Джун Зингер - Секс пополудни
И еще она поняла, беседуя с Николь, на которой был превосходный черный костюм Адольфо с претенциозными золотыми пуговицами и великолепные золотые украшения, что она не хочет доживать свои дни так, как Николь, в покое и безопасности, но тем не менее в страхе и одиночестве. Подобно Пенни, она хотела играть в игры с жизнью, с любовью, и даже если ее сердцу суждено разбиться, пусть разобьется! Больше всего она поняла одно: ей нужен Джонатан Вест!
После нескольких часов изучения состояния ее здоровья, врачи подтвердили то, что ей говорили в Лондоне. У нее пока затухание болезни, и в настоящее время ее физическое состояние такое же, как у любой «нормальной» женщины ее возраста со стабильно хорошим здоровьем… Вот только они ничего не могут предсказать хорошего: кончится ли затухание болезни и когда это может произойти… И хотя она спрашивала о таких же вещах много раз до этого у многих других докторов, каждый раз она спрашивала на всякий случай, чтобы еще раз услышать подтверждение.
Ответ был тот же. Они могли лишь констатировать факт. Ее состояние прекрасно, кроме того, оно постоянно улучшается. Все «под контролем». А поскольку она хотела бы никогда не выходить из затухания, это давало ей возможность чувствовать себя, как все. Она все время надеялась, что за прошедшее время ученые узнают больше об этой болезни. Может быть, они узнают, когда и почему начинается период затишья и когда и почему он кончается. И поэтому она снова задавала эти вопросы…
Дети! Она должна была думать о детях, даже приближаясь к возрасту, когда уже невозможно иметь детей. Могла ли она себе это позволить? Какие у нее шансы на рождение здорового ребеночка? И какие шансы у ребенка не получить ту же болезнь?
Ей сказали, что она могла бы родить здорового ребенка, если в ее беременности и родах все будет правильно. Опять большое «если», риск слишком большой для человека больного ее болезнью. Ей объяснили, что риску подвергается мать, а не ребенок. Есть опасность трудной беременности из-за повышенного давления в почках, поэтому ей придется долго пробыть в больнице. С другой стороны, роды могут укрепить затишье болезни.
— Но есть ли возможность пройти через беременность и родить здорового ребенка? — спрашивала она снова, просто для уверенности. И ей снова говорили, что да, возможно, но что это зависит от женщины, «желает ли она подвергнуть себя риску».
Риск. Это как раз то, чего она избегала в течение последних двадцати лет. Но вся жизнь — это риск. Но худший риск — это не жить. И худшая вещь — это жить без любви.
Доктора записали со слов Андрианны, что она не знает, отчего умерли ее отец и мать, и просили ее дать побольше информации о матери, поскольку эта болезнь чаще всего гнездится в женщинах.
— Помимо вас самих, эта информация может помочь нам, помочь другим людям, поскольку поможет раскрыть генетическую природу болезни. Может быть, вы назовете терапевта, которого посещала ваша мать и он сможет дать больше информации о состоянии ее здоровья.
У ее матери был доктор Фернандез. Она вспомнила это и поэтому направилась в Северную Калифорнию…
Этим же днем она вылетела в Сан-Франциско, чтобы оттуда направиться в тот маленький городок Напа-Вэлли, где все начиналось. Перед новыми начинаниями должны быть правильными завершения, а она и так все это слишком долго откладывала…
Часть третья СЕВЕРНАЯ КАЛИФОРНИЯ И ЛОС-АНДЖЕЛЕС 17–21 ноября 1988 года
22. Четверг
Насколько Андрианна помнила, долина Напа была очень красивой. Зеленой и буйно цветущей даже в ноябре. Она была одним из чудес Калифорнии, подумала она, и недаром Джонатан Вест жил здесь.
Ее шофер без труда нашел Ла-Паз, но им понадобилось больше часа, прежде чем они разыскали дом, в котором она когда-то жила. Все, что Андрианне удалось вспомнить, было то, что где-то рядом с очаровательным домиком и садом, полным роз, находилась былая церковь, кладбище и небольшая школа. А чуть подальше было скопище жалких лачуг.
Дом, в котором Андрианна жила когда-то со своей матерью и Розой, почти не изменился, за исключением сада, в котором теперь выращивали в основном не цветы, а овощи. Это казалось удобным. Овощи были морозостойкими и основными продуктами пищи, а без цветов, хотя и красивых, и ласкающих душу, можно было обойтись. Цветы, как и Елена, были изящны и невосполнимы.
Андрианна медленно вылезла из машины, нерешительно подошла к дорожке, которая вела к дому, с сильно колотившимся сердцем прошла по ней к парадным ступенькам и дрожащими пальцами нажала кнопку звонка.
