Андрей Рубанов - Психодел
Застегнул перед зеркалом спортивную куртку, посмотрел на себя, вздохнул. Штирлиц, ага. Бывало, покурив гашиша, Кирилл представлял себя именно Штирлицем: вокруг враги, а он самый умный и хитрый. И всегда потом смеялся. Конечно, Штирлиц, типичный. Только мордой не вышел. Тот был красавец, а Кирилл Кораблик – недомерок, физиономия водопроводчика, и глаза опять начали слезиться, все-таки линзы бракованные, или аллергия...
Спустя минуту телефон опять ожил. Кирилл шепотом выругался. Тот же номер. Кто-то настойчивый.
– Меня зовут Олег, – вежливо сказал абонент. – Мы знакомы. Я друг Бориса Локтева.
– Олег! – сказал Кактус. – Конечно, я вас помню. Брянцев! Очень приятно, очень! Как ваши дела?
– Лучше, чем твои.
– Ага. Я слышу какой-то намек или...
– Почему намек? – небрежно переспросил каратэка. – Никаких намеков, Кирилл. В твоем городе есть ресторан, называется «Гусь». Знаешь?
– Конечно. Это рядом с моим домом.
– Жду тебя в этом ресторане. Через десять минут. Тема серьезная. Это в твоих интересах, так что... Поспеши. Как понял?
Кирилл пообещал всенепременно поторопиться, отключился и засмеялся. Каратэки – ребята ушлые, тоже Сун Цзы читали. Приехал без предупреждения, рано утром, сам нашел дом, сам выбрал место встречи, теперь требует поспешить. Чтобы, значит, не успел позвать подмогу. Сходу – на «ты».
Переодеваться не было времени – пошел, как был, в спортивном, прихватил барсетку с ножом и деньгами, выдвинулся типичным мелким бандитом а-ля девяносто четвертый год, а когда шагнул в пустой ресторан – не удержался от улыбки: каратэка тоже был в спортивном, только вместо барсетки имел на плече модный планшетик с длинным ремешком.
– Слушайте, – весело сказал Кактус, – так нельзя. Спортивные костюмы, грязный шалман... Люди посмотрят – скажут, что мы отстали от жизни.
Рукопожатие не состоялось. Каратэка только кивнул и указал на стул, напротив себя.
Он был силен и уверен в себе, но молод, и Кирилл не стал беспокоиться. Слишком молод. Неопасен. Да, крепкий, неглупый, внушительные кулаки – но не соперник.
Попытался нажать на каратэку прямым взглядом, продавить сразу, всей силой и энергией – не вышло, спортсмен сдвинул голову вбок, наклонил, ушел от атаки, потом наклонил в другую сторону, как бы изучая полупрофиль собеседника. «Ловкий, – подумал Кирилл. – Ладно, разберемся».
Он попросил чаю; официантка, отчаянно зевнув, кивнула и ушла, Брянцев подождал несколько мгновений и ровным голосом спросил:
– Поговорим о Борисе?
Кактус улыбнулся.
– Можно и о Борисе.
– Есть мнение, – каратэка прищурился, – что тебе надо забыть его телефон и адрес.
Кактус улыбнулся еще шире.
– А чье это мнение, если не секрет?
– Мое.
– Ага. Понятно.
Каратэка снова наклонил голову вбок, бесшумно сделал глоток чая, спросил:
– Знаешь, чем я занимаюсь?
– Нет, – сразу ответил Кактус. – Но раньше ты бил людей.
Каратэка кивнул, глядя чуть слева, и сказал:
– Я и сейчас бью людей.
– А я режу, – ответил Кактус.
– Ты не понял, – вежливо возразил спортсмен, глядя чуть справа. – Я бью людей с тринадцати годов. А сейчас мне тридцать три. Итого, выходит, я бью людей двадцать лет подряд. Руками бью, ногами бью. Это моя профессия.
Кактус мирно улыбнулся.
– Почему «не понял»? Понял. Я спортсменов уважаю. Двадцать лет – немало, что и говорить. Но вот я, допустим, своего первого клиента порезал во втором классе, а сейчас мне – сорок два. Круглым счетом тридцать пять лет, дружище... Так что у тебя нет шансов. У тебя профессия, а у меня – судьба. Так сказать, карма.
Теперь уже спортсмен выдал ухмылку.
– Ты опять не понял. Я могу тебя сейчас ударить – а через три дня ты умрешь.
– А я могу тебе таблеточку в чай подмешать, и ты три дня будешь от страха плакать.
– Замучаешься подмешивать мне таблеточку.
– А ты замучаешься меня бить.
Каратэка вздохнул.
– Мы хорошо понимаем друг друга.
– Согласен, – сказал Кактус. – А вот скажи мне, мастер, неужели и вправду есть такой удар? Знаменитый «дин-мок»? «Отложенная смерть»?
– Есть, – ответил каратэка. – И удары есть, и приемы есть... Японские техники, китайские, вьетнамские... Много всякого разного придумано, чтоб человеку вред нанести.
– Здесь ты прав. Целая наука.
