Лариса Райт - Плач льва
То, что жаждала получить ее дочь, было аккуратно написано на клетчатом тетрадном листе.
— Хочу любви, мама!
— Так люби, Юленька. Не понимаю, что тебе мешает на этот раз? И я не желаю слышать избитых фраз вроде «сердцу не прикажешь»!
Юля и вовсе не собиралась отвечать. Она задумалась, пыталась разобраться в том, что же действительно не позволяет ей проникнуться чувствами к достойному мужчине. Ничего конкретного в голову не приходило, но у девушки был старый, много раз проверенный и весьма действенный способ. Через несколько минут перед ее глазами красовался собственноручно созданный список положительных качеств Игоря. Юля перечитывала его вслух, как заклинание, будто пыталась таким нехитрым способом оказать влияние на свое непослушное сердце:
— Он не глуп, не скуп, не зануда, не тиран, не простак, не эгоист, не…
Список был длинным и убедительным. Вторая половина страницы оставалась пустой. На ней девушка предполагала написать хотя бы несколько отрицательных черт, свойственных молодому человеку, но все усилия были тщетны. Бумага сияла белизной, словно упрекая Юлю своей девственной неприкосновенностью.
— Ну уж нет! — девушка решительно взялась за ручку и быстро нацарапала на пустой стороне: «Он не». Ручка застыла в воздухе на мгновение, а потом безвольно опустилась на стол. Юля вдруг поняла: каким бы хорошим ни был встреченный ею мужчина, он никогда не станет тем, кто так ненавязчиво склеил ее разрушенную жизнь и ни разу не позволил оступиться. Пусть он упрямо не желал строить более тесные отношения, но продолжал оставаться ее ангелом-хранителем, и не в его власти было заставить девушку отказаться от желаний, которые он сам же внушил своей бескорыстной заботой. Юля снова взяла ручку и опять опустила. К чему продолжать? Зачем писать имя? Она уже сделала самое главное: призналась в собственных чувствах самой себе. А мир? Ну, что такое мир и какое этому миру дело до одной, пока не слишком устроенной женской судьбы? Судьбу необходимо было устраивать, а начертанных планов Юля менять не привыкла:
— Здравствуйте. Знаете, вы были правы. Я передумала.
Трубка долго молчит, потом произносит устало:
— Помнится, мы на «ты» с прошлого раза.
— Ты был прав. Я передумала.
— Не помогло. Я ничего не понял.
— Я передумала покупать квартиру.
— А… Рад слышать.
«Рад слышать? И все? Даже не поинтересуется почему? Чем вызваны такие перемены? Ему нет никакого дела до моих настроений. Ничего. Я все исправлю. Я молодая, красивая, а он — всего лишь одинокий мужчина средних лет». То, что он одинок, Юле теперь было известно наверняка. «Невинная» фраза, «нечаянно» брошенная ею в разговоре с директором туристического агентства, тут же дала свои всходы. На ее замечание о том, что их знакомый практически всегда при встречах одет в одно и то же («Ах, за ним не слишком ухаживает жена»), мужчина тут же ответил: «Он, кажется, не женат». Эти слова развязывали руки и давали право действовать. И сейчас даже его настойчивое молчание не могло испортить Юле решительного настроения.
— Ты не поинтересуешься почему?
— Что почему?
— Почему я передумала покупать.
«Ах, это. Я уж думал, надо поинтересоваться, почему она мне звонит. А почему… звонит?»
— И почему же?
— Я решила, что твои аргументы весьма убедительны. Я молода, красива, и у меня действительно еще могут быть дети, а всех этих бесконечных хлопот с куплей-продажей и последующим ремонтом с лихвой хватает на работе.
— Рад слышать.
«Да что он заладил, как попугай?! «Рад, рад»… Да и не похоже что-то, чтобы он был сильно обрадован. Воплощение равнодушия во всей красе, и ничего больше!»