«Если вы верите в привидения, встаньте и хлопните в ладоши…»
Она не хлопала, но вполне возможно — хорошо, если бы это было так, — что Роза по-прежнему жила в этом симпатичном домике и откроет дверь. «О Господи, пусть это будет Роза!»
Но женщина, открывшая дверь на ее звонок, смотрела сейчас на нее с любопытством. Она была примерно ее возраста. У нее была стройная фигура, на голове — копна темных, тщательно взъерошенных кудрей. На ней были черные брюки, черный шерстяной свитер очень большого размера и вокруг шеи — золотая цепочка, на которой висели золотой крестик и маленькое золотое сердечко, обложенное крошечными бриллиантами.
Посмотрев на длинное норковое манто Андрианны и ее туфли из змеиной кожи, а потом бросив взгляд на припаркованный у дороги лимузин, она засмеялась.
— Вы не манекенщица из «Авона», нет? Я таких видела только в рекламах по телевизору, но могу поспорить, что они не ездят на машинах, как ваша.
— Нет, думаю, что нет, — Андрианна улыбнулась. — Я не из «Авона». Просто… я когда-то жила здесь вместе с моей матерью и старой подругой по имени Роза. Меня зовут… — она остановилась на полуслове. Многие годы она не произносила это имя вслух. — Я — Андрианна Дуарте.
В глазах женщины мелькнуло выражение узнавания.
— А я ведь помню вас! Я училась в школе на три класса старше вас, но я вас помню. У вас всегда были более красивые наряды, чем у других, и эти симпатичные куклы. Моя мать говорила, что это было потому, что у вашей мамы был поклонник — миллионер. А моя мама была не из тех, кто сплетничал о вашей маме. Все, что она говорила, насколько я помню, было то, что любая женщина, столь же красивая, как Елена Дуарте, не должна соглашаться на что-то меньшее, чем свадебное кольцо. — Еще раз взглянув на меховое манто Андрианны, она протянула руку, чтобы жадно дотронуться до меха. — Но вы выглядите так, что у вас все о'кей. Меня зовут Глэдис Гарсиа. Не хотите войти в дом?
Андрианна осмотрела гостиную, пытаясь найти в ней что-то знакомое, но ничего не обнаружила. Когда она жила здесь, в доме была уютная и комфортабельная мебель, не относившаяся к какому-то определенному стилю, а сейчас в этой комнате ощущалась полная цветовая гармония, все было абсолютно совершенным и блестело, будто сойдя с глянцевых страниц иллюстрированного журнала.
Рисунок обоев состоял из желтых, красных, оранжевых и фиолетово-синих маков на белом фоне, а белая мягкая мебель стояла на фиолетово-синем ковре и была усыпана подушками желтого, красного и оранжевого цветов. Главным предметом в комнате был огромный телевизор — самый большой, какой Андрианна когда-либо видела, а на нем стоял видик с невероятным количеством кнопок на передней панели.
Женщина следила за реакцией на лице Андрианны, очевидно гордая тем, чем она обладала.
— Очень мило, — сказала Андрианна. — Пожалуй, это самая веселая комната из всех, что я видела.
— Мы только недавно купили видеомагнитофон. Я ведь ничего в них не понимаю. Тони… то есть мой муж Антонио… просто сказал мне, чтобы я выбрала лучший из тех, что был в магазине. Но мой сын, Тони-младший, — ему сейчас девятнадцать — пошел со мной в магазин, и вы же знаете, какие сегодня дети. Если это электроника, они знают ее как свои пять пальцев. Поэтому я и позволила ему выбрать.
— Вашему сыну девятнадцать? — В голосе Андрианны ощущались нотки сомнения.
— Конечно, — улыбнулась Глэдис, демонстрируя идеально белые зубы и наслаждаясь эффектом, произведенным на свою гостью. — И Тони — не самый старший. Есть еще Эл. Ему двадцать один. А Ричи — восемнадцать и Веронике — шестнадцать. Всего четверо. Я вышла замуж, когда мне было семнадцать. Но потом, когда родилась Вероника, я сказала себе: это — последний. Я не собиралась рожать каждый год. Поэтому без чьих-либо советов я решилась на операцию, и мне перевязали фаллопиевы трубы. Я считала, что это дело касалось только меня и даже не Антонио или отца Джильберто. Вы не хотите чашечку кофе?
— Благодарю вас, с удовольствием, — Андрианна проследовала за Глэдис на кухню, которая, как и гостиная, была очень светлой. Тут была и чудо-техника — посудомоечная машина из черного стекла под цвет двух встроенных микроволновых печей, которые гармонировали с огромным холодильником-морозильником с двумя одинаковыми раздаточными устройствами, встроенными в дверь. Облицованные кафелем стойки были заставлены внушительной батареей любых мыслимых небольших электроприборов, тут же стоял маленький телевизор из тех, что чем меньше по размерам, тем дороже.
