Евгений Шкловский - Точка Омега
С ним все было понятно, а вот с Виктором найти общий язык никак не получалось. Кряжистый, с яйцевидным, совершенно голым, без единого волоска блестящим черепом, выраставшим словно из плечей, он до предела был накачан мощью, та словно сочилась из него и ощущалась даже на расстоянии. Разговаривал он неохотно, взгляд исподлобья и какой-то недружелюбный. Впрочем, наставником он мог быть неплохим, если, разумеется, хотел этого. Занятие проводил строго и сосредоточенно, без всяких баек, шуточек и прочих разлюли-малина, все попытки подопечного сачкануть пресекались на корню. Закончив, он снова садился за стол, обхватывал череп ладонями и погружался то ли в чтение журнала, то ли в какие-то свои грезы.
Иногда Вадим заставал Виктора и на снарядах. Похоже это было скорее на самоистязание, чем просто на тренировку. Виктор качал мышцы так, будто сам себя пытал на дыбе. В лице его проступала такая мука, что сразу становилось ясно, какого напряжения это ему стоит. Капли пота скатываются по лбу и вискам, рот ощерен, глаза готовы выпрыгнуть из орбит, жилы на шее и руках вспухли, еще чуть-чуть и лопнут. Не менее азартно молотил он по большой увесистой груше, избивая ее с таким остервенением, словно та была его заклятым врагом. Казалось, обшивка не выдержит его ударов и оттуда посыплется песок.
От звериного вопля, заканчивавшегося стоном умирающего, Вадим вздрагивал, ему был знаком этот рев, хотя испускала его не толпа футбольных фанатов, а Виктор, толкнувший какой-то немыслимый вес.
«Зачем это нужно?» – думал Вадим и тут же ловил себя на том, что и сам не прочь попробовать – упереться руками в убойную серебристую железяку с навешенными на нее дисками, рвануть ее что есть мочи над собой, чтобы все мышцы в теле охнули и зазвенели. Еще пару килограмм, потом еще пару – потянешь? Должно потянуть! И тянет, тянет ведь, и оттого, что тянет, душа торжествует, душа взмывает от радости, ну да, этот стон у них песней зовется.
Вадим, однако, предпочитал ходить в клуб в дни, когда Виктора там не было. Если хочешь расслабиться, важно, чтобы и атмосфера была соответствующая, да и вообще приятно, когда все дружелюбно. В отличие от других, Виктор себя этим не утруждал.
11– Сигареткой угостите, – просит Вадим Володю.
Они только что вышли из клуба, Володя неторопливо достал из кармана плаща пачку и с наслаждением закурил. Затягивается он, как наркоман, жадно вбирает в себя дым, словно только и ждал этой секунды.
Вадим, давно уже завязавший, неожиданно тоже не выдерживает. Ему вдруг очень надо: ощущение тревоги по-прежнему сидит где-то в кишках, несмотря на только что полученную дозу эндорфина.
Володя удивленно косит на него, но ни о чем не спрашивает, молча протягивает красно-белую пачку «Мальборо».
Они частенько пересекаются в клубе. Володя – кинодокументалист, очки в тонкой оправе, гладко зачесанные назад длинные, хотя и редкие, светлые волосы, немного субтильное, дрябловатое тело. Они почти ровесники, тому чуть за сорок, но Володя уже перенес инсульт, вроде как не самый тяжелый, однако с серьезными последствиями. По его словам, едва не ослеп, зрения осталось процентов пятнадцать на левом глазу и тридцать на правом.
В отличие от Вадима он ходит только в бассейн, тренажерный зал ему противопоказан. Но ходит регулярно, как минимум три раза в неделю. Его «урок» – час интенсивного плавания, достаточно, чтобы чувствовать себя более или менее сносно. Без плавания он, по его признанию, начинает подыхать.
– А вот курить не могу бросить, никак, – говорит он сокрушенно. – Если перестану, то и снимать больше не смогу…
Раньше он выкуривал больше пачки в день, сейчас удавалось остановиться на пяти-шести сигаретах.
– Эх, если бы переехать жить за город, – мечтательно говорит он. – Были бы деньжата, первым бы делом построил нормальный загородный дом, пусть небольшой, но чтобы и зимой можно было. Зимой хорошо, снег кругом, тишина, воздух аж звенит. Правда, жена хочет дом не здесь, а где-нибудь у моря, в Болгарии или в Черногории, пока там цены более или менее сносные. Море тоже хорошо. Опять же поплавать в свое удовольствие, дайвинг. Эх, если бы не здоровье, может, и купили бы. А так кучу денег приходится тратить на лечение.
Зимой они с женой обязательно выезжают дней на десять в Египет погреться.
– Какое там море удивительное! – восхищается Володя. – Прозрачное, рыбки золотистые плавают как в аквариуме. Я там всегда с маской купаюсь, люблю… – Он задумывается мечтательно. – Вода в море как в бассейне, теплая, только настоящая. Живая вода.
