Мо Янь - Страна вина
Продавец усадил его на раскладной стульчик и поднес чашку супа. Взяв чашку и ложку и не чувствуя, горячий суп или холодный, следователь проглотил всё одним махом. Но чувство голода лишь усилилось. Он не ощутил сытости даже после того, как съел четыре чашки подряд, но стоило ему наклониться, как одна клецка вылетела наружу.
— Еще поешь? — спросил старик.
— Нет. Сколько я должен?
— Да о чем разговор, — участливо глянул на него тот. — Коли при деньгах, давай четыре фэня;[158] коли нет — будем считать, что угощаю.
Это страшно задело самолюбие следователя, он представил, как достает из кармана банкноту в сто юаней, новенькую, хрустящую, с острыми как бритва краями, швыряет этому старику, смотрит на него свысока, поворачивается и уходит насвистывая. И этот свист, который будет рассекать беспредельный ночной простор, оставит глубокое, незабываемое впечатление. Но карманы были пусты. Вместе с клецками он проглотил и свою неловкость, и затруднительное положение. Клецки поднимались одна за другой из желудка, он их разжевывал и снова проглатывал. Теперь хоть ощущался их вкус. «Уже в жвачное животное превратился», — с грустью подумал он, помянув недобрым словом чешуйчатого дьяволенка, который стащил у него кошелек, часы, зажигалку, документы и бритву. Вспомнился и щеголь Цзинь Ганцзуань, и своенравная шоферица, и знаменитый Юй Ичи. При мысли о последнем перед глазами тут же предстали пышные, упругие формы шоферицы, и в душе опять стал разгораться злобный зеленый огонь. Он спешно вырвал себя из этих опасных воспоминаний, чтобы разрешить неловкую ситуацию, в которой оказался, съев клецки и не имея возможности заплатить. Всего-то и надо четыре фэня, просто издевательство какое-то, словно нищий. Герой, нечего сказать: попал в переплет из-за пары грошей. Он вывернул карманы — ни монетки. Трусы и майка остались висеть на люстре в квартире шоферицы, откуда он выбежал как угорелый. Холодный ночной воздух пробирал до костей. Поняв, что другого выхода нет, он вытащил пистолет и тихонько положил его в белую керамическую чашку с голубыми цветочками. Пистолет сверкнул голубоватым стальным отливом.
— Почтенный, — начал он, — я следователь, из центра провинции прислали. Наткнулся тут на лихих людей, обнесли подчистую, лишь пистолет и остался. Только вот им и могу доказать, что я не из тех, кто шляется без дела и не платит за еду.
Старик торопливо согнулся в поклоне и, взяв чашку с пистолетом обеими руками, затараторил:
— Мил человек, мил человек, такая удача, что вы вышли на меня с моими клецками, заберите только эту вашу штуку, а то просто оторопь берет.
— Старик, — обратился к нему Дин Гоуэр, забрав пистолет, — ты спросил всего четыре фэня, значит, заранее знал, что у меня ни гроша. Понял это, но клецок все же сварил, хоть и без особого желания. Вот и у меня нет желания воспользоваться твоей промашкой. Оставлю тебе свое имя и адрес, чтобы ты смог найти меня, если туго придется. Ручка есть?
— Какая ручка у простого неграмотного продавца! Дорогой руководитель, уважаемый начальник, я как глянул, так сразу понял, что вы — важная персона, что прибыли тайно, вникать в положение простого народа. Не надо никакого имени и адреса, об одном прошу — позвольте мне уйти с миром.
— Какое тайно, к чертям собачьим! — горько усмехнулся Дин Гоуэр. — Дерьма кусок, а не вникать в положение простого народа! Во всем мире нет человека несчастнее меня. И что же, я, получается, даром ел твои клецки? Давай так…
Он взял пистолет, вытащил обойму, вынул один золотистый патрон и протянул старику:
— Вот, возьми на память.
Тот замахал руками:
— Что вы, что вы, несколько чашек паршивых клецок, начальник, о чем тут говорить. Для меня счастье встретить вас, такого великодушного и справедливого, мне этого счастья хватит на три жизни, что вы, что вы…
Следователю хотелось, чтобы старик уже перестал трястись, он схватил его за руку и сунул ему патрон. Рука у того пылала жаром.
В этот момент за спиной раздался презрительный смешок, будто заухала сова с могильной плиты. От испуга он втянул голову в плечи, а по ноге опять потекла теплая струйка.
— Следователь, как же! — услышал он старческий голос. — Из тюрьмы сбежал, ясное дело!
Дрожа, он обернулся и увидел под большим платаном сухощавого старика в поношенной армейской шинели, с охотничьей двустволкой в руках и большую мохнатую собаку, полосатую, как тигр. Собака сидела, не шевелясь, этаким генералом, и глаза у нее сверкали, как два лазера. Ее следователь испугался еще больше, чем хозяина.
