Роман Парисов - Стулик
В глазах у Светы – завязь конца. Я, правда, этого ещё не знаю. Я удивляюсь, какой непроницаемой завесой сверкнули вдруг её глаза, собрав все блики низкого уже солнца, и это мгновение во мне остановилось…
А она уже вырывается, шарахает водой, не давая себя приласкать. И не снизу вверх смотрит на меня, как недавно ещё, а совсем по-другому – как на непопулярного доставучего папу.
…иль мне пригрезилось?.. и опять я себя накручиваю?..
Весёлый оранжевый мячик, затормозив по воде, шлёпнулся аккуратно передо мной. Это Христос. Он всегда мне кидает, будто приободрить хочет меня. Приятный парень этот Христос. Я бросаю обычно в мелких его, сорванцов лет двенадцати. Они всегда норовят почему-то Свете. Ну, а Света – Христосу.
Так и играем.
Познакомились на днях: у Христоса всегда с собой холодильник под зонтиком, а там чего только нету слабоалкогольного. Когда и к бару направимся. Бармен уже улыбается, готовит коктейли с ромом. Между прочим, Христос – аргентинец, а живёт на Кипре. (Светик любит игровой момент: с внутренней гордостью за меня слушала она мои итальянские завывания, [18] а когда после трёх минут разговора поняла, что я принят за соседнего уругвайца, вообще озарилась восторженно.)
Чернявый, кудрявый, глаза добрые – настоящий Христос. С ним всегда есть тема, а значит, и повод. Даже Светик сегодня не прочь напиться – виски-колой!
– Mira vos, pero que linda, linda… – говорит он почти восхищённо. —…un poco joven, no? Сuantos tiene? Quince?!… Vos estas loco!.. Un ano solo mas que mi hija… Pero… como podes… con una nena asi?! [19] – Он уже совершенно серьёзен, он действительно пытается понять, в глазах ни тени мужского озорства…
…и мне – впервые, вдруг (о, небеса!) неловко… Что случилось со мной – я потерялся в песке! Да, я разом почувствовал отсечённые тылы – дурацкое предчувствие прошлось между лопаток: что дальше того, на море остановившегося мгновения не будет уже ничего, что дальше путей нет – они разобраны (или не собраны ещё?)… и куда-то делся мой кураж, и нечего, нечего мне противопоставить внезапной искренности его непонимания, и я не знаю, что ответить на этот простой и совершенно новый для меня вопрос: как ты вообще с такой маленькой?.. Алё, Рома, ты здоров?! Тебе… стало… стыдно?!!
– О чём это вы тут? – подоспела на подмогу Светик.
При ней мы по-английски. Совсем что-то стесняется она испанского.
– О тебе всё. Look… Beside this girl I feel myself just the same age as her… and that’s why she is staying with me. [20]
(Боже, что я такое сказанул.)
И всем стало весело… Ну что ж – нельзя не выпить. За вас – за понимание и терпение, говорит Христос. (Есть же доброжелательные люди с понятием.)
…и насколько уютней выпивать вот так, осмысленно и легально , при Светином участии…
Подъехала сзади активная женщина лет сорока, похожая, как бы это выразиться, на цифру «8», тоже весёлая, с пацаном своим – в самолёте-то не успели, так хоть теперь познакомиться… Всем по виски-коле! (Вот ведь как на курортах – только подставлять успевай.) Оказалось – бизнес-вумен из Саратова. Всегда приятно легко, непринуждённо, а самое главное – остроумно поговорить ни о чём на трёх языках… Только – краем глаза замечаю – сказала что-то Света её сынишке, надулась и на руке моей повисла: пойдём, Ромик, отсюда. Эх, только я в своей тарелке…
Ну, что случилось-то?
– Как, ты не слышал?.. Что эта мамаша его п…анула?! Вот, говорит, хорошо – будет моему Антошке невеста!.. А Антошка – ты видел его? – сам два вершка: пойдём погуляем… Нет, это он мне – нормально?!!
Утробная, не совсем здоровая судорога уже начала сводить мне животик.
– Что ты ржёшь!
– А что, плакать… Так значит, иногда… ошибочка выходит-с-с-с… – И я покатился пуще прежнего. До слёз, до колик, надсадно и безутешно. – Ну, а ты… ему что?
– Что-о! Гуляй давай, мальчик, к маме!! Нет, ты прикинь – мама с сыночком решили устроить личную жизнь на пару!..
– Ты думаешь, она меня…
– Ну а то! Ты видел, как она на тебя смотрела?!
Не видел. Не заметил. Не просёк. Всё, что вокруг творится, – воспринимаю одномерно. Всё Светик да Светик. (Ну бред же, а?) Приятны вот почему-то реакция её и ревность.
– …нет, это по правилам – я должна быть с ним, а ты с ней, нормально?! – (Всё никак не успокоится.) – Так что тебе все, все должны завидовать, Ромик… Что я у тебя девушка такая, а то была бы сейчас какая-нибудь жена вроде неё!
