Джон О'Хара - Жажда жить
О бутылках, бокалах и пятнах крови не было сказано ни слова. Эльмира, женщина хоть и религиозная, в прошлом была горничной в гостинице и к следам попоек привыкла.
— Не думал, что ты уже поднялся, — сказал Майлз, когда Роджер вошел к нему в спальню.
— С час назад. Голова кружилась, но одеться смог. А что случилось-то?
— Ну что ж, Роджер, — начал Майлз, — полагаю, мы с тобой не будем ходить вокруг да около.
— Не будем.
— Тебе грозят серьезные неприятности.
— Так я и думал. Насколько серьезные? Что с этими женщинами?
— Не с женщинами, а с женщиной, — поправил Майлз, — с той, что покрасивее. Больше красивой ей не быть, Роджер.
— Моих рук дело?
— Да. Ты искалечил ее. Сам-то хоть помнишь что-нибудь?
— Я видел пятна крови. Расскажи остальное.
— Да уж расскажу непременно, — заверил его Майлз. — Выпивка доконала тебя, и ты, верно, спятил. Я был здесь, лежал с Корой, когда раздались крики и появилась твоя. Выглядела она так, словно под поезд попала.
— О Господи! А я где был?
— Ты? В туалете. Вырубился, весь в рвоте. Я вызвал доктора Литтауэра, и он взял их к себе. — Майлз выжидательно замолчал.
— А теперь самое плохое. Выкладывай, — проговорил Роджер.
Майлз помолчал еще немного.
— Этого я и сам пока не знаю.
— О Боже, Майлз, я ведь не убил ее? Ну?!
— Док сказал, что у нее сотрясение мозга.
— Ну, сотрясение мозга бывает и когда в футбол играешь, все проходит.
— Знаю. Но бывает и так, что, кажется, все прошло, а потом обмороки начинаются. Но даже если не говорить о сотрясении, у малышки сломан нос, порваны веки, так что надо сшивать, выбито несколько зубов, а рот, как кусок сырого мяса.
— Н-да… — протянул Роджер. — А как все это началось, не знаешь?
— Понятия не имею. Говорю же, ты, верно, спятил. Да, и вот еще что. Ни Милдред, ни Кора ничего не знают, но док мне сказал. Ты врезал ей в правую грудь, и это может плохо кончиться.
— То есть?
— От этого рак бывает.
— А если рак, что мне грозит?
— Роджер, я серьезно.
— И я серьезно, видит Бог. Просто спрашиваю.
— Да, но спрашиваешь так, будто не веришь, что это серьезно. Затеваешь спор. А я тебе говорю прямо, как есть, ничего не преувеличиваю.
— Знаю, Майлз, но ты не можешь винить меня за то, что я пытаюсь понять, что мне грозит. Мне приходилось слышать, что, бывает, шлюху изобьют, а потом сотенная решает дело.
— Минуту, — прервал его Майлз. — Заходите, Эльмира.
Женщина поставила поднос на низкий, с мраморной крышкой, стол и вышла из комнаты. Майлз сунул за воротник салфетку и, не отрываясь от тарелки и размахивая вилкой и ножом, продолжал говорить с набитым ртом.
— Сотенная, — передразнил он Роджера. — Это на десять долларов меньше, чем берет с меня Литтауэр за день. И так будет по меньшей мере две недели. Сотню за ту, что ты отделал и еще десятку за другую, она живет с ней. Тысяча четыреста и еще сто сорок. Выходит тысяча пятьсот сорок. И это только расходы на лечение, не учитывая того, сколько они потребуют за молчание. Шантаж.
— Ты совершенно не должен платить, Майлз, — запротестовал Роджер. — С какой стати? Ведь это моих рук дело.
— Это мой дом, и до определенной степени я чувствую себя виноватым, что позволил тебе напиться. К тому же я достаточно хорошо знаю состояние твоего счета, чтобы понять, сколько он продержится, если слизывать с него по сто десять долларов в день. На деньги наплевать, но мне не нравится, что ты споришь, когда я пытаюсь втолковать, что девчонка может загнуться. А если это произойдет, мне трудно отдать все до последнего, чтобы мы с тобой не угодили в тюрьму. Я хочу, чтобы ты это понял и хоть немного испугался. А если она не умрет? Что тогда? Вдруг надумает предъявить обвинение? Насилие, избиение, нанесение увечий, попытка убийства. Что, если у нее есть связи, о которых мы не знаем? Я сегодня почти не спал, так и сяк прокручивал ситуацию. Есть еще Берт Ботли. Надо ему сделать подарок, хороший подарок. При обычном положении дел я могу доставить ему немало неприятностей, и он это знает. Но сейчас мяч на нашей стороне. Он знает, что они были с нами, и выступит свидетелем на их стороне, если не сделать ему хорошего подарка. Теперь Фриц Готтлиб. Этот ублюдок с поросячьими глазками подтвердит, что ты был пьян и вел себя очень шумно. Думаешь, ему понравилось, что ты пролил кофе и поднял крик на весь ресторан? Я видел, какой взгляд он бросил в нашу сторону. А ведь есть еще и соседи, которые наверняка слышали крики, надо жить в соседнем графстве, чтобы их не услышать. И Эльмира. Она всегда молчит, но, уверяю тебя, на Библии лгать не будет.
