснулась после долгого сна.
Кротиха любила Этель, Ванго. Но теперь она больше всего любила Андрея, пусть даже он не знал о ее существовании.
Она пожелала обеим кошкам спокойной ночи и съехала вниз по оцинкованной водосточной трубе.
Нужно подобраться поближе.
Улица была безлюдна. Кротиха коснулась ногами земли и сделала несколько шагов по снегу, направляясь к кабаре. Не успела она подойти к входной двери, как та резко распахнулась.
Они столкнулись нос к носу.
Борис Петрович вышел с каким-то мужчиной.
Увидев ее, они сразу замолчали.
Кротиха находилась в том переходном возрасте, когда одна половина встречавшихся ей мужчин спрашивала: «Ты потеряла маму с папой, детка?», а вторая предлагала: «Угостить тебя стаканчиком, цыпочка?» Для этого ей было достаточно чуть изменить повадки, чуть иначе улыбнуться.
Она подбоченилась и взглянула на этих двоих так, чтобы они оказались во второй категории.
Слегка пошатываясь, Борис Петрович смотрел на девушку.
Снег на мостовой был испещрен черными следами.
Борис уже не понимал, отчего у него дрожат плечи — от холода или от страха. Сопровождавший его человек держал в кармане заряженный пистолет. Его звали Влад. Борис хорошо его знал. В отношениях с людьми тот был мил и благовоспитан не более, чем стервятник, рвущий когтями добычу.
Его послали к Борису, чтобы заставить того выполнить наконец свою миссию.
За многие месяцы Борис Петрович Антонов так и не продвинулся в розыске Ванго. Влад-стервятник наверняка должен был пристрелить его на углу улицы и сам выполнить задание.
До этого Влад битых два часа просидел с Борисом в укромном углу кабаре «Шахерезада», пытаясь вытянуть из него подробности этого дела. Он хотел получить все результаты слежек прежде, чем избавиться от Бориса. Но тот был немногословен. Он знал, что его ждет в конце этого разговора.
В зале уже потушили свет, последние танцовщицы надели пальто прямо на красные болеро, сверкающие стразами, и ушли; посетителей тоже попросили покинуть кабаре.
Теперь они стояли под уличным фонарем, все трое. Что это за девица?
— Не хотите выпить с нами по стаканчику, мадемуазель?
Для Бориса это был единственный шанс продлить себе жизнь. Влад-стервятник не сможет убить его при свидетеле. От него, конечно же, требовали, чтобы все делалось «чисто». Если эта девица примет предложение, она, сама того не подозревая, будет телохранительницей Бориса до самого рассвета.
— Отвяжись от нее, — сказал стервятник.
Он говорил только по-русски.
— Мы все-таки в Париже, — ответил Борис. — Здесь не оставляют красивую девушку одну на улице.
— Заткнись. Скажи ей, чтоб проваливала!
Но девушку как будто порадовало приглашение выпить.
— Ну, разве только стаканчик, — ответила она. — Я устала, но не люблю гулять одна по ночам.
Влад не успел вмешаться. Она протянула Борису руку, и он отчаянно ухватился за нее.
— И вы правы, — продолжил он, — ночью на улице небезопасно.
Им пришлось довольно долго искать открытое бистро. В конце концов они нашли такое в начале одной из крутых улочек, взбегавших к собору Сакре-Кёр.
Кротиха села за столик, и у нее сразу закружилась голова. В маленьком зальчике было невыносимо накурено. Люди слишком громко разговаривали. Она почувствовала, что у нее опять разыгрывается клаустрофобия.
— Мне нужно отлучиться, — сказала она, вставая.
— Что?
Она посмотрела на обоих мужчин, увидела разом страх в глазах Бориса и удовлетворение на лице Влада. Прикрыв веки, она старалась медленно дышать ртом.
— Мне двойной гренадин, — наконец сказала она.
И решительно села.
Вид повеселевшей физиономии стервятника — вот что заставило ее передумать.
Взбешенный Влад попытался выудить последние нужные ему сведения. Потом надо будет разыскать Андрея — парень был бесполезен и слишком много знал.
Влад получил приказ ликвидировать обоих.
— А куда делся тот малыш, которого ты завербовал? Скрипач, кажется… Мне поручено поговорить и с ним тоже.
— Андрей?
Мужчины разговаривали по-русски, но Кротиха различила имя «Андрей». Она опустила стакан с гренадином. Забыла про свою клаустрофобию. При воспоминании о серых глазах Андрея перед ней как будто зажегся свет.
Борис произнес несколько слов, и она услышала среди них «рандеву».
Он наверняка сказал, где и когда у него встреча с мальчиком-скрипачом. Ради этого Кротиха с ними и пошла. Теперь она догадалась, какая опасность нависла над Андреем.
Стервятник понял, что из Бориса больше ничего не вытянешь. Он встал из-за стола и жестами объяснил хозяину, что хочет позвонить. Ему указали на маленькую винтовую лестницу, ведущую в подвал.
Через несколько минут Кротиха заметила, что бледное лицо Бориса Петровича покрылось капельками пота.
— Я отлучусь ненадолго.
И он тоже направился к лестнице. Спускаясь вниз и проходя мимо кухни, он схватил разделочный нож.
Кротиха старалась дышать ровно.
У стойки бара смеялись люди. Они приходили из окрестных ночных заведений — из погребка «Черный шар» или из «Красного Ангела» — дансинга с аккордеонистом, который недавно открылся на улице Фонтен. Кротиха знала в этих местах только крыши, оттуда она следила за драками бандитов с соседних улиц. Так, два года назад она стала свидетельницей побоища между «корсиканцами» и «парижанами».
