В субботу, когда была гроза - Глазер Мартине

– Ну, значит, им обоим понравится в Ревиле. Муса хочет съездить туда ненадолго, навести порядок, может, что-то подремонтировать.

– А как же письма?

– Он их отправит, как только им отдадут ключи.

Они посмотрели друг на друга.

– Значит… все в порядке?

Оба убрала седую прядь со лба и вздохнула:

– Осталось только перевести деньги.

– Тебе все еще страшно?

– Ужасно, – она вдруг рассмеялась. – В ту субботу, когда была гроза… Знаешь, о чем я думала, пока тащила тебя в тележке к дому?

– О чем?

– Эта девчонка перевернет мою жизнь с ног на голову, если я сейчас же не выставлю ее за ворота, – вот о чем. И ведь была права, скажи? Она ворвется в мою комнату, разворошит мое прошлое, продаст мои вещи…

– Ты же ни о чем не жалеешь? – с грустью в голосе спросила Касси.

– Да ты шутишь, что ли? Иди сюда, глупышка…

Она положила руки Касси на плечи и обняла ее.

От Обы пахло землей и травой, а еще чуть-чуть дымом от костра, который она разводила сегодня днем, когда сжигала старые ветки.

– Ты лучшее, что случалось со мной за много лет. Ты снова… собрала меня из осколков.

Через два дня позвонил Муса. Сказал, что отправил посылку службой «DHL». Ее должны были доставить на следующий день к двенадцати часам.

После завтрака Оба поняла, что ей срочно надо привести в порядок дорожку, ведущую к дому. На этот раз Касси была полностью с ней согласна. Действительно, уже давно следовало подрезать ветки, да и трава уже выросла по колено. Без лишних слов они взяли тачку с инструментами и пошли к воротам. Каждый раз, услышав, как приближается очередная машина, они поглядывали в сторону ворот, однако им пришлось прождать почти до двенадцати, прежде чем возле ограды наконец-то остановился желтый фургончик. На нем была большая красная надпись DHL.

Они чуть ли не бегом ринулись к фургону, но это было излишне, поскольку ворота находились всего в нескольких метрах от них.

Пока водитель открывал калитку, Касси прошептала:

– Оба, я тебя предупреждаю, если ты сейчас будешь делать вид, что не ждала никакой посылки, говорить: «Ой, это для меня? Как неожиданно!», то, клянусь, я не смогу сдержать смех.

Но Обе было не до шуток. Она пыталась не подавать виду, но у нее затряслись руки, когда курьер протянул ей планшет, чтобы она поставила свою подпись. Когда машина уехала, Оба закрыла калитку, положила пакет в тачку и… продолжила подрезать ветки.

У Касси глаза на лоб полезли:

– Даже почитать не хочешь?

– Почему, скоро почитаю. Сначала надо доделать работу.

К половине первого Касси оказалась не в состоянии больше терпеть.

– Может, пойдем обратно? Я приготовлю нам что-нибудь поесть, а ты сможешь спокойно прочитать письма.

Оба лишь помотала головой и продолжила работать. И вот уже наступил час дня, потом два.

– Оба, тебе надо поесть. Ты даже не завтракала.

Никакой реакции.

Касси в голову пришла одна мысль.

– Я возьму на секунду тачку, хорошо?

Касси только собралась выложить посылку на землю, и Оба сразу же подлетела. Как мама-львица, которая защищает свое потомство, она схватила пакет и прижала его к груди.

– Ты что придумала?

– Подожди. Сейчас вернусь.

Касси подвезла тачку к дому и положила в нее плед, две подушки и корзинку с едой.

За это время Оба, кажется, не сдвинулась с места. Она так и стояла посреди дорожки, прижав к себе пакет, и неотрывно смотрела на высокие ворота, будто они были окном в огромный мир.

– А теперь ты сделаешь перерыв и поешь, – сказала Касси тоном, не терпящим возражений.

Оба не стала спорить. Сев на одну из подушек, она молча съела приготовленный для нее Касси бутерброд с козьим сыром.

– Еще будешь?

Оба покачала головой:

– Нет, спасибо.

– Тогда возьми йогурт. С клубникой, вкусно же. Держи.

Касси наблюдала, как Оба медленно и нехотя ест.

