Чарльз Мартин - Между нами горы
Спустя три минуты, хотя показалось, что прошло три часа, вошел Стив, твой врач, неубедительно скрывавший свою озабоченность. Он изучил изображение, покивал, сглотнул, похлопал тебя по ноге.
«Шейла проведет несколько анализов. После этого я жду вас у себя в кабинете».
«Стив, – я подал голос, – я умею понимать врачебные недоговорки. В чем дело?»
Он был уклончив – еще один плохой знак.
«Может, и ни в чем. Анализы покажут».
Я ответил бы так же, если бы пытался подсластить пилюлю. Из-за моей спины доносилось странное эхо сдвоенного сердцебиения.
«Что он говорит?» – спросила меня ты, держась обеими руками за живот. Я покачал головой и вышел за врачом в коридор.
Это было излишне. Выражение его лица было красноречивее слов.
Мы сели напротив врача. Было заметно, что ему было тяжело. Он встал, обошел свой стол, принес кресло. Мы сели в кружок.
«Рейчел… Бен… – Его взгляд бегал, он не знал, на кого смотреть, весь вспотел. – Произошло частичное отслоение».
«Что это значит?» – спросила у меня Рейчел.
«Это значит, – ответил он за меня, – что плацента отслоилась от стенки матки».
Ты положила ногу на ногу.
«И?..»
«И… Я видел отслоения и побольше, но и это не маленькое».
«Каков вывод?»
«Полный постельный режим».
Ты сложила руки на груди.
«Этого я и боялась».
«Давайте подождем. Если удастся замедлить процесс или даже остановить его, то все будет хорошо. Для паники нет причин».
В машине на обратном пути ты положила руку мне на плечо.
«Как все это понимать, док?»
«Так и понимать: будешь вынашивать лежа, вспомни сотню фильмов, которые ты всегда хотела посмотреть. Прочти несколько десятков книжек».
«Все утрясется?»
«Если отслоение остановится».
«А если нет?»
«До этого еще не дошло, давай не будем торопить события».
«Но…»
«Милая, давай преодолевать препятствия постепенно».
Глава 36
Дневной свет сочился сквозь ветки, отражаясь от снега. Я брел по горному склону. Снегопад никак не прекращался, навалило уже фута три свежего снегу, и каждый шаг давался с трудом. Без снегоступов я бы пропал. Сейчас снег был сухой и пушистый, мороз мешал ему липнуть. В случае потепления условия стали бы гораздо хуже.
За целый час я не увидел никакой живности. На обратном пути я спустился ниже, в заросли. За нашим треугольным домом я вдруг разглядел еще одну, восьмую по счету, постройку – меньше остальных, размером с сарай. Ее выдала торчавшая из снега дымовая труба. Все остальное было засыпано снегом.
Я описал вокруг трубы круг, соображая, где может находиться дверь, потом стал отбрасывать снег. Добравшись до бетонной стены и не обнаружив двери, я принялся за снег с противоположной стороны. Вместо двери я докопался до окна, попробовал его открыть, потерпел неудачу и ударил в стекло ногой. Однослойное стекло разлетелось осколками внутрь. Я выбил острые зазубрины топориком и пролез внутрь.
Я попал на склад. Одна стена была завешана старыми седлами, уздечками, стременами. Здесь же висели рыболовные катушки без лески и инструменты: молотки, отвертки, мотки проволоки, ржавый нож, банки с разнокалиберными гвоздями и шурупами. Рядом с очагом лежали меха – видимо, здесь подковывали лошадей. Все вместе походило на мастерскую – лагерю такого типа она была необходима. На другой стороне висели автопокрышки, какие-то трубки, даже колесная цепь. Я почесал в затылке. Если сюда добирался четырехколесный транспорт, то это означало, что мы находимся недалеко от границы заказника, то есть гораздо ближе к дороге, чем я думал раньше.
Казалось бы, у меня были основания ликовать, надеяться на лучшее. Но если я дам себе волю, то Эшли прочтет это на моем лице и тоже загорится надеждой. А вдруг все кончится ничем? Угасшая надежда гораздо хуже безнадежности.
Я продолжил осматривать склад. Пока что у меня не было ответа на вопрос, каким образом сюда, в такую даль, попало столько добра. На чем привезли кухонный скарб и все прочее? Потом я задрал голову.
Наверху, на стропилах, лежали шесть-восемь настоящих синих пластмассовых саней. Такие цепляют к снегоходам или полноприводным машинам, иногда в них впрягают лошадей. Сани были разной длины и ширины. Я снял одни – длиной футов семь, достаточно широкие, с полозьями, и легкие – весом не больше 15 фунтов.
Я повернул сани боком, выпихнул их в окно и уже сам был готов вылезти, но напоследок еще раз посмотрел вверх. И не зря: поверх других саней лежало несколько пар снегоступов. Я мог бы их и не заметить. Вот теперь у меня действительно сильно забилось сердце. Кто-то их там сложил, то есть пришел на них в лагерь. Раз это смогли сделать другие, значит…
Снегоступов оказалось в общей сложности четыре пары – все старые, пыльные, с задубевшим, потрескавшимся плетением; однако рамы были прочными. Я выбрал те, которые мне подошли лучше остальных, завязал их на ногах и вернулся в наше треугольное убежище, волоча за собой сани.
Эшли, разбуженная моим появлением, пригляделась и спросила:
– Что это такое?
– Ваша волшебная карета.
– С толстым жеребцом в оглоблях?
– Очень смешно!
Я снял упряжь со старых саней и приделал ее к новым. В них Эшли, закутанной в шерстяные одеяла и спальные мешки, было бы гораздо удобнее.
– Вот и новое средство передвижения.
– Из него мне придется неотрывно смотреть на ваше заднее место.
– Или на то, что от него осталось.
– Все равно одно и то же зрелище не может не надоесть.
К ней вернулось чувство юмора – еще один хороший знак.
Днем мы продолжили играть в «Монополию». Правильнее сказать, Эшли продолжила скупать недвижимость и заламывать несуразную арендную плату. Один раз, тряся в руках кубики, она сказала: «Вам конец!» У нее выпало восемь, и она лишила меня последнего имущества.
– Вам никто не говорил, что вы занимаетесь нечестной конкуренцией?
– Нет, а что? – Она явно торжествовала.
К концу дня я заложил все, чем располагал, и надеялся отстоять жалкие 200$, прежде чем она, то есть банк, окончательно лишит меня права выкупа и последних штанов.
Надежда не оправдалась. Меня вышвырнули на улицу, и она минут десять злобно хохотала, как гиена.
За час до наступления темноты я сунул ей пазл со словами:
– Я скоро.
Нацепив снегоступы, я отправился на поиски пропитания. Снег валил уже не так сильно, но от этого легче не становилось. Мир вокруг меня был погружен в безмолвие. Стояла оглушающая тишина.
