Горький вкус любви - Аддония Сулейман

«Если мужчины действительно любят женщин, то почему они не снимут замки с дверей своих домов и не выпустят на улицу своих жен и дочерей? — спросил я его. — Почему они покорно выполняют то, что им говорит имам?» — «Ты не понимаешь, — отвечал он, пытаясь расстегнуть мне ширинку. — Имам очень влиятельный человек. Его слышит не только Аллах, но и правительство».

Я не дал ему стащить с меня брюки, оттолкнул и сказал: «Всё, хватит, мое тело уже привыкло к мужским рукам. Я хочу побыть один».

Теперь, четыре года спустя, я снова был в этой комнате и надеялся, что оказался здесь в последний раз. По зеркалу на потолке по-прежнему бежала трещина. И вообще в кафе Джасима ничего не менялось. Он всё так же внушал новенькому официанту: «Ты — идеальная замена женщины…»

— Где деньги? — спросил я Джасима. Поскольку он молчал, отвернувшись к окну, я повторил: — Где деньги?

Выждав бесконечно долгую паузу, он, наконец, указал пальцем на белый конверт, лежащий на кровати. У меня отлегло от сердца. Я вздохнул с облегчением.

Джасим уселся на кровать со скрещенными ногами.

— Там лежит чек, — сказал он и помахал конвертом. — Надеюсь, теперь ты полюбишь меня, хотя бы издалека.

Я молчал. Он попросил меня сесть рядом с ним, но я продолжал неподвижно стоять, только поглядывал на часы и нетерпеливо постукивал ногой по ковру.

— Ты торопишься, — сказал он.

— Да.

— Может, обнимешь меня? Хоть разок?

Я не двигался.

— Пожалуйста, Насер. Дружеское объятие — это всё, о чем я прошу тебя.

С этими словами он молниеносно слез с кровати и в мгновение ока оказался возле меня, обнял меня обеими руками. Но дальше Джасим повел себя совсем не так, как я ожидал. С печальным видом он прошептал:

— Прости меня, Насер.

— За что?

Он ничего не ответил, только прижался к моему лицу мокрой от слез щекой и еще крепче обнял меня.

Я пытался вырваться, но он был сильнее меня. Наконец я перестал сопротивляться. Он оттолкнул меня, да так, что я чуть не упал. Поймав равновесие, я остановился у стены, а Джасим снова сел на кровать и взял в руки белый конверт.

— Ты и вправду любишь эту девушку, Насер?

— Да, — твердо ответил я.

— Подай мне зажигалку. Она возле телевизора.

Я перевел взгляд с него на телевизор. Зажигалка лежала на тумбе рядом со стопкой порнографических журналов. Я хотел принести ее Джасиму, но он остановил меня:

— Стой там, где стоишь. Просто брось зажигалку.

Я сделал, как он просил. Левой рукой он поймал зажигалку.

— Почему ты хотя бы не попытался полюбить меня, а? — спросил он прерывающимся голосом. Отвечать на это я не собирался, и поэтому он продолжал: — Скажи, ты на самом деле донес бы на меня религиозной полиции?

Я сжал зубы и многозначительно уставился на конверт в его руке.

— Это ведь уже не первый раз, когда ты предаешь меня, — сказал Джасим.

— О чем ты говоришь? Джасим, пожалуйста, дай мне конверт, мне нужно идти.

— Ты ведь понимаешь, рано или поздно я узнаю обо всем, что происходит в моем кафе! — Джасим плюнул на пол. — Как он посмел так поступить со мной? Зачем обманул меня? Ведь он знал, как сильно я люблю тебя. А я еще считал его своим другом!

— Да о чем ты? Какой друг?

— Я говорю об Абу Имаде! Ты называл его господином Молчуном. Когда он приехал сюда нелегально, я помогал ему, а он за моей спиной приходил к тебе в комнату по утрам и занимался с тобой сексом!

— Джасим, это просто смешно! Он был моим другом, только и всего!

— Разве не я дал ему денег, когда он был одинок, без семьи, без работы, без всего? Никто не помог ему, только я, а он, неблагодарный пес…

— О Аллах, так ты думаешь, будто я спал с господином Молчуном? Но почему тебя это так злит? Ведь ты сам… о Аллах, тебе ни капли не стыдно за то, что ты продал меня Рашиду?

Он соскочил с кровати и заорал:

— Молчи! Не желаю ничего слушать! Ты разрываешь мне сердце. Почему ты так жесток со мной?