«Не надо ее торопить, – думала она, – иначе она их никогда не прочитает».

Но Касси не удалось долго держать себя в руках.

– Да чего ты так боишься?

– Я? Боюсь? С чего ты взяла? – сказала Оба, при этом она не отрывала глаз от йогурта, а голос у нее дрожал.

– И в чем тогда дело? Ты же в курсе, что больше не можешь вести себя как затворница.

– Это верно, – она сделала глубокий вдох и посмотрела Касси в глаза.

Во взгляде женщины читалась неуверенность, из-за чего лицо ее казалось каким-то детским.

– Я всегда думала, что они меня любили, даже после того, как отправили меня во Францию. А теперь…

Она замолчала и тяжело вздохнула.

– Не уверена, что смогу дальше в это верить, если прочитаю эти письма.

– Не понимаю.

– Как можно кого-то любить и при этом так жестоко обманывать?

Касси вспомнила о ее картинах, а возникшая пауза была достаточно длинной, чтобы успеть убедить себя в том, что ее ложь была во благо, не такой, как та. Хотя возможно, что родители Обы тоже так считали.

– Они тебя любили или не любили. Эти письма ведь ничего не изменят?

– В действительности – нет. А вот лишить меня веры в их любовь вполне могут.

– Если тогда тебе хотелось верить, что они тебя любят, то что помешает тебе сейчас? – спросила Касси с легким раздражением в голосе.

«О чем вообще речь?» – подумала она. Действительное вдруг снова стало чем-то непостижимым, тем, чему можно придать любую желаемую форму.

– Оба, правда, это неважно, – сказала Касси наконец. – Ты же не знаешь, о чем они думали, и уже не можешь у них спросить. Иногда люди просто делают глупости, как бы они кого-то ни любили. Взять, например…

«Маму», – хотела сказать Касси, но осеклась и вместо этого прибавила:

– Меня.

«Если сейчас она спросит, о чем это я, то я расскажу ей про картины», – пообещала Касси сама себе. Но Оба не стала задавать вопросов.

– Ты права, – тихо произнесла она. – Любовь – не гарантия верного выбора.

Она замолчала. Касси увидела, как в чашку скатилась слеза. Оба тоже это заметила.

Она поспешила смешать ее с йогуртом.

– Точно, – подхватила Касси. – Они любили тебя, но сделали чудовищный выбор. Но ведь речь не только о них? Ты же хочешь узнать, что случилось с Эдом?

– Эд умер.

– Ты не знаешь наверняка. Они просто хотели, чтобы вы больше никогда не увиделись, поэтому не отправляли твои письма. А чтобы ты перестала ему писать, они сказали, что он умер.

– А новость в газете?

– Может, недостоверная.

Оба решительно тряхнула головой:

– Чушь. Такие заметки нельзя так запросто подделать. И потом, где тогда письма от него?

– Может быть, они здесь… где-нибудь. Или они их сожгли.

– Может быть, или… – Оба грустно вздохнула. – Правду мы уже не узнаем, девочка.

Она снова потянулась за бумажным пакетом. На секунду задумалась, но затем уверенным движением отодвинула остатки еды. Она разорвала упаковку и положила перед собой три стопки писем, перевязанных лентами.

– Ты должна побыть рядом, пока я их читаю, – сказала Оба, нахмурившись. Она вдруг стала похожей на маленькую девочку. Маленькую девочку с седой головой.

Оба читала почти час.

Закончив чтение, она снова разделила письма на три стопки и перевязала их лентами. Касси изо всех сил старалась не показать своего любопытства.

– Ты была права, – сказала наконец Оба. – Родители любили меня. Да, какими же люди бывают глупыми.

Облокотившись на край тачки, она посмотрела вверх, туда, где верхушки деревьев соприкасались с небом. Касси проследила за ее взглядом. Они вместе смотрели, как тихонько колышутся кроны деревьев, как по небу медленно плывут белые облака.

– И насчет Эда ты тоже была права, – произнесла Оба спустя вечность, как показалось Касси. – Он мне писал. Десятки писем, как говорит Элизабет, все сюда, в Вирсе. Отец собственноручно бросал их в камин, так она пишет. С Эдом я, видишь ли, была бы несчастна. Они написали ему, что я умерла при родах. Вместе с Сандрин.