Леон Юрис - Суд королевской скамьи, зал № 7
— Сэр Адам, — прервал его судья, — позвольте дать вам совет. Постарайтесь лишь отвечать на вопросы сэра Роберта, не сообщая по своей инициативе никакой дополнительной информации.
— Хорошо, милорд.
— Сколько времени вы оставались в лагере «Ядвига»?
— До начала сорок четвертого года.
— Расскажите милорду судье и господам присяжным, при каких обстоятельствах вы покинули концлагерь.
— Фосс уехал из лагеря в Росток, чтобы стать владельцем частной клиники для жен высших офицеров германского военно-морского флота, и взял меня с собой.
— В качестве заключенного?
— В качестве заключенного. Меня оформили как «собаку Фосса».
— Сколько времени вы провели в Ростоке?
— До января сорок пятого, когда Фосс эвакуировался в глубь Германии. Меня он с собой не взял. Среди немцев царила паника. Я остался там, чтобы лечить множество рабов и заключенных, которые теперь оказались на свободе. В апреле пришла Красная Армия. Сначала многих из нас задержали из-за отсутствия документов, но потом меня выпустили, и я добрался до Варшавы. Я приехал туда в пасхальное воскресенье и сразу же узнал, что против меня выдвинуты обвинения. Националистическое подполье тогда еще существовало, и меня снабдили фальшивыми документами, по которым я устроился работать на расчистку развалин. Как только я смог, я бежал в Италию, чтобы присоединиться к армии Свободной Польши.
— Что произошло после этого?
— Было расследование, и меня признали невиновным. Я переехал в Англию и стал работать в польском госпитале в Танбридж-Уэллсе. Там я оставался до сорок шестого года.
— А что случилось тогда?
— Я был арестован и помещен в Брикстонскую тюрьму. Польские коммунисты добивались моей выдачи.
— И сколько времени вы провели в тюрьме?
Тоном своего вопроса сэр Роберт дал понять, как он возмущен таким обращением британского правительства с его клиентом.
— Два года.
— И что произошло после этих двух лет, последовавших за почти пятью годами в лагере «Ядвига»?
— Британское правительство принесло мне извинения, и я вступил в Колониальную службу. В сорок девятом году я переехал на Борнео, в Саравак, и прожил там пятнадцать лет.
— В каких условиях вы жили в Сараваке?
— В самых первобытных.
— А почему вы избрали именно это место?
— Из страха.
— Значит, получается, что вы провели двадцать два года своей жизни либо в качестве заключенного, либо в изгнании за преступления, которых не совершали.
— Правильно.
— До какой должности вы продвинулись в Колониальной службе?
— Я был главным врачом округа. От более высоких назначений я отказался из-за моих исследований по улучшению питания и условий жизни туземцев.
— Вы писали научные работы на эту тему?
— Да.
— Как они были приняты?
— В конечном счете я был возведен в рыцарское звание.
— Хм-м-м-м… да. — Сэр Роберт бросил почти вызывающий взгляд в сторону присяжных. — После чего вы вернулись в Англию.
— Да.
— Вот что мне любопытно, сэр Адам. Почему теперь, когда вы титулованный британский гражданин, вы решили работать в таком захолустье, как Саутуорк?
— Я не могу съесть больше двух куриц в день. Я занимаюсь медициной не ради денег или положения в обществе. В моей поликлинике я могу оказать помощь максимальному числу людей, в ней нуждающихся.
— Сэр Адам, страдали ли вы раньше и страдаете ли сейчас от заболеваний, связанных с вашим пребыванием в лагере, Брикстонской тюрьме и на Сараваке?
— Да. Я лишился почти всех зубов, которые выбили мне гестаповцы и эсэсовцы. Я страдаю от варикозного расширения вен, гипертонии и нарушенного из-за рецидивов дизентерии пищеварения. У меня синдром тревоги, бессонница и больное сердце.
— Сколько вам лет?
— Шестьдесят два.
— Больше вопросов нет, — сказал сэр Роберт Хайсмит.
5
Саманта толкнула задом дверь и пятясь вошла в квартиру на Колчестер-Мьюз: обе руки у нее были заняты пакетами с продуктами. Остальное нес за ней вежливый таксист.
Эйб лежал на диване, рядом были разбросаны по полу газеты с кричащими заголовками: «Ивнинг ньюс» — «ГЕРОЙ ИЛИ ЧУДОВИЩЕ?», «Геральд» — «ДИЛЕММА ВРАЧА ИЗ КОНЦЛАГЕРЯ», «Дэйли уоркер» — «ВРАЧ ИЗ ПРЕИСПОДНЕЙ ДАЕТ ПОКАЗАНИЯ», «Таймс» — «СЭР АДАМ КЕЛЬНО ПРОДОЛЖАЕТ», «Мэйл» — «У МЕНЯ НЕ БЫЛО ВЫБОРА»…
Эйб, зевая, встал.