…и рубашку выглаженную, как говорится, было бы кому подать, и тарелочки рассыпать веером, и салатиков наготовить… И в приумножении капитальца общего был бы соратник, и в беседе равный партнёр, и в сексе товарищ, и уважение, и дети, и всё как у людей… И всё как у людей, и был бы я тяжелее лет на десять, и тёмный Перец всё тот же рыл бы во мне ещё какую-нибудь дыру, и снились бы мне целомудренно и запредельно одноклассницы Антошкины…
No, thanks!!
…а как меняется настроение – прямо как у шизофреника. Только стало не по себе, только-только начинает осознаваться пагубность – так опять моя наяда идёт на помощь, туманит мозги…
И куда ведёшь ты меня, Светик, на сей раз – в этом большеватом на тебе купальнике, по висящей жаре, еле переставляя ножки на своих платформах?.. Надоело нам всё – и мячик, и бадминтон, и золотистый пляж Макрониссос, и откуда тоска такая варёная… Пробираемся мы через какое-то огороженное древнеримское кладбище (?!!) на наш официальный пляж, на «домовский» – там хоть водоросли и ракушки, понырять можно. По пути все камешки Светик перебирает, большие-маленькие отодвигает – в надежде найти ящерок. Конечно же, их там нет! Какая придурка-ящерица захочет в таком пекле сидеть, пусть даже и под могильным камнем!.. Ан нет – радостный вопль таки оглашает пустыню, и целый варанчик, спасаясь, шебуршит по гальке. Рома, быстрей её на камеру!.. – да где там. Рома пытается прочесть латинскую эпитафию: это надо – II век до н. э.!
На море полный штиль и сумасшедший закат в полнеба. Здесь вода свежее, и мы плюхаемся, и обновляемся, и заплываем наперегонки. (Знаете – это ощущение, когда уже почти никого на пляже, а ты ещё счастлив с морем, и впереди обещает вечер?!) И под водой красиво: поколыхивается синеватый мох на валунах, уходит таинственно глубина, россыпи разноцветных ракушек… Света надевает маску, и ныряет, и взахлёб отчитывается об улове: только перламутровые – целых двенадцать! Снимает с себя верх, ссыпает в него ракушки, перевязывает, кидает на берег. Заодно снимает низ: помнишь – ты хотел?..
Хотел. Возбуждение в воде особенное. Полная, непривычная между ног свобода. Вода, как вакуум, втягивает в себя освобождённый конец. Света в маске под водою проделывает эксперимент. Счастливая, чуть не задохнувшись, выныривает: получается! Обцеловываю мокрое лицо, переворачиваю невесомое тельце, вхожу под белый треугольник, шлёп-шлёп, а вон метрах в ста люди, смотрят, а нам всё равно, шлёп-шлёп, она сильно загорела и спина уже лезет, шлёп-шлёп, какая ласковая кожа, шлёп-шлёп, Ромик, а так прикольно, шлёп-шлёп, быстрее бы, шлёп-шлёп. Ой, погоди, устала – она соскакивает, опускает маску, набирает воздуха… и новая пригоршня ракушек летит на песок. Она ныряет беспрестанно, сверкая белым треугольничком, она вроде как ловит ракушки, но подплывёт то сзади, то снизу, и весь смысл в том, чтоб я не угадал внезапного момента зудящей лёгкости конца… Вдруг вынырнула и села на меня, обхватив бёдра, разгорячённая и запыхавшаяся, шлёп-шлёп, а я смотрю на горизонт, шлёп-шлёп, и я смотрю в её прикрытые глаза, шлёп-шлёп, и совсем вниз, шлёп-шлёп, и что-то вдруг нехорошо, шлёп-шлёп, что не видать конца нигде…
* * *
– Й-й-яман-н! Ты мне должен два паунда!
– …?
– Ну… за то, что я – ребёнок!
Я хохочу. Что такое смех? Маленький моментальный слепок счастья. И я хохочу. Поощряю непосредственность. Игровой момент.
Мы в сувенирной лавке, в лобби. На два сэкономленные фунта набираем бусиков, браслетов и колечек – всего фунтов на сорок. Светик идёт, очарованная своей рукой – то есть, руки-то не видно. Хорошо, пока не бриллианты. Как просто сделать ребёнка счастливым.
Мы шагаем мимо рецепционистов. Что-то ухмыляются они себе в тряпочку, на нас поглядывая. Вчера спросили у неё шёпотом: а кто это, собственно – Рома?.. – Май фьюче хазбанд, гордо ответила Света.
Мы в туалете – в женском. «Ну Ромик, постой просто рядом, а то там какой-то чел опять, его так-то не видно, но я знаю, что он там, я знаю, что ему нужна я!..» (Всюду, всюду Пиздерман.)
Мы лениво спускаемся к воде. Времени час. Вместо раннего, депрессивного завтрака давно уже приспособились брать в баре пиццу и картофель-фри. Углеводы для меня сомнительные, но лучше, чем ничего.
…а гложет, ой как гложет подспудно жалость к мышечным волокнам – разбухшие и привыкшие к обхождению, стосковались они по настоящему белку, по нагрузке… А что могу я им дать – жирки да продукты алкогольного распада? Одно утешает: доверчивы они и покладисты, не будут сразу бунтовать и сохнуть. (Да, огромная инерция у процессов…)
