Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 8 2006)
…Государственная независимость в 1918 году явилась для эстонцев по большому счету неожиданностью. Эстонские партии на государственном совещании в августе 1917 года принимают решение о поддержке идеи федеративной России с вхождением в ее состав Эстонии на правах автономии. Но рост левого радикализма, подвигнувший противников революции к ответным действиям, и вмешательство европейских сверхдержав — Британии и Германии — сделали возможным обретение первой независимости. Сейчас об этом практически не говорят ни с той, ни с другой стороны — и это не случайно, — но независимость Эстонии была завоевана в том числе и с помощью русских, точнее, Белой армии. Война с их участием против Эстляндской Трудовой коммуны, возглавляемой Кингисеппом, увенчалась победой. Между тем установление в Эстляндии большевистского режима означало бы, как и в случае других бывших имперских окраин, потерю независимости и полную подконтрольность Ленину и его преемникам — это, кажется, ясно. В этой войне участвовали, и составляли значительную силу, белые добровольческие части, сформированные в Пскове и Острове еще в период германской оккупации (октябрь 1918 года). Белые дошли с боями до Ревеля, практически через всю Эстляндию. Впоследствии, и об этом тоже почему-то мало упоминают, русские и эстонцы были союзниками в борьбе с красными. Возглавил борьбу с большевизмом на Северо-Западе генерал Юденич, войскам которого удалось подойти вплотную к красному Петрограду, вызвав настоящую панику у большевиков. «Купол святого Исаакия Далматского» — так называется повесть А. И. Куприна, описывающая те события: образ, вынесенный в заглавие, символизирует близкую и видимую буквально, но так и не достигнутую цель — Петроград, столицу погибшей империи…
7. Псков/Pihkva
Командующим эстонской армией в то время был генерал Йохан Лайдонер, воспитанник русской военной школы, которого Юденич знал лично: Лайдонер служил в императорской армии с 1901 года, окончил Академию Генштаба. Поздравляя «Ивана Яковлевича» с назначением на этот пост, Юденич в краткой сдержанной записке не преминул добавить от себя, что сам он «никогда не пойдет против Эстляндии». Совместные боевые действия русских и эстонцев развертывались в том числе в Псковской губернии. В мае 1919 года началось наступление Северного корпуса белых на Псков с севера. Белые вошли в Псков, когда он уже был освобожден от большевиков эстонской 2-й дивизией. В Пскове была установлена русская гражданская администрация, а военную возглавил Станислав Булак-Балахович — легендарная фигура Гражданской войны, обретшая в советской историографии особо зловещие черты. Если писать историческую драму об эстонской оккупации Пскова, то он будет центральным, вполне шекспировским персонажем.
Этот поляк, служивший в Германскую войну в рядах императорской армии и затем бывший в подчинении у красных, в октябре 1918 года перешел со своим отрядом на сторону белого добровольческого корпуса. Благодаря качествам народного вождя он приобрел немалую популярность среди крестьян. На его сторону охотно переходили дезертиры из красных частей. «Черной легендой» Псковского края он стал благодаря публичным казням через повешение на стогнах Пскова, развязав жестокое преследование коммунистов, а также торговцев кокаином; впрочем, казнил и своих партизан за различные злоупотребления. Публичность расправ он оправдывал тем, что не хочет убивать тайно, в застенках, и что дает возможность псковичам взять осужденных на поруки или отстоять невиновных. Казни действительно предварялись полемикой с жертвами и обращением к народу с предложением решить их судьбу. Бесспорно, красные, напротив, предпочитали секретность: расстрелы в подвалах и в лесу, потопление барж стали большевистским know-how.
