Эдуард Тополь - Настоящая любовь или Жизнь как роман
— Идиот! Подумай: ну на кой хер ты им нужен? — сказал я тогда проще, по-брянски. — Ты кто, бля? Солженицын? Буковский? Иранский шах? А теперь послушай самое главное. После этого звонка я позвонил в Вашингтон одному человеку. Он сотрудник ЦРУ, я познакомился с ним в Италии год назад. Конечно, сначала он не хотел говорить со мной на эту тему, он сказал, что они не консультируют частных граждан насчет воровства женщин из стран соцлагеря. Но я рассказал ему, какая у вас дикая любовь, и он дал тебе один совет. Он сказал, что в Финляндии вы не должны пользоваться никаким транспортом, кроме такси. И что ты, если ее найдешь там, должен взять такси и ехать прямо на север, на паром в Швецию. Впрочем, тебе это все уже ни к чему, ты же не летишь в Финляндию. Пока!
И с этими словами я презрительно хлопнул дверью его комнаты и ушел спать.
В шесть утра Гриша без стука вошел в мою спальню. Таким я его еще никогда не видел. Он был серый, как фасад нашего дома, и с воспаленными красными глазами.
— Я лечу, — сказал он мертвым голосом. — Старик, дай мне твою дорожную сумку. И не провожай меня, сиди у телефона: вдруг она еще раз позвонит? Если я не найду ее там, в Сууками, я тебе позвоню. А если я не позвоню и не вернусь через три дня, то…
— То передай от меня привет Андропову и скажи ему, что эта дорожная сумка моя. Пусть они вышлют мне ее обратно…
Он посмотрел на меня красными от бессонницы глазами, его белые ресницы дрожали от обиды.
— Ну и шутки у тебя, бля!.. — сказал он, хлопнул дверью и уехал на такси в аэропорт Кеннеди.
Все дальнейшее я пересказываю с его слов.
— Старик, я приехал в Хельсинки и потом автобусом доехал до этого Сууками. Что тебе сказать? Если раньше у меня была ностальгия по России, то теперь ее как рукой сняло! Финляндия — это наша Брянская область, только чуть почище. А все остальное — почти советское. И дома такие же, и улицы. Ну разве можно сравнить с Америкой?! Я тебе говорю: я летел обратно, в Нью-Йорк, как домой, как на родину! Да, ну слушай. Приезжаю в это Сууками — городишко так себе, как в Карпатах. Спрашиваю на своем английском, где тут отель «Норд». Показали. В центре — трехэтажный отель, перед ним площадь. А уже, между прочим, пять вечера. Вхожу в отель, снимаю номер. Знаешь, там как слышат американскую речь или видят американские документы, сразу все — пожалуйста! Снял номер, спустился в ресторан и сел в углу, у окна.
Через полчаса вижу: пришли два автобуса, остановились у отеля и из дверей — наши, родные, советские, по одежде узнать можно! А между тем в соседнем зале ресторана — там, знаешь, два зала ресторанных, в одном я сидел, а второй в глубине, как бы банкетный — так вот, в этом втором зале, я вижу, официанты ужин накрывают эдак человек на шестьдесят. Ну ясное дело, для советских туристов. И представляешь — тут я вижу свою Галю! Идет из автобуса и украдкой по сторонам поглядывает. Прошла в отель. Я сижу, не двигаюсь. А у самого сердце так и колотит, так и колотит! Минут через десять потянулись они ужинать. Я сижу, газетой прикрылся. Меня же в Брянске каждая собака знает. Любой из этих туристов мог меня узнать и стукнуть руководителю делегации… И вот вижу: Галя входит с какими-то девчонками со своей ткацкой фабрики. Увидела меня, мы на миг глазами встретились, и она тут же глаза опустила и вместе со всеми — прямиком в соседний зал. А я снова сижу, курю — нервы, сам понимаешь, чечетку пляшут. Тут подходит официант, финн, не мой официант, а из того зала, соседнего, но идет прямо ко мне и говорит на чистом русском языке:
— Это я вам звонил в Нью-Йорк. По Галиной просьбе, конечно. В каком вы номере?
— В тридцать втором, — говорю.
