Уходящие из города - Галаган Эмилия
В залах (их было два; залы – громкое слово, скорее комнатки – двадцать и пятнадцать квадратных метров) стояли камеры (без камер никак – один их вид немного дисциплинировал школьников). Из второго зала можно было пройти в туалет – крошечный закуточек с окошком под потолком, где вечно воняло и не хватало бумаги. Вот и весь клуб – без окон, без дверей (ну почти) полна горница людей. И компов.
Зайдя в клуб, люди подходили к кассе – оплатить игровое время; некоторые, впрочем, сразу направлялись к компьютеру: время начислялось на логин, если осталось с прошлого раза – проходи, садись, играй. Обычно такие посетители кивали или улыбались администратору, давая понять, что у них все хорошо и платить им пока рано.
Но были и другие…
Иногда Лу замечала людей, которые проходили во второй зал, а вот выходить – не выходили. Поначалу Лу думала, что заработалась, не заметила – бывает, но однажды все-таки решила просмотреть видео с камер наблюдения. Вот очень высокий мужик в кепке идет мимо стойки администратора, кивает, Лу кивает ему в ответ, мужик проходит во второй зал, но на камере из второго зала его нет! Мужик в кепке как будто туда и не заходил. Как такое может быть? Может, камера во втором зале запаздывает или наоборот – спешит?
Лу отсмотрела видео за все восемь часов своей смены. С обеих камер. Смотрела из принципа, фактически удвоила, нет, утроила рабочую смену. Следила за перемещениями людей. Все, кто выходил из первого зала, заходили во второй. И все, кто выходил из второго, заходили в первый. Кроме мужика в кепке. Он просто исчез. В конце концов Лу рассказала об этом боссу, приведя, разумеется, доказательства. Равиль Касимович выслушал ее, поскреб лысину, поцокал языком, пробормотал:
– Субханаллах… – А потом добавил: – Ну ничего же не украл… Вот если б исчез вместе с компьютером или мышку срезал… А, забудь.
Больше Лу ему не докучала; хозяина клуба она уважала и побаивалась: хоть он ни разу не повысил на нее или на кого-то из работников или посетителей голос, его считали строгим – за опоздания штрафовал, а стоимость сломанной по недосмотру администраторов техники обещал вычитать из зарплаты.
У Лу появилось своеобразное хобби: она вычисляла этих, которых стала называть про себя «тайными покупателями» (вакансия, которую они с Олеськой когда-то мечтали получить: ходить по всяким барам-ресторанам, а потом оставлять отзыв, как тебя обслужили; но Олеську и Лу даже не позвали на собеседование). Так и тут – тайные покупатели, пришли в наш мир, полазали, посмотрели, а потом возвратились в свой. Писать отзывы. Может, там им выдавали анкету пунктов на шестьсот, и они строчили и строчили: про погоду, например, или общественный транспорт. Всякие отписки ни о чем, лишь бы заработать денег, наверняка сущие копейки.
«Тайные покупатели» научили Лу одной важной стороне взрослой жизни: если что-то тебя не касается, то и ну его. Даже если это что-то потустороннее. Просто делай вид, что этого нет. Забудь.
Поэтому на Хряща Лу тоже долго не обращала внимания. В первый раз Лу увидела его возле подъезда дома, в котором они с Олеськой снимали квартиру. Он стоял с букетом каких-то белых цветов, Лу не разглядела, каких именно, только поняла, что белых – они сливались с ним самим, бледно-серым. Лу с Олеськой прошли мимо, хлопнув дверью прямо у него перед носом, но Лу заметила, какой взгляд метнула в его сторону Олеська: она его точно знала, и он определенно ей не нравился. В следующий раз он так же стоял возле подъезда, и так же с букетом. Помимо работы официанткой, Олеська ходила на курсы секретарей, потому что не собиралась век таскать подносы. Именно там она и познакомилась с Хрящом, которого сама именовала важно:
– Делопроизводитель!