– Да. Большая и сложная. Только это не наука. Это называется «боевое искусство».
Кирилл кивнул.
– Знаю. Но почему – искусство? Искусство очищает душу. Музыка, книги, картины – вот искусство. А мордобой – разве очищает? Лечит?
– Еще как, – сказал спортсмен. – Хочешь, я твою душу за шесть секунд вылечу, прямо здесь?
Кактус покачал головой.
– Мою – не вылечишь. И не такие лечили. Много лекарей приходило по мою душу, друг. Всех я обратно отправил. А кое-кого отправил очень далеко. Так далеко, что дальше некуда.
– Звучит серьезно.
– Вот и Боря наш... – Кактус вспомнил и скривился. – Тоже вылечить меня пытался. Было дело. Сидел напротив, как ты сейчас сидишь, и лечил. Счастливый, красивый, пьяный, полные карманы денег... Втирал мне, что я отстал от жизни...
Спортсмен удивился.
– Так и говорил? «Отстал от жизни»?
– Да.
– Он культурный парень. Хорошо воспитан. Даже если он так тебе сказал – это было не со зла. Просто ляпнул, не подумав, бывает... Извини его и забудь.
– Ты за него извиняешься? – весело уточнил Кактус.
– Да.
– Зачем?
– Он мой друг. Кстати, когда это было? Когда он сказал тебе, что ты отстал от жизни?
«Чувствует свою силу, – с досадой подумал Кактус. – Вопросы кидает, словно мы на разборке бандитской: небрежно, уверенно. А ответы – еще увереннее. Послать его, может быть, на хер, с его вопросами?»
– Неважно, – ответил он. – Давно.
– И ты, значит, затаил обиду.
– Затаил? Нет, это не так называется.
– А как это называется?
Кактус подался вперед:
– Как называется? Я тебе скажу. Есть басня такая, «Волк и ягненок». Крылов написал. Там всё названо своими именами. «Ты виноват уж в том, что хочется мне кушать; сказал – и в темный лес ягненка поволок». Помнишь?
– Не помню.
– Зря.
Кактус сменил позу.
– Знаешь, мастер... В твоем возрасте я тоже книжек не читал. А потом в тюрьму закрыли меня – там наверстал упущенное. Теперь знаю, что все наши дела давным-давно названы своими именами. Мы с тобой еще не родились – а вся наша жизнь уже в книжках записана. Все ситуации. Все наши проблемы, все страсти...
– И что дальше?
– Наш друг Боря – такой ягненок и есть.
Спортсмен улыбнулся.
– А ты, значит, волк?
– Если тебе хочется, можешь считать меня волком.
– И выть умеешь?
– Умею, – кивнул Кактус. – А как же? Бывают моменты – во всю глотку вою... – И нажал голосом. – Научили, понял, нет? Много чего умею. Хочешь – спроси у Милочки, нежной девочки... (спортсмен сузил глаза) она тебе расскажет. Это ведь она тебя прислала?
– Может быть.
– Зря прислала. Лучше бы сама пришла. Еще раз.
– Врешь, – негромко сказал каратэка. – Не могла она... С таким, как ты...
Кактус хотел усмехнуться, спортсмен был изумлен, то есть – деморализован, сейчас бы усилить нажим, рассказать подробности, но зачем? Вдруг полезет, кулаками начнет махать? В конце концов, может статься, что он и сам неровно дышит к нежной девочке Люде Богдановой.
– Ты плохо ее знаешь, Олег, – мягко произнес он. – А вообще – это не твое дело. Ты тут лишний, понял, нет? Это дело ее и мое, и больше ничье. Боря, кстати, тоже лишний в этом раскладе. Он по жизни – лишний, Боря наш... Он – никто, он случайно забрел во взрослую компанию. Среди взрослых затесался, сам с понтом взрослый, а на самом деле – никакой. Не большой и не маленький. Ты вот за него впрягаешься, а зачем? Типа вы друзья, поэтому, что ли? Как он может быть тебе другом, если ты из тверской деревни приехал (спортсмен опять сузил глаза) и еле-еле снимаешь хату в Братеево, а у него – в центре Москвы дворец? Ценою в три лимона зелени? Не бывает такой дружбы, понял, мастер? Какая такая дружба, если ты, известный человек, знаменитый боец, своим трудом хлеб добываешь, реки пота и крови пролил, ребрами своими заплатил за науку боя, а он – якобы бизнесмен, сто рублей зарабатывает, сто десять тратит, а остальное ему приносит жирный дядя из «Газпрома», который снимает у него квартиру? Что общего между вами, скажи?
Спортсмен кивнул, осведомился:
– Зачем?
– Что «зачем»?
– Зачем тебе знать, что между нами общего? Зачем тебе лезть в это?
Кактус выдохнул. Теперь уже спортсмен наклонился вперед, осторожно положив на стол изуродованные кулаки:
– Кого вообще волнует наша дружба? Тебе какое дело? Чего ты нос свой суешь в чужие расклады? На квартиру в три лимона зелени пасть разинул? Забудь про это.
