Алина Знаменская - Женщина-зима
— Труп!
И как в игре «испорченный телефончик», покатилось: «Труп! Труп!»
В зале поднялась кутерьма. Кто-то визжал, кто-то рыдал у дверей, кто-то выбежал и стал блевать на крыльце. Ди-джей включил свет.
Молодежь прилипла к стенам. В самой середине, лицом вниз, странно вывернув руку ладонью кверху, лежал Колян. Все смотрели на него, не отрываясь, не шевелясь. Его земляк, который придирался к Тимохе, шатаясь, приблизился к другу и опустился на пол. Кругом было намазано кровью, будто нарочно.
— Колян… — громко позвал красноглазый и дернул товарища за руку. Рука безвольно шмякнулась на пол. — Колян! — жалобно и безнадежно повторил он и вдруг истошно, по-бабьи завыл, качаясь из стороны в сторону. Затем он воспаленными глазами окинул зал. Он явно не понимал, где находится. Он только видел, что его дружок бездыханный лежит в луже крови и эти враждебные лица уставились на него. — Падлы! — вдруг заявил он. Какая-то простая мысль забрела ему в голову, и он там ее прокручивал. — Падлы, суки! Коляна убили! Всех замочу! Кто Коляна убил?!
Он довольно резво для своего состояния поднялся и кинулся в толпу.
Его оттолкнули. Он проехал по полу и остановился возле Коляна. Девчонки в панике бросились к двери. В это время в клуб вплыла крупная, внушительная фигура местного участкового Мухина. Мухин был распаренный, красный, важный.
— Всем стоять! — пробасил он, заслоняя выход. Полина спускалась ему навстречу со второго этажа. К ней подлетела Марина. Танцорка тряслась как осиновый лист.
— Там труп, Полина Петровна! Ивановский у нас посреди зала умер! Я «скорую» вызвала…
Полина кинулась в зал, но Мухин поймал ее за руку.
— Всем оставаться на своих местах. Составим протокольчик…
— Какой протокольчик? Дай я к человеку подойду, может, ему помощь нужна?
— Ему уже ничего не нужно. А вот этого мстителя народного вязать придется…
Кое-как удалось повязать красноглазого. Его усадили на лавку, Мухин достал блокнот.
— Будем производить опрос свидетелей, — важно изрек он.
Полину потряхивало мелкой дрожью. Народу в клубе заметно поубавилось, несмотря на приказ участкового. Красноглазый ругался и плакал, звал Коляна.
— Ну, рассказывай, чё у вас тут и как? Кто этого-то уделал, видела? — спрашивал Мухин Полину.
— Эти вообще на улице дрались, ивановские. Я сразу за тобой послала.
— Дрались на улице, а порешили его в клубе… — бубнил участковый, икая рыбой и пивом. — Нестыковочка… Куда ты его девать будешь? — Он кивнул на Коляна.
— Я? — поразилась Полина.
Ну а я, что ли? Мне с этим что-то делать до утра. — кивнул на красноглазого. — Эх, плакала моя рыбалка… Я, Петровна, завтра на карася хотел идти. А теперь этого мухомора в район везти.
— Кто Коляна порешил, начальник? — захлебываясь слезами, спросил красноглазый.
— Разберемся, — успокоил Мухин. — Свидетели! Подходи по одному.
В то время как свидетели выстраивались в очередь, чтобы дать показания, а «мухомор» безутешно рыдал, связанный, все как-то отвлеклись от трупа. И когда тот слегка зашевелился, дрыгнул конечностями, встал на четвереньки, никто не обратил внимания. Его увидели, только когда он, шатаясь, подошел к двери в фойе. Кто-то охнул и показал пальцем. Все обернулись. По танцзалу прокатился дружный вздох, и повисло молчание. В этом гробовом молчании Колян спокойно доплелся до выхода, выбрался на крыльцо и направился к одной из машин. Еще секунда — все три ивановские машины взревели, как взбесившиеся звери, и с ревом умчались прочь.
Нужно было видеть лицо красноглазого. У него покраснели даже ободки век. Ресницы совсем пропали.
— Коля-ан! — истошно заорал он вслед. — А я-то! Меня-то!
Он вскочил с лавки, забыв, что связан, сумел проскакать несколько шагов, но все же грохнулся, сильно при этом ударившись головой.
— Колян! Коля-ан! — зарыдал он пуще прежнего. Завидовским стало жалко смотреть на него. Его хотели поднять, но он брыкался и пытался укусить любого сочувствующего.
— Ты бы вымыла кровь, Полина, — наконец пришел в себя участковый. — А то как-то…
Марина метнулась в туалет, принесла швабру. Кровь быстро убрали.
— Можно расходиться-то? — поинтересовались из публики.
Мухин не успел ответить, возле клуба остановилась машина «скорой помощи». Все молча наблюдали, как влетели санитары с носилками. Врач в белой шапочке выскочил вперед и, не здороваясь, уставился на Полину:
— Вызывала?
Та взглянула на Марину и кивнула:
— Здравствуй, Леня. Вызывала.
Народ стал расходиться. Дверь клуба то и дело хлопала.
— Ну, где ваш труп?
Полина оглянулась на участкового. Тот подошел и заслонил Полину своим внушительным животом.
— А вот. Чем не труп? — Он кивнул на «мухомора». Тот все брыкался и даже плевался. Санитары, не долго думая, погрузили красноглазого на носилки и вынесли.
— Что, сильно буянил? — сочувственно обратился к Полине бывший коллега. Но за нее снова ответил участковый:
— Чуть клуб не разнес. На людей кидался.
— Опять в наркологичку переться… — вздохнул Леня. — Ну и ночь сегодня. Ты чё-то, Полина, невеселая?
— Что ты, Леня. Я просто умираю от смеха.
Полина повернулась и пошла к себе. Она была не в состоянии с кем-либо разговаривать. Она чувствовала такое опустошение, что сомневалась, дойдет ли до дома. Сможет ли завтра утром встать и подоить корову. Ей казалось, что вся она кончилась здесь, сегодня. На этих танцах. Она вошла в кабинет и закрыла за собой дверь. Только бы не притащился Мухин делиться радостью по поводу предстоящей рыбалки. Она больше не хочет никого видеть. Пришить пуговицу и закрыть клуб. Домой! Скорее домой!
* * *Когда дверь кабинета скрипнула, Полина даже не обернулась. А когда все-таки повернулась, то от неожиданности больно укололась иголкой. В дверях стоял Добров, смотрел на Полину и улыбался. В распахнутом плаще он выглядел каким-то свежим, праздничным, радостным. В довершение впечатления он протянул Полине букет ландышей. Ей стало неловко за свой вид, за выдранную «с мясом» пуговицу. Ландыши же просто обескуражили ее. Она помнила, что зла на Доброва, что собиралась ругаться с ним… Но поняла, что ничего не получится. Она рада ему, и ужасно тронута этими ландышами, и вообще…
— А у час драка была, — поделилась она насущным. — И мне тоже досталось… вот. — Она показала пуговицу.
Доброе взял ладонь вместе с пуговицей и спрятал ее в своих руках.
— Я скучал, — признался он.
Полина чуть не ответила: «Я тоже». Но почему-то сказала совсем другое:
— А нам скучать не приходится…
— Да. У вас весело, — кивнул он. — «Скорая» мне навстречу попалась. Кому-то плохо было?
