Айн Рэнд - Атлант расправил плечи. Часть II. Или — или
Обзор книги Айн Рэнд - Атлант расправил плечи. Часть II. Или — или
Айн Рэнд
Атлант расправил плечи
Часть II. Или — или
ГЛАВА I. ЧЕЛОВЕК ЗЕМЛИ
Доктор Роберт Стэдлер мерил шагами свой кабинет, кляня холод.
Весна в этом году припозднилась. За окном мертвенная серость холмов выглядела естественным переходом от грязноватой белизны неба к свинцовой черноте реки. Время от времени небольшой участок одного из далеких склонов вдруг становился серебристо-желтым, даже зеленоватым, но практически тут же цветовое пятно исчезало. Облака, узко рассеченные солнечным лучом, вновь сходились, отсекая его от земли.
«Дело не в том, что плохо топят, — думал доктор Стэдлер. — Холодом веет от вида за окном».
«Сегодня не такой уж мороз, — продолжал думать он. — Просто за зимние месяцы холод до такой степени накопился в костях, что пришлось прервать работу, отвлечься на бытовые проблемы, вроде плохого отопления, и разговоры о необходимости экономии топлива».
«Это нелепо, — думал он. — Природа все больше влияет на людские дела. Раньше такого не было и в помине».
Если зима выдавалась более суровой, чем обычно, если прорвавший дамбу поток смывал участок железнодорожного полотна, людям не приходилось две недели есть только консервированные овощи. Если молния попадала в силовую подстанцию, такое учреждение, как Государственный научный институт, не оставался без электричества на целых пять дней.
«Пять дней бездействия, — думал он. — Остановившиеся двигатели, обесточенные приборы, безвозвратно потерянные часы, которые его сотрудники могли бы потратить на познание тайн Вселенной».
Он в сердцах отвернулся от окна, на мгновение замер, вновь повернулся к окну. Не хотел смотреть на книгу, которая лежала на его столе.
Он взглянул на часы. Ну и где же этот доктор Феррис? Доктор Феррис опаздывал, удивительное дело, опаздывал на встречу с ним. Доктор Флойд Феррис, лакей от науки, который всем своим видом выказывал готовность извиниться за то, что может снять перед ним только одну шляпу.
«И эта невероятная для мая погода, — думал Стэдлер, глядя на реку. — Конечно же, именно погода, а не книга так испортила мне настроение».
Книгу он положил на самое видное место, и когда понял, что даже смотреть на нее не хочет, то начал испытывать к ней не просто отвращение, а еще и другое чувство, признавать которое не хотелось. Он убеждал себя, что подняться из-за стола его заставила не лежащая на нем книга, а желание размяться, согреть замерзшее тело. Он кружил по кабинету, между столом и окном. И уже решил, что отправит книгу в корзину для мусора, где ей было самое место, сразу же после разговора с доктором Феррисом.
Взгляд его вновь задержался на пятне солнечного света и зелени на склоне далекого холма, обещании весны в мире, который выглядел до сих пор так, будто в нем уже никогда не вырастет трава, не распустятся почки. Его глаза радостно вспыхнули, а когда луч погас, он почувствовал укол острой тоски. Ему так хотелось, чтобы яркое пятно не пропадало, а, наоборот, ширилось, захватывая всю землю. Он вдруг вспомнил интервью, которое этой зимой брал у него известный писатель. Писатель приехал из Европы, чтобы написать о нем статью, и он, который всегда терпеть не мог интервью, говорил много и долго, слишком долго, увидев перед собой интеллектуала, в отчаянной надежде, что тот сумеет донести до читателей свои мысли. Статья вышла. Писатель расхваливал автора, как мог, попутно исказив до неузнаваемости все (идеи. Закрывая журнал, Стэдлер испытывал те же чувства, что и сейчас, когда облака в очередной раз разделили солнце и землю.
«Хорошо, — размышлял он, отворачиваясь от окна, — я должен признать, что иногда приступы одиночества одолевают меня; но я обречен на такое одиночество, это жажда ответной реакции живого, думающего разума. Я так устал от всех этих людей, — думал он с пренебрежением и горечью. — Я исследую космические лучи, а они не могут справиться с последствиями грозы».
Он почувствовал, как дернулись губы, словно пощечина запретила ему подобные мысли, и уже смотрел на книгу в сверкающей суперобложке, опубликованную лишь двумя неделями раньше.
«Но я не имею к ней никакого отношения!» — мысленно крикнул он себе, и крик этот, казалось, растворился в безжалостной тишине.
Ничто не ответило на него, даже эхо, подтвердившее бы его слова. На суперобложке красовалось хлесткое название: «ПОЧЕМУ ВЫ ДУМАЕТЕ, ЧТО ВЫ ДУМАЕТЕ».