Египетское солнце ему на пользу. В марте он уже смуглый, вид вполне здоровый. Если бы Вадим от него самого не узнал про инсульт, то никогда бы не поверил. Да и плавал тот на совесть – сосредоточенно, целеустремленно… Сразу видно, человек не просто влез в бассейн побултыхаться.
Времени на разговоры немного – Вадиму в душ, Володе, уже одетому, – на работу или домой, кто знает. Живет он неподалеку, ему еще удобней, чем Вадиму.
О чем они почти не говорят, так это о футболе.
– Потерянное время, – махнул он рукой, когда Вадим как-то, после очередного судьбоносного (почти всегда судьбоносные) матча спросил про его впечатления.
– Футбол – потерянное время.
Ну что ж…. Не один он такой. Вадим никогда не настаивал на том, что футбол – нечто незаменимое и уж тем более главное в жизни. Не будешь же объяснять взрослому неглупому человеку, что для многих это возможность разрядиться, выплеснуть избыточные эмоции, в том числе и негатив. Вообще что-то бурно пережить, компенсируя тем самым дефицит в этой сфере, отдаться азарту и страсти, то есть прожить полтора часа полнокровной эмоциональной жизнью. Причем не в одиночку, а вместе с другими, то есть ощутить себя частичкой некоей общности. Может, и отождествить себя с каким-нибудь любимым футболистом, который давно уже не просто игрок, гоняющий мяч за весьма приличную плату, а почти родственник, кумир, альтер эго.
Сам Вадим убежден: футбол избавляет человека, пусть и ненадолго, от одиночества. Фанаты пьянеют не столько от спиртного, сколько именно от иллюзии братства. Не случайно мировых чемпионатов ждут с таким нетерпением. В том-то и дело, что, даже сидя у телевизора, человек начинает ощущать себя частицей человечества. Он вместе с миллионами, он чувствует их плечо, их дыхание, их воодушевление.
Не мог же Володя этого не понимать. Но на лице его тем не менее появлялось скептическое выражение. Ну да, игра. Не увлекает. Скучно. А что человек всегда ищет, в чем бы раствориться, спрятаться от самого себя, это давно известно. И ничего хорошего в этом нет.
– Снобизм, – возражал Вадим. – Лучше пусть масса дерет глотки на стадионе, нежели берется за булыжник. Во-вторых, можно, конечно, попрекать человека за слабость и несамодостаточность, но только что из того? Ровным счетом ни-че-го. У общества пока нет инструментов для воспитания всех человеком с большой буквы. А спорт предлагает сравнительно безобидный способ снять напряжение, слиться в экстазе с другими, почувствовать себя не совсем маргиналом.
Про закрытие клуба Володя тоже слышал, но отнесся к этому довольно равнодушно. Закроется и закроется. Сейчас они плодятся, как грибы, мода такая, люди начали понимать, что за здоровьем надо следить, а не пускать все на самотек. Раз есть спрос, значит, будет и предложение. И вообще нужно жить сегодняшним днем. А там, как говорится, видно будет.
Вадим глубоко затягивается. Володя прав: нужно жить сегодняшним днем. Его тревога оттого, что он думает, как все будет завтра и послезавтра. Верней, даже не думает, просто это «завтра» сидит в мозгах, в подсознании. Что будет с Оксаной, закроется ли клуб, выживет ли газета, будет ли участвовать его любимец Рос в предстоящем матче, ну и всякое разное, о чем он, может быть, даже не подозревает, но что очень даже хорошо знает его двенадцатиперстная, реагируя тупой ноющей болью.
И уже повернув в сторону редакции, он краем глаза замечает, что черный «ауди» (его «ауди») медленно отползает от тротуара. Лицо водителя скрыто за тонированным стеклом, а всмотреться пристальней Вадим не успевает.
12Лору Вадим время от времени встречает в коридорчике. Ему приятно видеть ее милое лицо, особенно когда оно освещается улыбкой. Обычно же сосредоточенное, строгое, немного задумчивое – лицо доктора. Тогда язык не поворачивается называть ее Лорой, только по имени-отчеству – Лора Георгиевна, лепестковое такое сочетание. И все-таки она – Лора, поскольку месячный курс гирудотерапии пройден, и надо сказать, с ощутимой пользой. Вадим действительно чувствует себя бодрей. Даже если это отчасти самовнушение, что с того?
Да и чем еще оставалось заниматься, ложась, обнажив торс, на кушетку и чувствуя знобкое влажное прикосновение к коже черных лекарей, их шевеление, а потом и легкие покалывания? Он лежал, прислушиваясь к этому покалыванию, и старался представить, как старая кровь уходит, а вместо нее пульсирует обновленная, с добавкой уникального гирудного бальзама. Что в нем такого уж полезного, он легкомысленно забывал, но тем не менее старался вообразить некую сверхпитательную, чуть ли не светящуюся субстанцию, производящую в нем свою полезную работу. Вроде как луч фонарика, рассекающий ночную тьму. Теплый солнечный луч в холодный пасмурный день. Не сказать, что получалось очень успешно. Хтонический облик угольно-черных рептилий вызывал не слишком приятные чувства.
