Дуглас Кеннеди - Особые отношения
Через полчаса она вернулась. И вид нетронутой еды на подносе ей не понравился.
— Ой, да вы что, — по-прежнему бодро пропела она. — Надо что-то бросить в топку, ну неужто ничего не хотите?
Нет. Я ничего не хочу. Я хочу сморщиться и засохнуть. Как черносливина. Сделать всем огромное одолжение и пропасть из виду. Навсегда.
Она присела на кровать и пожала мне руку у локтя:
— Я понимаю, вам несладко, и вы мало что можете с этим поделать — все эти «независящие от нас обстоятельства» и прочая хрень. Но хочу предупредить: примерно Через час явится докторша, чтобы вас осмотреть. А она ужас как не одобряет послеродовую анорексию, вот. Если не верите, спросите свою соседку, когда ее сюда привезут после представления. Так что — ради себя же самой — откусите хоть кусочек этого чертова яблока, пока докторша не пришла.
Но ведь чтобы куснуть яблоко, мне бы пришлось куснуть яблоко. Дошло?
Доктор была женщина лет пятидесяти. Высокая, с заурядной внешностью, темноволосая, с практичной стрижкой средней длины, в практичном костюме под белым халатом и практичных бифокальных очках на кончике носа. Все в ее облике говорило о здравомыслии и разумности — и о трезвом взгляде на вещи. При ее виде мне сразу стало не по себе.
— Миссис Гудчайлд, Салли. Я — доктор Родейл, психиатр этого отделения.
Она протянула мне руку.
Но ведь чтобы пожать вам руку, мне придется пожать вам руку.
Скупой улыбкой отреагировала она на мою неспособность проявить простейшую вежливость.
— Ну, хорошо… — Она пододвинула к кровати стул, села, достала из папки блокнот и ручку. — Начнем…
Она-то и вправду начала, задавала мне вопросы: сколько мне лет, первый ли у меня ребенок, случались ли раньше приступы депрессии и впервые ли я вот так перестала разговаривать или такое было и прежде. Она также выяснила — сверившись с карточкой Джека, — что роды были осложненными, и поинтересовалась, не сказалось ли это на моем психическом здоровье… ля, ля, ля, ля, ля, ля, ля, ля…
Меня тоже кое-что заинтересовало в одностороннем интервью доктора Родейл, а именно — живость и настойчивость, с которой она шла по пунктам опросного листа, не обращая внимания на мое упорное молчание. Мне скорее понравилось то, что она явно не принадлежала к психотерапевтам знакомой мне школы из серии «разбудите ребенка внутри себя», целиком основанной на эмоциях и поверхностных суждениях. Нет, ей просто нужна была конкретная информация, чтобы выработать необходимое лечение.
Была, правда, одна небольшая проблема: я не отвечала на ее вопросы. Надо отдать ей должное, она заметила это довольно быстро.
— Что ж, Салли, — наконец произнесла она, не добившись от меня ответов. — Я прекрасно знаю, что вы меня слышите, что вы понимаете, где находитесь, что происходит и какое впечатление вы производите на окружающих. Это означает, что ваш отказ говорить можно расценивать как явление психосоматической природы.
Скупая улыбка.
— Конечно, если вы и впрямь сейчас не расположены разговаривать, ничего не попишешь. Только поймите, пожалуйста, что мне необходимо поставить правильный диагноз, определить для вас правильный и эффективный курс лечения, а для этого вам придется ответить на мои вопросы. Так что, может, попробуем еще раз?
Я ничего не сказала. Она снова пробежалась по вопросам из списка. Где-то в середине перечня я повернулась к ней спиной. Она встала и перенесла стул на другую сторону кровати.
— Ну вот, теперь мы опять можем видеть друг друга.
Я пришла от этого в восторг и немедленно снова показала ей спину. Доктор Родейл испустила шумный протяжный вздох.
— Своим поведением, миссис Гудчайлд, вы только замедляете свое выздоровление — и оттягиваете тот счастливый момент, когда сможете с нами попрощаться. Что ж, как я уже сказала, я не могу вас заставить отвечать на мои простые медицинские вопросы. Выбор за вами. Но лишь до поры до времени. Так же, как вы, конечно, сами решаете, есть вам или отказываться от пищи. Но, как вы хорошо знаете, жить без пищи невозможно. Поэтому в какой-то момент отказ от пищи вынудит нас о вас позаботиться. Вижу в карте записано, что участковый врач прописал легкое успокоительное, чтобы помочь вам засыпать. Я назначаю вам такую же дозу на сегодняшний вечер. А когда я снова приду повидать вас завтра, надеюсь, разговор у нас получится лучше, чем сегодня. До свидания.
Через пять минут после ее ухода двери снова отворились, и я познакомилась со своей соседкой по палате. Собственно, знакомства не произошло — она была в бессознательном состоянии после операции. Во всяком случае, я решила, что она в состоянии чего-то после какой-то операции, потому что ее привезли на каталке, а голова была обмотана бинтом. Хоть я и скрючилась на кровати, однако сумела рассмотреть, что это чернокожая женщина, примерно моя ровесница. Сестра Паттерсон помогла санитарам подвезти каталку к кровати. Когда они ушли, сестра прочитала записи в карте, измерила ей пульс, поправила простыни. Заметив, что я слежу за ней взглядом, она сказала:
— Ее зовут Агнес. Ее сынок, Чарли, в соседней палате вместе с вашим малышом. Может, вы с ней поговорите немного, когда она придет в себя? Вам полезно будет. С ней ведь было то же, что сейчас с вами происходит. В смысле, с ней пока и есть все то же — страшно жалко, но уж как есть. В этой вашей пляске нет ни ритма, ни правил. Тут самое главное — остановиться, пока не доплясалась до серьезных неприятностей. Вот с бедняжкой Агнес похоже, уже случилось. Но вы ее послушайте, пусть расскажет о себе. Она такая светлая голова, наша Агнес — госслужащая, притом высокого ранга. Да только болезнь не разбирает — ей дела нет, кто ты такой, верно?
Она подошла и снова села ко мне на кровать. Мне ужасно не хотелось, чтобы она это делала.
— Раз уж мы заговорили о скверных вещах, которые случаются с хорошими людьми — как вам такое выражение? — открою секрет; вы произвели не лучшее впечатление на докторшу. А она из тех врачей, с которыми предстаешь сотрудничать, если вы понимаете, о чем я. Старой выучки врач. Очень любит порядок, всегда точно знает, что для вас лучше. И именно это и делает. Что там ни говори о ее манерах, но она и правда отлично знает, как вытягивать девушек вроде вас из таких переделок. Уж поверьте мне на слово, из этой трясины можно выбраться, и этот путь впятеро короче и проще, чем кажется. Просто помогите нам помочь вам… Так что давайте. Постарайтесь проглотить хоть кусочек.
Эм, надеюсь, ты не думаешь, что я сейчас разбегусь и стану тебе помогать? Проблема в том, в чем она состоит, а состоит она в том, что есть проблема, которая представляет собой проблему, когда речь заходит о вышеупомянутой проблеме, потому что в том и проблема, что…