Ни единого звука не раздавалось в безмолвии его сознания, напоминающем тишину зала судебных заседаний, там не звучали ни слова жалости, ни голос защиты, оставались лишь абзацы, которые впитала в себя его блестящая память. «Мысль — примитивное суеверие. Здравомыслие — иррациональная идея. Наивная убежденность в том, что мы способны думать, — ошибка, которая обошлась человечеству дороже любой другой».
«Мысли, которые, вроде бы, возникают в вашей голове — иллюзия, создаваемая железами, эмоциями и, судя по последним данным, содержимым вашего желудка».
«Серое вещество, которым вы так гордитесь, не более чем кривое зеркало в парке развлечений, от которого вы не получаете ничего, кроме искаженных сигналов из недоступной вам реальности».
«Чем больше ваша уверенность в собственных умозаключениях, тем выше вероятность того, что вы ошибаетесь. Ваш мозг — инструмент искажения: чем он активнее, тем сильнее создаваемое им искажение действительности».
«Титаны мысли, которыми вы так восхищаетесь, когда-то учили вас, что земля плоская, а атом — мельчайшая частица материи. Вся история науки — длинная череда вскрытых ошибок, а не достижений».
«Чем больше мы знаем, тем острее осознаем, что мы ничего не знаем».
«Только самые невежественные все еще держатся за принцип: что вижу, тому и верю. Увиденному нельзя верить в первую очередь».
«Ученый знает, что камень — вовсе не камень. Фактически он ничем не отличается от пуховой подушки. И то, и другое — объемное образование невидимых, вращающихся частиц. Но, скажете вы, камень нельзя использовать как подушку? Что ж, сие лишь доказывает вашу беспомощность перед лицом истинной реальности».
«Последние научные открытия, скажем, выдающиеся достижения доктора Роберта Стэдлера, окончательно продемонстрировали, что наш разум не способен охватить природу Вселенной. Эти открытия позволили ученым выявить противоречия, сосуществование которых, согласно человеческим представлениям, невозможно, но в реальности они существуют. Возможно, вы об этом еще не слышали, мои дорогие, отставшие от жизни друзья, но уже доказано: рациональное и есть безумное».
«Не рассчитывайте на причинно-следственную связь. Есть только противоречия всему остальному. Нет ничего, кроме противоречий».
«Не ищите здравый смысл. Поиски смысла — критерий бессмыслия. В природе смысла нет. Его нет ни в чем. Если кто и пытается найти смысл, так это усердные юные «синие чулки», которые не могут завести бойфренда, и ретрограды-лавочники, думающие, что Вселенная столь же проста, как перечень имеющихся в лавке товаров да любимый кассовый аппарат».
«Давайте разобьем цепь предрассудков, именуемую логикой. Неужели нас остановит силлогизм?»
«Итак, вы думаете, что уверены в собственном мнении? Ни в чем нельзя быть уверенным. Вы собираетесь поставить под удар упорядоченную жизнь вашего городка, дружбу с соседями, положение в обществе, репутацию, доброе имя и финансовую безопасность… ради иллюзии? Во имя миража? Вы готовы идти на риск и обращаться в суд в столь опасное время, как наше, противопоставляя себя существующему общественному порядку, отстаивая те воображаемые представления, которые вы называете своими убеждениями? Вы говорите, что уверены в своей правоте? Правого нет и быть не может. Вы чувствуете, что в окружающем вас мире что-то не так? У вас нет возможности это знать. Для человеческого глаза все не так… и чего с этим бороться? Не спорьте. Принимайте все, как есть. Приспосабливайтесь. Повинуйтесь».
Книгу написал доктор Флойд Феррис, а опубликовал Государственный научный институт.
— Я не имел к этому никакого отношения! — отчеканил доктор Роберт Стэдлер. Он все еще стоял у стола, и у него возникло неприятное ощущение, будто он на какое-то время отключился и теперь не знал, как долго был неподвижен. Слова эти он произнес вслух, с едким сарказмом, адресованным тому, кто заставил его их произнести.
Он пожал плечами. Смеяться над собой — не грех, вот и пожатие плеч являлось эмоциональным эквивалентом высказывания: «Ты — Роберт Стэдлер, так что не уподобляйся школьнику-неврастенику». Он сел за стол, отодвинул книгу в сторону.
Доктор Флойд Феррис опоздал на полчаса.
— Извините, но мой автомобиль сломался по пути из Вашингтона, и у меня ушло чертовски много времени, чтобы найти человека, который смог его починить. Машин на дороге становится все меньше, и половина ремонтных мастерских закрылись.