Он у них что-то там преподавал. Внешне Хрящ напоминал куриную шею из супа – такой же многокостный и склизкий. Периодически он появлялся на пороге их квартиры, но внутрь Леська его никогда не пускала. Сперва Лу думала, что подруга так поступает из страха перед хозяйкой (та строго-настрого запрещала «водить мужиков»), но все было немного иначе – однажды Олеська озвучила свое кредо:
– Дом женщины – это тайна, и если она впускает в него мужчин, то нечего и думать о том, чтоб в ее жизни появилось что-то…
Она не договорила. У Олеськи была привычка обрывать фразу на полуслове, наверное, из-за отсутствия необходимости в четком и структурированном мышлении, ну или так она подчеркивала свою таинственность. Хрящ со временем все равно примелькался. Вечерами дежурил у подъезда, а утром приходил завтракать в кафе, где работала Олеся, к самому открытию.
– Что ему от тебя надо, Олесь?
– Это ты его спроси!
– А тебе что от него надо?
– Экзамен сдать хорошо. Место хорошее найти. В заводоуправлении, например.
Лу часто разговаривала с Олеськой о будущем. У них были не то чтобы разногласия, скорее, недопонимание:
– У меня есть план, – говорила Леська. – Вначале на работу секретарем, в хорошее место. Потом – получить высшее, желательно заочно, чтоб не отрываться от работы. Потом пойти на повышение и желательно – замуж. Там же, на хорошем месте, можно и мужа найти, а то сейчас ко мне только всякие мутные типы клеятся. Или гопники, или престарелые женатики…
– А у меня нет плана, – говорила Лу, – я хочу просто жить, жить, жить… так же, как сейчас… вот как мы с тобой живем…
– Разве это жизнь? У меня от работы ноги отваливаются, а перед глазами, если их закрыть, грязные тарелки и не менее грязные улыбочки. Вот когда будет у меня своя нормальная квартира, муж, семья, тогда…
Лу, если честно, не хотелось ничего такого. Ни нормальной квартиры, ни мужа, ни семьи – ничего. Ей хотелось бы прожить так, как они жили, до самого конца, до той поры, когда она сама однажды сможет зайти в соседний зал компьютерного клуба и не выйти обратно. Ей нравилась квартирка, которую они с Олесей снимали: ребристый диван, шаткие стулья, большой книжный шкаф, забитый разномастным хламом – что надо, то и найдешь, нравилась голая лампочка у потолка, дававшая тусклый, но уютный свет, и никуда Лу не хотелось идти, потому что все остальное в мире, кроме этого, было высшей математикой. Мир будто слышал ее желание, все так и длилось без перемен, хотя Олеська все-таки сдала экзамен и нашла место секретаря, которым оказалась недовольна.
– Разве это зарплата? Даже в «Толстом Джо» было лучше! А мужчины? Ох…
Хрящ все так же часто провожал Олеську до дома. И все чаще она говорила про него со злобой:
– Идет, таращится, чего хочет? Когда отстанет, не нужен уже… Убогий!
Так оно и продолжалось бы вечно, чему Лу, наверное, была бы рада, но однажды они с Олеськой встретили в магазине Сашку, того самого репетитора по математике, который помогал Лу готовиться к вступительным экзаменам в политех.
– Луиза! Ай эм вери глэд ту си ю! Как твои дела? Сдала вышку? Уже, наверное, на третьем курсе…
Он бросился к Лу, сверкая улыбкой. Был все такой же, громкий и верткий, как будто из рекламы вылезший.
– Нет, Саш… Я институт бросила.
– Как?
– Да так. Не мое это.
– Да ну! То есть… конечно, не твое. Оно вообще – ничье. Просто… ну, ты вообще неплохо справлялась… и профессия хорошая…
Тут в дело вступила Олеська, видимо, решившая спасти подругу от неприятного разговора:
– Я Олеся! Мне Лу о вас рассказывала. – Она протянула ему руку и улыбнулась. – Мне бы иностранный подтянуть. В СПбГУ поступать планирую. Но пока май инглиш из вери бед.
– О, тут я могу помочь! То есть не сам, хоть и спик инглиш вроде неплохо, но не на том уровне, чтоб готовить в вуз… Но есть человечек один… А не хотите посидеть? – вдруг спросил он каким-то другим тоном. – Теперь уже так, по-дружески, а? Перетрем наши дела…
«Какие наши дела?» – подумала Лу, но Олеська уже тащила ее за собой, даже не спрашивая согласия (они были почти одного роста, но Олеська всегда носила каблуки, была сильнее и увереннее, оттого казалось, что она – старшая, и Лу старалась не замечать, что подруга частенько этим злоупотребляет).
