Нил Гейман - Дым и зеркала (сборник)
Ричарда стали одолевать сексуальные фантазии; ему даже приснилось, как он занимался сексом с девушкой. Как раз перед пробуждением ему привиделось, на что это похоже, когда испытывают оргазм, и это было сильнейшее и необыкновенное чувство, это была любовь, исходившая прямо из сердца; вот что это было в его сне.
Чувство глубокого, всепоглощающего духовного счастья.
Ничто из того, что он позднее испытал, не могло с ним сравниться.
Ничто даже отдаленно его не напоминало.
Ричард решил, что Карл Глогауэр из «Се человек» совсем не таков, как Карл Глогауэр в «Завтраке в развалинах»; и все же, когда читал «Завтрак…» на хорах в школьной часовне, он испытывал странное, нечестивое удовольствие. Но пока он делал это втайне, никого, похоже, это не беспокоило.
Он был мальчиком с книгой. Ныне и всегда.
Голова его пухла от религий: уикенд он отныне посвящал запутанным иудейским правилам и их изложению; утро будней проводил в пахнущей деревом торжественно-разноцветной от витражей англиканской церкви; ночи же принадлежали его собственной религии, той, что он придумал сам для себя, странному разноцветному пантеону, в котором боги Хаоса (Ариох, Ксомбарг и другие) похлопывали по плечу Призрачного незнакомца из комиксов и Сэма, будду-трикстера из «Князя света» Желязны, и вампиров, и говорящих котов и огров, и всех существ из цветных волшебных сказок Лэнга[76]: в этих сказках мифы всех мифологий существовали одновременно в волшебной анархии веры.
Правда, в конце концов он отказался (надо признать, не без сожаления) от веры в Нарнию. С шести лет, половину жизни, он свято в нее верил, пока в прошлом году чуть ли не в сотый раз перечел «Покорителя Зари»[77], и ему не пришло в голову, что превращение противного Юстаса Гадли в дракона и последующее обращение в веру в азиатского льва ужасно похоже на обращение святого Павла на пути в Дамаск, если принять его внезапную слепоту за дракона…
И едва это пришло ему в голову, Ричард стал чуть ли не на каждой странице находить аналогии, которых было слишком много, чтобы считать это простым совпадением.
Он с грустью отложил книги про Нарнию, удостоверясь, что это простая аллегория; автор (которому он доверял) пытался незаметно что-то ему подсунуть. Такое же отвращение у него возникло к историям профессора Челленджера, когда этот старик с бычьей шеей обратился к спиритизму[78]. Это не означало, что Ричарду сложно было поверить в привидения, в которых он верил без сомнений и колебаний, как и во все на свете, но Конан Дойл проповедовал, и это читалось между строк. Ричард был юн и по-своему наивен, и ему казалось, что писателям нужно доверять, а у историй не должно быть второго дна.
Зато истории про Элрика были честными. В них ничто не сокрыто: Элрик, чахлый принц исчезнувшей расы, снедаемый жалостью к себе, сжимал свой двуручный меч с черным клинком, алкавшим жизни, пожиравшим души и отдававшим их силу этому проклятому бессильному принцу-альбиносу.
Ричард читал и перечитывал истории про Элрика и испытывал удовольствие всякий раз, когда меч погружался в плоть врага, и даже сочувствовал Элрику, когда тот принимал силу от своего меча, как наркоман в триллере с мягкой обложкой принимал свежую дозу героина.
Ричард опасался, что люди из «Мейфлауэр букс» однажды явятся за своими двадцатью пятью центами. И больше не осмеливался покупать книги по почте.
У Джи Би Си МакБрайда была своя тайна.
— Только не говори никому.
— Ладно.
Ричарду не сложно было хранить чужие тайны. Позднее он понял, что был тогда ходячим кладбищем старых тайн, даже тех, о которых его конфиденты сами давно позабыли.
Они шли, положив руки друг другу на плечи, к деревьям позади школы.
В этой куще Ричарда уже одарили одной тайной: именно здесь трое его школьных друзей встречались с деревенскими девчонками и, как они говорили, показывали друг другу свои гениталии.
— Я не могу открыть, кто мне это рассказал.
— Ладно, — сказал Ричард.
— Но это правда. И это страшная тайна.
— Отлично.
С некоторых пор МакБрайд довольно много времени проводил у школьного священника мистера Эликида.
— Короче, у каждого человека два ангела. Одного дает Господь, другого — сатана. Когда тебя вводят в транс, над тобой довлеет сатанинский ангел. Также и доски для спиритических сеансов. Это ангел сатаны. Но ты можешь молиться, чтобы ангел Господень говорил через тебя. А истинное просветление наступает только тогда, когда ты можешь говорить со своим ангелом. И он посвящает тебя в тайны.
Грею впервые пришло в голову, что у англиканской церкви тоже есть своя эзотерика и своя тайная кабала.
Второй мальчик моргнул по-совиному.
— Ты не должен это никому говорить. У меня будут неприятности, если узнают, что я все тебе рассказал.
— Конечно.
Они помолчали.
— Ты когда-нибудь дергал взрослого за член? — спросил МакБрайд.
— Нет. — Собственная тайна Ричарда заключалась в том, что он еще даже не начал мастурбировать. Все его друзья постоянно этим занимались, поодиночке, парами или в группах. А он был на год моложе и никак не мог понять, почему вокруг этого такой ажиотаж; сама мысль об этом была ему неприятна.
— Всюду сперма. Густая, как слизь. Им нравится, когда ты засовываешь их член себе в рот, и они кончают.
— Ффу!
— Не так уж и противно. — Пауза. — Знаешь, мистер Эликид считает тебя очень умным. Если бы ты захотел присоединиться к его группе, он бы, возможно, согласился.
Закрытая группа, в которой велись религиозные дискуссии, собиралась дважды в неделю, после школы, в маленьком холостяцком домике мистера Эликида, что через дорогу.
— Я не христианин.
— Ну и что? Ты ведь один из лучших по закону божьему, еврейчонок.
— Нет, спасибо. Слушай, у меня есть новый Муркок. Ты еще не читал. Про Элрика.
— Не может быть. Новых не выходило.
— Может. Называется «Глаза нефритового человека». Буквы там зеленые. Я его нашел в книжном в Брингтоне.
— Дашь потом почитать?
— Конечно.
Становилось холодно, и они пошли обратно, рука об руку. Совсем как Элрик и Мунглум, подумал Ричард, и это было так же важно, как рассказ про ангелов.
Ричард грезил наяву о том, как похищает Муркока и выпытывает у него тайну.
Если бы его в этот момент растолкали, он не смог бы сказать, что это была за тайна. Что-то про писательство — и про богов.
Ричарду было интересно, откуда Муркок берет свои идеи.
Возможно, из разрушенного храма, предположил он в конце концов, хоть уже и не помнил, как этот храм выглядел. Он помнил лишь тени, и звезды, и боль оттого, что приходится возвращаться к тому, что давно считал изжитым.