— Ну а ты-то, Майлз, на моей стороне?
Майлз тщательно, как если бы выполнял упражнение по чистописанию, полил свинину черной патокой.
— А разве у меня есть выбор? Где все произошло? В этом доме. Оплату расходов я уже гарантировал. Так что непонятно, зачем ты задал мне этот вопрос.
— Просто хочу знать, на моей ли ты стороне. Ты так и не ответил.
— Чего ты от меня ждешь? Аплодисментов? Ты избиваешь до полусмерти девчонку, и, может, пока мы тут разглагольствуем, она загибается, а ты хочешь, чтобы я медаль тебе на грудь повесил? Если удастся уложиться в пять тысяч долларов, буду считать, что мне повезло. Но речь не о деньгах. Как насчет старых добрых времен? Они миновали, и теперь ничего не вернуть. Об этой истории будут языки чесать на всех перекрестках. Двухдолларовые вокзальные шлюхи нас и на десять футов к себе не подпустят. Если мне захочется собрать друзей, придется ехать подальше от Форт-Пенна. Ты-то еще молод, а мне как быть? Да в этом городе ни одна женщина за меня не выйдет. — Майлз вытер губы и плеснул на ладони немного воды из кувшина. — В общем, позор. Жаль, черт возьми, что ты не затащил Грейс Колдуэлл в кусты, а потом и думать о ней забыл. Если ты так был уверен, что ей хотелось именно этого, то зачем избивать шлюху?
— Не надо так говорить со мной, Майлз.
— Что это ты тут раскомандовался? — Майлз живо наклонился к туалетному столику и вынул из ящика многозарядный. — Вчера ночью я готов был пустить его в ход.
— Против меня? Выстрелить в меня? — Роджер даже не поднялся.
— В любого безумца, который поднимет на меня руку.
— Я бы никогда не поднял на тебя руку. За кого ты меня принимаешь?
— За того, кто сделал котлету из лица одной малышки, вот за кого.
— Убери пистолет. — Роджер встал, налил себе немного кофе и выпил. Майлз вернул пистолет в ящик. — Никогда не думал, что доживу до дня, когда Майлз Бринкерхофф наставит пистолет на Роджера Бэннона. Пистолет. Майлз Бринкерхофф. Наставит. Наверное, мне следовало бы заплатить никель за чашку кофе, но тогда надо было бы заплатить за весь кофе, что я вообще выпил в этом доме, а у меня нет столько денег.
— Ты куда сейчас?
— Сейчас? К доку Литтауэру, узнать, как там девчонка, жива или нет.
— Даже не думай. Ноги там твоей не должно быть. С доктором я сам связь буду держать.
— Наверное, ты прав. Тогда пойду в контору, проверю долги и посмотрю, сколько могу занять. Ты можешь забрать мой бизнес. Долгов у меня немного.
— Не нужен мне твой бизнес. Да много ли от него толку, если на твое место придет кто-то другой?
— Спасибо за комплимент, — поклонился Роджер. — Твой дом будет готов через неделю, дней через десять. Мне придется послать тебе счет, потому что людям платить надо, но все твои расходы по этому делу я покрою.
— Мне от тебя нужно только одно — чтобы ты никуда не уезжал из города. О деньгах можешь забыть.
— Если я действительно убил ее, далеко ли уедешь? Ну что ж, пока. Пока, Уильям Харт[13].
В ближайшие недели Роджер вечерами звонил Майлзу по домашнему телефону. В целом сообщения последнего сводились к следующему: сотрясение мозга у Милдред оказалось неопасным; прежнюю форму носа не восстановить, но подлатать можно; на губах и щеках останутся шрамы от ниток; травмой груди Литтауэр не занимается. Кора съехала от врача через две недели, и пока Милдред находилась под его опекой, а продолжалось это в течение месяца, она была каждый вечер занята с клиентами. Майлз передал Коре пятьсот, а Милдред тысячу долларов наличными в присутствии своего близкого приятеля, руководителя группы детективов Форт-Пенна Расса Келланда, который настоятельно порекомендовал обеим не появляться на территории графства. Берт Ботли не очень-то обрадовался полученным ста долларам, но Расс Келланд напомнил ему, что если бы Берт не взял за правило (не без выгоды для себя) предоставлять крышу над головой таким гостям, как Милдред и Кора, вообще ничего бы не произошло. Берт, в свою очередь, не стал распространяться о том, что часть выгоды, хоть и косвенным образом, достается и Рассу.