— Идите в свой номер и ждите, она к вам зайдет через полчаса. Теперь самое главное: у нас в стране ей просить политическое убежище нельзя, выдадут русским. Автобусы и поезда вам тоже не подходят — ее через полчаса начнут искать повсюду. Берите такси — вот, на площади, и — через всю страну гоните на север, на паром в Швецию. Там, на пароме, документы не проверяют. Все. Счастливо!
Представляешь?! Все сказал точь-в-точь, как тебе сказали в Вашингтоне. Но я все равно не понимал, почему она доверилась официанту. А вдруг он на КГБ работает и они нас нарочно провоцируют? Ну ладно, двум смертям не бывать, а одной не миновать! Иду я в свой номер, сижу курю, жду. Дверь приоткрыта. И — вбегает моя Галечка! И бросается меня целовать. И просит: «Гришенька, не надо никуда бежать, поедем, Гришенька, домой, в Россию, в Брянск! Ну пожалуйста!»… Представляешь? Она меня просит, чтобы я в Россию вернулся! Для этого я летел в Финляндию?!
— Хорошо, — говорю я ей. — Сейчас мы с тобой поедем. Домой поедем, в Америку. Через Швецию. Значит, так, говорю, слушай меня внимательно. Я выхожу из отеля. Один. Напротив отеля, на площади, стоит такси. Я сажусь в такси. Через две минуты выходишь ты и садишься в это же такси. Все. Если ты не выйдешь, ты меня больше никогда не увидишь! Ясно?
— Хорошо, — говорит. — Гришенька, я только за своим чемоданом сбегаю в свой номер…
— Никаких чемоданов! — говорю. — Ты что, с ума сошла?! С чемоданом они тебя сразу прихватят! Вот в чем ты есть, в том и выходи. Все.
— Но у меня там вещи, одежда!
— Дурочка! Я тебе в Америке пять таких чемоданов куплю. Все. Я пошел. Я тебя жду!
Поцеловал ее и вышел. У самого поджилки трясутся: пойдет ли за мной? Прошел через площадь, сел в такси, жду. Таксист спрашивает что-то по-фински, а я ему по-английски «вейт», ждите. А сам смотрю через стекло на дверь отеля — выйдет или не выйдет? Минута проходит, две, у меня мурашки по коже. Вышла. В одном пальто и сапожках. И через площадь идет к такси. Знаешь, я эти ее пятьдесят шагов никогда не забуду! Я их считал, клянусь…
Ну вот, села в такси, захлопнула дверцу. Я выдох сделал и говорю водителю: «North! Sweden!» Мол, на север, на паром в Швецию. Он завел свой «мерседес», и — мы поехали! Если они ее и искали, то откуда им знать, что у нее есть деньги на такси через всю страну с юга на север проехать?!
Ну, она отплакалась у меня на груди, нацеловались мы с ней, и она рассказывает: «Гришенька, я уже думала — все, не увижу тебя! Десять дней как в бреду езжу по этой Финляндии, а Финляндии не вижу. От своих отойти не могу — в одиночку никуда не пускают, даже к телефону-автомату подойти нельзя, спросят: «Кому звонишь?» А кроме того, тут телефоны совсем не такие, как в СССР. Как ими пользоваться, не знаю, и спросить не у кого… Вчера в это Сууками приехали, что делать — не знаю, полтора дня до отъезда осталось, они ведь завтра утром в Союз уезжают, прямо автобусом через Выборг. И тут смотрю — официант по-русски разговаривает. Ну, думаю, кагэбэшник, наверное. Но он так шутит антисоветски, знаешь, все время подначивает, особенно когда наши жлобы со стола все к себе в сумки сметали. Он же видит и еще им с кухни приносит — издевается. Ну, я и решилась — сделала вид, что чай допиваю, последняя осталась за столиком и говорю ему, когда все наши ушли: «Вы можете в Нью-Йорк позвонить за мой счет?» И знаешь: он сразу все понял! «Жених?» — говорит. И представляешь, даже не взял денег за этот телефонный звонок. «Если, — говорит, — сбежишь к нему, я к тебе в Нью-Йорк в гости приеду». А я даже не знаю, как его зовут…»