— Жесток? Я? Потому что сказал, что ты продал меня? А ты подумал обо мне, Джасим? Ты хоть раз задумался о том, что чувствовал я?

Он отвернулся от меня, опустился на кровать.

— Странно, что ты решил променять меня на какую-то девчонку, — пробурчал он.

— Ты первый продал меня Рашиду. Ну, хватит, Джасим, Я нашел человека, который дарит мне такую любовь, о которой я мог только мечтать. Давай забудем о прошлом. Я не хочу оглядываться назад. Передо мной большое будущее, которое я хочу прожить вместе с возлюбленной. Дай мне конверт, прошу тебя.

— О, Насер, любовь моя. Почему ты стал угрожать мне? Ты такой наивный. Прожил в этой стране десять лет и до сих пор не знаешь, как здесь всё устроено? — Он раскрыл конверт, достал оттуда чек и стал обмахиваться им, как веером.

Я не подошел к нему, а подкрался.

— В этой стране, дорогой мой, силен тот, кто знает сильных людей. Ты когда-нибудь слышал о том, чтобы принца казнили или высекли? А ведь всем известно, что принцы такие же люди, как все мы, и столь же способны на преступление. Да, одной несчастной принцессе голову всё же отрубили, но только потому, что она влюбилась в простолюдина.

— Джасим, мне нужны эти деньги. Просто дай мне чек, и я пойду.

— Мне повезло, мой кафил — большой человек. Он — шеф полиции всей Джидды, и зовут его благословенный Бадер ибн Абд-Аллах, — провозгласил Джасим и подвинул к себе пепельницу.

Значит, мой кафил был и кафилом Джасима. Интересно, знает ли Джасим, что сделал со мной благословенный Бадер?

— Думаю, ты с ним знаком, — сказал Джасим.

Я давно уже подозревал, что Джасим не без помощи своего кафила привозит в страну запрещенные книги, порнографию и другую контрабанду. Из этого я делал вывод, что его кафил состоит в родстве с королевской семьей, потому что только их не обыскивали на таможне аэропорта. В его багаже Джасим мог провезти всё что угодно.

Но только теперь до меня дошло, почему религиозная полиция закрывает глаза на то, что делается в кафе Джасима.

— Я — человек со связями! — еще раз подчеркнул свой важный статус Джасим. — И благодаря этим связям легко избавился от твоего господина Молчуна.

Слезы чуть не брызнули у меня из глаз.

— Ты депортировал собственного друга? — выговорил я, запинаясь.

Он положил чек в пепельницу и щелкнул зажигалкой. Я бросился к нему, чтобы спасти вспыхнувший листок, но он отшвырнул меня ударом ноги. Я упал, стукнувшись головой об угол телевизора. Из носа и ссадины на лбу немедленно потекла кровь. Не чувствуя боли, я смотрел на чек, пожираемый жадными языками пламени.

— Джасим, — взмолился я, — не делай этого. Я не могу полюбить тебя, но если ты хочешь чего-то еще, только скажи мне. Мне очень нужны деньги. Пожалуйста.

А он с деланным равнодушием вынул из коробки на полу флакон с духами. Чек превращался в кучку серого пепла. Джасим руками разломил высокий флакон, и часть духов пролилась на ковер.

— Только попробуй подойти! Ты знаешь, что я сделаю, — пригрозил он мне, заметив, что я поднимаюсь.

Затем Джасим поднес разбитый флакон к лицу, накапал в раскрытый рот несколько капель красной пахучей жидкости.

— Напрасно ты пытался угрожать мне. Ты ведь знаешь, что у меня много связей. В общем, дорогой, я сообщил о тебе религиозной полиции. И, между прочим, сказал им, что ты совершил прелюбодеяние. Найдут они доказательства или нет, не важно, всё равно тебя забросают камнями на Площади Наказаний. И я тоже приду, чтобы бросить свой камень в твое грязное тело! В твое черное неблагодарное сердце!

Джасим громко, самодовольно рассмеялся.

— Ну, так чего же ты ждешь? Полиция будет здесь в любую минуту.

Я выскочил из комнаты. К тому времени, когда я добрался до выхода из кафе, черный джип с тонированными стеклами уже парковался напротив. Я бросился влево и тут же услышал, как завизжали шины: полицейские нажали на газ. Не оглядываясь, я понесся по Аль-Нузле в сторону Харентины — прочь от дома Фьоры. Но джип был быстрее меня. У большого супермаркета он догнал меня. Я остановился. Всё было кончено.