Леон Юрис - Суд королевской скамьи, зал № 7
Он протянул ей платок, и она вытерла слезы.
— Конечно, ты прав, — сказала она. — Откровенно говоря, не знаю, кто мне нравится больше — прежний Эйб или новый.
Леди Сара, в брюках и норковой шубе, приехала на своем «бентли». Шофер нес за ней сумку с едой.
Поварихой она оказалась первоклассной.
Эйб вдруг почувствовал, что ужасно устал. Он положил голову к ней на колени, и она стала нежными, опытными пальцами массировать ему затылок и виски, а потом прилегла рядом с ним. Она уже приближалась к той черте, за которой женщина перестает быть привлекательной, но прекрасно знала, как наилучшим образом распорядиться тем, чем еще располагала. Эйб решил, что эту черту она еще не перешла.
— Господи, как я устал.
— До конца недели еще не так устанешь. Давай на выходные съездим в Париж.
— Не могу. Из Израиля приедут свидетели. Я должен быть на месте.
— Но Париж!
— Вполне возможно, что я и не устою, — проворчал он.
— Не волнуйся так, дорогой. Все пойдет как надо, дай только Томасу Баннистеру взяться за дело.
— Странно, у меня из головы не выходит Кельно. Бедняга, сколько он пережил…
— Это не оправдывает того, что он делал.
— Знаю. Только вот все время спрашиваю себя: а я, попав в эту «Ядвигу», — смог бы я вести себя иначе?
Анджелу разбудили странные звуки. Из ванной доносился хрип, словно кто-то задыхается. Дверь ванной была открыта, и там горел свет. Анджела бросилась туда и увидела, что Адам стоит на коленях перед унитазом. Его рвало. Когда приступ рвоты прошел, она помогла ему подняться на ноги, и он, с трудом переводя дух, прислонился к стене. Она вымыла унитаз, уложила Адама в постель и положила на его холодный и влажный лоб мокрое полотенце. Потом дала ему лекарство и держала его за руку, пока спазмы не прекратились. Из ванной пахло дезинфекцией.
— Я боюсь Баннистера, — сказал Адам. — Он два дня сидит там и не сводит с меня глаз.
— Но это же английский суд. Он не сможет тебя запугать. Сэр Роберт будет следить за каждым его шагом.
— Да, наверное, ты права.
— Ш-ш-ш-ш… Ш-ш-ш-ш… Ш-ш-ш-ш…
6
Входя в уже хорошо знакомый ему зал суда, Эйб на секунду оказался рядом с Анджелой Кельно и Терренсом Кэмпбеллом. Они обменялись неприязненными взглядами.
— Прошу извинить, — сказал Эйб и протиснулся дальше, где сидели Сара Видман и Шоукросс.
— Они прибудут самолетом из Тель-Авива после выходных, — сказал Шоукросс. — Но Александер сказал, что нам не надо ехать их встречать. Мы увидимся с ними в середине недели.
Баннистер с очень усталым на вид Брендоном О’Коннером вошли в зал вслед за Александером и Шейлой Лэм в ту самую минуту, когда появились присяжные. Две женщины из их числа и один мужчина несли с собой подушки — долго сидеть на жестких деревянных скамьях было не слишком удобно.
— Прошу тишины! — провозгласил судебный пристав.
При входе Гилрея все встали и поклонились.
Судья начал с того, что сделал предварительное объявление. Сэру Адаму Кельно, сказал он, несколько раз звонили и угрожали. Он предупредил, что это недопустимо, и предложил Томасу Баннистеру задавать вопросы.
Пока Баннистер вставал, Адам Кельно успел занять место на свидетельской трибуне, усесться и положить руки на перила. Он чувствовал, что транквилизатор, к счастью, уже начинает действовать.
— Доктор Кельно, — начал Баннистер, в отличие от Хайсмита очень тихим голосом. В зале тоже стало очень тихо. — Я понимаю, что английский — не ваш родной язык. Пожалуйста, просите меня повторить или сформулировать иначе любой вопрос, который покажется вам непонятным.
Адам кивнул и медленно отпил глоток воды из стакана — горло у него пересохло.
— Что означает медицинский термин «казус эксплоративус»?
— Как правило, это операция, которая проводится с целью установления диагноза — например, чтобы выяснить размеры раковой опухоли.
— Этот термин можно применить к удалению семенника или яичника?
— Да.
— Правильно ли было бы к этому добавить, что подобная операция могла быть проведена после рентгеновского облучения половой железы?
— Да.
— Например, как часть экспериментов Фосса?