— Кстати, я хотела тебя попросить. Если это не затруднит, конечно…
«Чего она хочет? Еще одна бредовая идея сродни покупке квартиры?»
— Я слушаю.
— Помнишь, я говорила, что собираюсь устроить Веронику в детский сад?
— Да?
— Ты не мог бы сходить со мной? Понимаешь, я подобрала хороший вариант: платный, конечно, но зато всего восемь человек в группе. Ее возьмут — вопрос решенный, но мне бы не хотелось, чтобы знали о том, что у нее неполная семья. То есть я понимаю, конечно, что со свидетельством о рождении ничего не скроешь, но если ты придешь и дашь понять, что относишься к ней, как к дочери…
— Она не моя дочь! — горько и гневно.
«Что это с ним?»
— Конечно, нет. Я и не имела в виду… Я только хотела…
— Юля, я не знаю, о чем ты думала и чего хотела. Да и, честно говоря, знать не хочу. Зато я отлично знаю, чего хочу я, точнее, чего не хочу. Я не хочу, запомни раз и навсегда, не хочу ничего слышать о твоей дочери! Совершенно ничего! И если ты не собираешься менять место жительства, я не советую тебе впредь заводить со мной разговоры о ней.
Юля даже самой себе не смогла бы объяснить, почему она не бросила трубку. Что заставило ее, подавленную и униженную, выдавить довольно нелепый и совершенно необъяснимый вопрос:
— А если бы у меня был сын?
Трубку повесил он, но перед тем как короткие гудки окончательно похоронили Юлины надежды, она смогла расслышать, что на другом конце сдавленный мужской голос еле различимо произнес:
— Возможно, с сыном все сложилось бы иначе…
21
Мысли о том, предначертано ли все происходящее судьбой или каким-то другим невидимым и неосязаемым руководителем времени и пространства, не давали Артему покоя многие годы. Когда-то он был одной из тех ярких, устремленных вперед личностей, твердо верящих в то, что каждый сам несет ответственность за все перемены в своей жизни, сам принимает решения и в случае их ошибочности винит, соответственно, только себя. Он видел, куда идет, зачем и с какой целью, и предполагал, что способен предугадать все последствия своих порывов. Личный риск казался ему единственным отрицательным фактором в новом номере в частности и в профессии дрессировщика вообще. Хотя даже эта каждодневная угроза жизни заключала в себе и положительные моменты: адреналина Артему в избытке хватало на работе, поэтому приключений в семейной жизни он не искал. Он любил своих домашних, и если бы его спросили, ради чего затевает он изменения в представлении, зачем разучивает новые трюки, для чего увеличивает количество хищников и почему каждый день выходит на арену, он не стал бы рассказывать о том, что старается поддерживать заинтересованность зрителя, улучшать программу, профессионально расти и утирать нос конкурентам. Нет, все это были веские причины для очередных ярких свершений и громких творческих побед. Артем не стал бы лукавить: безусловно, его напор, его успех, его талант подогревались всеми этими мотивами вместе и каждым в отдельности. Но все же дрессировщик был твердо уверен в одном: он каждый день входил в клетку со львами не для того, чтобы что-то доказать самому себе, и не потому, что жизни не мыслил без своих питомцев (в конце концов, работая с собаками, ни о ком другом он не мечтал), а ради единственной цели: он хотел, чтобы его близкие были счастливы. Он радовался тому, что дочь будет учиться в московской школе, что жена сможет сколь угодно часто посещать любимые ею театры и вернисажи, и гордился тем, что обеспечил им такую жизнь именно он — Артем Порошин — когда-то никому не известный провинциальный дрессировщик безобидных песиков, а ныне признанный во всем мире укротитель хищников. Это желание добиться для своих родных всего самого лучшего толкало Артема на очередные подвиги, рождало бесконечные идеи и заставляло с легкостью подписывать новые контракты и отправляться на гастроли в самые разные уголки земного шара.
