Владимир Войнович - Два товарища (сборник)
Я ничего не ответил. Она взяла у меня окурок и вместе со своим бросила в лестничный пролет. Окурки, ударяясь о ступеньки и рассыпая бледные искры, полетели зигзагами вниз, то встречаясь, то расходясь, и пропали.
– Ну, учись, – сказала Татьяна и пригнула меня к себе.
Назавтра мы договорились встретиться снова. В восемь часов возле универмага.
Приближалось утро, небо бледнело, на улицы вышли дворники и громко шаркали метлами.
Пустырь я пересек напрямую и вышел к площади Победы. За площадью свернул на бульвар и пошел по аллее. Редкие фонари рассеивали конусы света, на темных скамейках блестела роса.
Я шел не торопясь. Торопиться мне, собственно говоря, было уже просто некуда. Бабушка с мамой, конечно, обегали все, что можно обегать ночью, и теперь сидят при свете, ждут. Приду – будут попрекать, будут демонстративно глотать сердечные таблетки и капли. Хоть совсем не приходи.
Потом я услышал какие-то голоса и смех и посмотрел вперед. Впереди меня под фонарем расположилась группа каких-то людей. Они сдвинули вместе две скамейки, некоторые сидели на этих скамейках, а те, кому не хватило места, стояли.
Я несколько сбавил шаг и стал смотреть себе под ноги. Потом нашел кусок кирпича, хотел положить его в карман, но в карман он не влез, я прижал его к бедру и пошел немного правее, подальше от скамейки, на всякий случай. Мало ли чего может случиться, когда на улице нет ни милиции, ни прохожих – никого, кроме меня и этих парней.
О чем они разговаривали между собой, я не слышал, но, когда я поравнялся с ними, они замолчали и уставились на меня, я этого не видел, но чувствовал. Я шел, напрягшись, и держал кирпич так, чтобы его не было видно.
– Валерка! – услышал я знакомый голос и обернулся. Ко мне приближался Толик.
И я сразу вспомнил двор школы, турник, тренирующихся парашютистов и приказ инструктора в кожаной куртке собраться в три часа ночи на бульваре у кинотеатра «Восход».
Я незаметно бросил кирпич в кусты.
– Ты откуда? Из милиции, что ли?
– Из санатория, – сказал я сердито. Я никак не мог простить ему, что он ушел, когда дружинники тащили меня в милицию.
– Ну, я так и знал, что до утра выпустят, – сказал Толик. – У них и без тебя работы хватает.
– Ну да, – сказал я, – ты все знал заранее. А чего ж тогда ты со мной не пошел?
– А зачем нам вдвоем идти? – сказал Толик. – Тебе разве легче было бы, если б меня тоже забрали?
– Морально легче, – сказал я. – Вместе лезли, вместе надо и отдуваться. Я на твоем месте ни за что не ушел бы.
– Ну и зря, – сказал Толик. – Зря не ушел бы. Ты прыгать будешь?
– Ну да, прыгать, – сказал я. – Ты-то выспался, а я из-за тебя всю ночь глаз не сомкнул.
– А я, думаешь, спал? – обиделся Толик. – Я этих провожал. Как их? Олю и Полю.
– Ну и что? – спросил я.
– Да ничего. Они в общежитии живут. Я хотел с Олей в подъезде постоять, а эта зараза рыжая тоже стоит, не уходит. Ну, я плюнул и ушел. Поехали, а?
– Да я не знаю, – заколебался я. – Мать волноваться будет.
– Не будет, – сказал Толик. – Она ко мне приходила в час ночи, я сказал, что ты поехал к товарищу за книжками для института и останешься у него ночевать. Поехали.
В это время из-за угла выехал микроавтобус с включенными подфарниками. Он остановился как раз напротив скамеек. Из него вылез знакомый уже нам инструктор и, сложив ладони рупором, весело закричал:
– Эй, парашютисты, вали все сюда!
Всe парашютисты кинулись прямо через газон к машинe.
– Ну что, ты едешь или не едешь? – нетерпеливо спросил Толик.
– Да я не знаю, – сказал я. Я все еще колебался.
– Ну, как хочешь, – сказал Толик и побежал к машине.
– А, была не была, – сказал я и побежал вслед за ним.
Дорога была длинная. Мы проехали весь город, выехали на шоссе, потом свернули на проселочную дорогу и еще долго ехали по ней. Когда приехали на аэродром, было уже совсем светло.
Аэродром был аэроклубовский. На нем не было, как я себе представлял раньше, бетонных дорожек или стеклянных ангаров – просто клочок поля с выгоревшей травой, два небольших домика и несколько белых цистерн с бензином, врытых наполовину в землю.
Маленькие зеленые самолетики (потом я узнал, что называются «ЯК-18») взлетали, садились, рулили по земле, таща за собой хвосты желтой пыли. По полю взад и вперед сновали какие-то люди в комбинезонах.
Наш микроавтобус подъехал к одному из домиков, над крышей которого болтался полосатый мешок.
Инструктор первый вылез из кабины и встал возле дверцы.
– Вылезайте, да побыстрей, – скомандовал он.
Парашютисты стали по одному выпрыгивать из машины, а инструктор считал:
– Раз, два, три, четыре…
Пятым из машины вылез я.
– А ты встань сюда. – Инструктор показал мне место рядом с собой. – И ты тоже, – сказал он вылезшему из машины Толику. Пересчитал остальных. Скомандовал: – В колонну по два становись! Равняйсь! Смирно! Шагом марш вон к тому самолету. – Он показал на самолет, который стоял отдельно от других. У него на фюзеляже был нарисован такой же, как на куртке инструктора, парашютный значок.
– А мы как же? – растерялся Толик.
– Как хотите, – сказал инструктор. – У меня вас в списках нет.
Мы остались одни.
– Дурачок какой-то, – укоризненно сказал Толик, глядя вслед удаляющемуся инструктору. – Раньше не мог сказать.
– А он нарочно завез нас, хотел проучить, – сказал я.
– Я и говорю: дурачок. – Вид у Толика был виноватый. – Может, такси где поймаем? У меня деньги есть. Я у отца трешку свистнул.
– Какое уж тут такси, – безнадежно сказал я.
Я достал сигареты, дал Толику, взял себе. Пробегавший мимо человек в комбинезоне сказал:
– Ребята, здесь курить нельзя. Там, за домом курилка.
За домиком вдоль стены тянулась длинная, врытая в землю скамейка, перед ней железная бочка, тоже врытая в землю и наполненная наполовину водой. Вода была мутная, в ней плавали жирные размокшие окурки. На краю скамейки сидели два летчика. Один – лет тридцати, маленький, коренастый, черный, как жук, – был похож на мелкого жулика. На нем были широкие брюки и бежевая куртка на молниях. Из-под белого подшлемника выбивалась на лоб аккуратно подстриженная челочка. Другой был постарше, повыше, рыжий, с белыми глазами, как у альбиноса. Мы с Толиком сели с другого края.
Летчики не обратили на нас никакого внимания, они и между собой вели какой-то странный, непонятный мне разговор.
Белоглазый жаловался:
– Выходит, курсант сломал ногу, а ты должен за него отвечать.
– А как он сломал? – спросил черный. – Ткнулся на три точки?
– Если б на три. А то как шел носом, так и воткнулся.