— Заплати за такси, Эйб, — сказала Саманта.
— На счетчике три шиллинга, сэр.
Эйб протянул ему десятку и сказал, что сдачи не надо. Он любил лондонских таксистов — они всегда вежливы. А таксист любил американцев — они всегда дают хорошие чаевые.
— Что это у нас — Рождество?
— Просто никакой еды в доме не было, а я же тебя знаю, ты скорее умрешь от голода, чем пойдешь в магазин. Бен приехал?
— Да. Пошел прогуляться — должно быть, где-нибудь на улице гоняется за девками.
Саманта поставила пакеты на кухонный стол и начала доставать продукты.
— А что же папаша с ним не пошел?
— Я уже стар, Саманта. Мне за молодежью не угнаться.
— Ну да, как же. Эйб, этот молодой человек Ванессы поехал в Линстед-Холл. Не понимаю, что она в нем нашла. Упрям и всегда готов спорить до умопомрачения.
— Обыкновенный израильский сабра. Почти все они ужасно агрессивны, но это только из чувства самосохранения — они слишком долго жили, прижатые к морю.
— Эйб, сегодня после суда я слышала всякие разговоры… Люди говорят…
— Все в недоумении?
— Да.
— Действительно, у этой истории две стороны.
— Налить тебе виски?
— Было бы неплохо.
— Ужасно, просто ужасно, — сказала она, выковыривая из ванночки кубик льда. — У многих Кельно вызывает симпатию.
— Знаю.
— Ты сможешь все это выдержать?
— А для чего я сюда приехал — чтобы нанести визит королеве?
Зазвонил телефон. Саманта взяла трубку.
— Это тебя. Какая-то женщина.
— Слушаю.
— Привет, дорогой мой, — услышал он голос Сары Видман.
— Привет, рад тебя слышать. Александер сказал, что ты прилетела вчера вечером, очень поздно.
— Прости, что не была в суде с самого начала, но меня разрывают на части нью-йоркские театры. Впрочем, сезон очень неудачный. Когда мы увидимся?
— Например, сегодня.
— Мы можем пойти в какой-нибудь маленький ресторанчик в Челси или поужинать у меня.
— Мне бы лучше оставаться на телефоне.
— Хорошо. Тогда я куплю чего-нибудь по дороге и сама приготовлю ужин.
— Вот не знал, что ты умеешь готовить.
— Ты много чего еще не знаешь. Где-нибудь около половины восьмого?
— Годится.
Эйб положил трубку. Саманта подала ему виски, не скрывая своего неудовольствия:
— Кто это?
— Одна знакомая. Наша сторонница.
— И близко знакомая?
— Леди Сара Видман. Очень важная фигура в еврейской общине.
— Кто не слышал про леди Сару и ее благотворительность. Ты собираешься тут с ней переспать?
Он решил принять эту дурацкую игру.
— Здесь слишком тесно, да еще Бен в соседней комнате. Уж если трахаться, то там, где можно вопить, визжать и бегать с голой задницей.
Саманта побагровела и закусила губу.
— Да что ты, Саманта, ведь мы уж сколько лет как разведены. Неужели до сих пор ревнуешь?
— Да нет, просто глупость сказала. Я подумала… Эйб, другого такого, как ты, я не знала. Ведь Бена мы зачали как раз здесь. Я всегда вспоминаю об этом, когда приезжаю из Линстед-Холла. А ты когда-нибудь меня вспоминаешь?
— Сказать правду?
— Не знаю, хочу я услышать правду или нет.
— Если говорить правду, то да. Мы ведь двадцать лет прожили вместе.
— Я очень волновалась, когда узнала, что ты приезжаешь в Лондон, и надолго. Когда мы с Реджи предложили тебе эту квартиру, я уже знала, что буду приезжать в Лондон и просить тебя со мной переспать.
— Господи, Саманта, это же невозможно.
— Да неужели? Мы ведь такие старые друзья. Что в этом плохого?
— А Реджи?
— Он все равно будет меня подозревать и никогда не поверит, что ничего не было. Он такой милый, молчаливый, сдержанный. Если мы сами ему не расскажем, он никогда не заговорит об этом первый.
— Я теперь не сплю с чужими женами.
— Правда? И давно?
— С тех пор, как понял, что от того старика наверху не спрячешься. Рано или поздно за все придется расплатиться. Саманта, прошу тебя, не ставь меня в такое положение, чтобы пришлось тебе отказать.
Он протянул ей платок, и она вытерла слезы.
— Конечно, ты прав, — сказала она. — Откровенно говоря, не знаю, кто мне нравится больше — прежний Эйб или новый.
Леди Сара, в брюках и норковой шубе, приехала на своем «бентли». Шофер нес за ней сумку с едой.