Жестокость Балаховича, а также финансовая непрозрачность деятельности его отряда, наконец выпуск им фальшивых керенок настроили против него других участников Белого движения на Северо-Западе. Юденич принял решение об аресте Балаховича, что и было сделано. Правда, Балахович умудрился уйти из-под стражи и оказался в эстонском штабе, который находился в Пскове, на западном берегу реки Великой. У него в свое время сложились прекрасные взаимоотношения с эстонским командованием — полковниками Пускаром и Партом, которые были возмущены арестом атамана. Именно после попытки ареста Балаховича последовал разрыв эстонцев с белыми: эстонское командование сняло свои части с Псковского фронта. Это позволило красным без труда захватить город12. Современный эстонский автор так описывает в газетной публикации события того времени: «Воевать на „святой Руси” в конце концов эстонскому солдату надоело. До августа 1919 года фронт под Псковом удерживали эстонские войска, а белогвардейцы в это же время в самом Пскове дрались за власть. В ночь на 24 августа Лайдонер отозвал свои войска от Пскова. Сразу же распался и фронт белогвардейцев, и генерал Юденич без боя сдал Псков красноармейцам. Военный поход эстонцев на Псков на этом был закончен»13. Статья снабжена иллюстрацией: «Эстонские войска переправляются через реку Великую во время захвата (курсив мой. — Э. З. ) Пскова 26 мая 1919 года. Картина Е. Бринкманна». Этот же автор упоминает о том, что Псков был взят благодаря переходу красной эстонской дивизии на сторону Лайдонера.
Между тем распад «братства по оружию» был ознаменован и другими, более трагичными событиями. За спиной Северо-Западной армии эстонское правительство пошло на сговор с правительством Ленина. Сделка эта хорошо известна: Москва признает эстонское государство и передает ему часть российской территории с условием расформирования и разоружения находящихся там белых частей. Таким образом, большевики разделались с армией Юденича в обмен на Печоры с Изборском, часть Петроградской губернии за Нарвой, включая Ивангород (Jannilinn), а также 15 млн рублей золотом и лесную концессию на территории РСФСР площадью в 1 млн десятин. Отступающие от Петрограда белые войска действительно, оказавшись на территории Эстонской Республики, были разоружены своими бывшими союзниками и водворены в лагеря под Нарвой. Тысячи участников Белого движения, среди них и штатские лица, погибли там, в изоляции, от начавшегося тифа. Лагерь находился в оцеплении — эстонские власти установили карантин, и русские были предоставлены сами себе. Впрочем, окажись они в России, шансов у них не было бы. Выжившие впоследствии кое-как устроились в Эстонии, избегнув неминуемой смерти на родине. По крайней мере приход советских войск в Эстонию в 1940-м обернулся репрессиями против «старорежимных» русских. В русских деревнях Печорского уезда возвращение в лоно метрополии в 1940 году характеризовалось в терминах Гражданской войны, крестьяне так и говорили: красные пришли . Так что Юрьевский договор, при всем цинизме торговли территориями и цинизме эстонских союзников, был даром судьбы: благодаря ему многие русские крестьяне избегли ужасов коллективизации, был спасен Псково-Печорский монастырь и, вероятно, его насельники (эстонцы только посадили настоятелем «своего»: блаженной памяти Николая Лесмонта), а в первой Эстонской Республике еще какое-то время, до присоединения к СССР, существовал островок старой России.
Эстония, «пропустив» очень важные большевистские «мероприятия» по изменению классовой структуры общества 20-х и 30-х годов, сумела во многом остаться собой — той Эстонией, с которой старая, европеизированная имперская Россия могла сосуществовать, имея схожие буржуазные культурно-правовые институты, сосуществовать в органичном треугольнике эстонского, немецкого и русского начал, — где немецкое начало было органично и для русской городской культуры, буржуазно-дворянской, а немецкое начало в Эстонии уравновешивалось русским. Наконец, частная собственность, этика и культура хозяйствования и соседских отношений, культура домашнего, еще патриархального строя, — если угодно, крестьянского, мещанского и купеческого домоцентризма, — вообще приоритет частного над абстрактной государственной телеологией могли примирить столь далекие друг от друга культурные типы. Старая Россия, Россия земства, крестьянского мира, Россия сельской буржуазии (воспользуемся термином Ленина) была, может быть, ближе к Эстонии по своим культурным моделям, чем к современной России.
8. Литература/Kirjandus
Были доставлены фантастические карты с еще более фантастическими материками и морями. Карты были на папирусе и пергаменте, еще времен географа Птоломея. Они с шуршанием развернулись, и министры ушли в них с головой.