— Опять вам беспокойство доставил, почтенный Цю… — подобострастно проговорил торговец.
— Сколько раз предупреждал тебя, Четвертый Лю, не разводи здесь торговлю, а ты опять за свое!
— Почтенный Цю, никак не хотел вас прогневать, но что делать бедняку! Дочке надо за учебу платить, куда деваться… Я для детей в лепешку расшибусь… а в город боюсь сунуться, поймают еще, оштрафуют, потом этот штраф полмесяца не выплатишь…
— Эй, ты! — сурово качнул ружьем Цю. — Бросай сюда пистолет!
Дин Гоуэр безропотно бросил пистолет к его ногам.
— Руки подними! — последовала новая команда.
Дин Гоуэр медленно поднял руки. Тощий старик, которого продавец клецок величал почтенным Цю, одной рукой взял двустволку наперевес, освободив другую, — ноги согнуты в коленях, спина прямая, чтобы в любой момент можно было выстрелить, — и поднял полицейский «шестьдесят девятый».
— Видал виды пистолетик-то! — презрительно заключил он, оглядев его со всех сторон.
— Разбираетесь в оружии, — не упустил возможности подмаслить Дин Гоуэр.
— Это ты верно говоришь, — расцвел старик и продолжал высоким и хриплым голосом с выразительной интонацией: — В свое время немало прошло через мои руки — стволов если не пятьдесят, то тридцать точно. И чешского производства, и ханьянские,[159] и русские пистолеты-пулеметы, и «томми»,[160] и девятизарядный винчестер… Это все длинноствольное. А из пистолетов — и немецкий маузер, и испанская полуавтоматическая «астра», японские восьмизарядники[161] и «куриные ноги»,[162] браунинги, кольты, этот тоже. — Он подбросил пистолет Дин Гоуэра в воздух и, вытянув руку, поймал на лету проворным и точным, совсем не по возрасту, движением. Голова, сплюснутая у висков, маленькие глазки, крючковатый нос, ни бровей, ни усов, ни бороды. Изрезанное морщинами, черное от загара лицо походило на ствол обгоревшего в печи дерева. — Девичья игрушка этот твой пистолет! — презрительно заявил он.
— Точность стрельбы у него ничего, — равнодушно проговорил следователь.
Старик снова осмотрел пистолет и авторитетно заявил:
— Метров с десяти еще куда ни шло, а свыше десяти — ни на что не годится.
— А вы, уважаемый, свое дело знаете.
Старик сунул пистолет Дин Гоуэра за пояс и хмыкнул.
— Почтенный Цю — старый революционер, — подал голос старик-продавец. — Он у нас в Цзюго приглядывает за мемориалом павших борцов.
— Неудивительно!
— А ты чем занимаешься? — спросил старый революционер.
— Я — следователь провинциальной прокуратуры.
— Документы предъяви.
— Украли их у меня.
— По мне, так ты беглый преступник!
— Похож, но это не так.
— А чем докажешь?
— Можешь позвонить секретарю вашего горкома, мэру, начальнику полиции, прокурору города и спросить, знают ли они следователя по особым поручениям по имени Дин Гоуэр.
— Следователя по особым поручениям? — хихикнул старый революционер. — Такого работничка, как ты, держат следователем по особым поручениям?
— Я пал от руки женщины, — произнес Дин Гоуэр.
Вообще-то он хотел сыронизировать над собой и никак не ожидал, что эти слова отзовутся резкой сердечной болью. Сам того не желая, он рухнул на колени перед продавцом клецок и стал окровавленными кулаками колотить по окровавленной голове, пронзительно вопя:
— Я пал от руки женщины, пал от руки переспавшей с карликом женщины…
Подошедший старый революционер ткнул его в затылок холодным дулом и громко скомандовал:
— А ну вставай давай!
Дин Гоуэр стал подниматься, глядя полными слез глазами на его черную продолговатую голову — словно встретил старого друга из родных мест. Так может смотреть на начальника подчиненный, а еще вернее, блудный сын, вернувшийся домой после долгих скитаний, — на отца. Расчувствовавшись, он обхватил ноги старика-революционера:
— Я никчемный человек, уважаемый, я-таки пал от руки этой женщины… — бормотал он всхлипывая.
Тот ухватил Дин Гоуэра за воротник, поставил на ноги и впился в него буравящим взглядом. Он смотрел столько, сколько нужно, чтобы выкурить полтрубки табаку. Потом плюнул, вытащил из-за пояса пистолет и швырнул ему под ноги. Повернулся и ни слова не говоря зашагал вразвалочку прочь. За ним так же безмолвно последовал огромный рыжий пес. На его шкуре жемчужинками посверкивали капли воды.