— Нет, — резко ответил Адам. — Я не занимался экспериментами.
— Вы кастрировали людей?
— Кастрируют здорового человека. Я никого не кастрировал.
— Но разве эти люди не были здоровыми перед тем, как их насильственно облучили?
— Не я их облучал.
— Полагается ли перед операцией заручиться согласием пациента?
— Только не в концлагере.
— Выносились ли в Германии судебные приговоры, требующие кастрировать гомосексуалистов или других нежелательных лиц?
— Я таких случаев не припоминаю.
Честер Дикс передал Хайсмиту записку: «Он действует наугад — пытается хоть что-нибудь нащупать». Хайсмит кивнул Кельно, давая ему понять, что все идет нормально. Адама немного успокоил тихий голос Баннистера и его как будто бесцельные вопросы.
— Но если бы такой случай произошел, вы бы безусловно потребовали ознакомить вас с приговором?
— Я не могу рассуждать о том, чего не было.
— Но вы бы отказались оперировать здорового человека?
— Я никогда этого не делал.
— Доктор Кельно, смог ли кто-нибудь еще из заключенных-врачей покинуть концлагерь «Ядвига», чтобы работать в частной германской больнице?
— Доктор Константы Лотаки.
— Он также проводил операции в пятом бараке в связи с экспериментами Фосса?
— Он делал то, что ему приказывали.
— Ему приказывали удалять семенники и яичники?
— Да.
— Он делал это и он также покинул лагерь «Ядвига», чтобы работать в частной германской больнице?
На лице Адама Кельно отразились первые признаки беспокойства: он понял, что иметь дело с Баннистером будет не так просто. «Я должен быть начеку, — подумал он. — Надо будет как следует подумать, прежде чем отвечать».
— Далее. Когда вы прибыли в Росток, где работали в частной клинике, вы уже не ходили в тюремной одежде?
— Вряд ли высокопоставленным германским морским офицерам понравилось бы, если бы их жен лечил человек из концлагеря в полосатой робе. Да, мне выдали гражданский костюм.
— Вероятно, они бы вообще не хотели, чтобы их лечил заключенный.
— Не знаю, чего они хотели и чего не хотели. Я все еще был заключенным.
— Но несколько особым заключенным, с особыми привилегиями. Я веду дело к тому, что вы сотрудничали с Фоссом, чтобы выкрутиться.
— Что-что?
— Повторите, пожалуйста, мистер Баннистер, — вмешался судья. — Он не понял, что вы сказали.
— Хорошо, милорд. Вначале вы занимались физической работой и подвергались избиениям и унижениям?
— Да.
— Потом вы стали чем-то вроде санитара?
— Да.
— Потом врачом, лечившим заключенных?
— Да.
— Потом вам поручили руководить обширной медчастью?
— Более или менее. Под контролем немцев.
— И в конце концов вы стали врачом, который лечил жен германских офицеров?
— Да.
— Я хочу высказать предположение, что вы и доктор Лотаки, единственные врачи из заключенных, которые смогли покинуть лагерь «Ядвига», были освобождены в награду за сотрудничество со штандартенфюрером СС доктором Адольфом Фоссом.
— Нет!
Некоторое время Баннистер стоял неподвижно, теребя свою мантию. Потом он спросил еще тише:
— Кому нужны были эти операции?
— Фоссу.
— Вы прекрасно знали, что он экспериментирует со стерилизацией.
— Да.
— Со стерилизацией рентгеновским облучением.
— Да.
— А разве удаление семенника или яичника не было, в сущности, вторым этапом такого эксперимента?
— Не понимаю.
— Я попробую объяснить. Давайте проследим все шаг за шагом. Все эти люди были евреями?.
— По-моему, да. Были и цыгане, но большей частью евреи.
— Молодые евреи?
— Молодые.
— Когда именно их переводили в пятый барак на операцию?
— Ну, их держали в третьем бараке как материал для экспериментов. В пятом бараке их облучали и отправляли на месяц обратно в третий, а потом снова возвращали в пятый на операцию.
— Вы не пропускаете ни одного этапа?
— Больше ничего не припомню.
— Я хочу сказать, что перед облучением их приводили в пятый барак и засовывали в задний проход деревянную палку, чтобы вызвать извержение семени, проанализировать его и выяснить, не импотенты ли они.
— Я про это ничего не знал.
— Их брили перед операцией?
— Да, их готовили, как обычно.
— Они выражали протест?
— Конечно, им это не нравилось. Я говорил с ними и убеждал их, что это необходимо для спасения их жизни.
