Рут Рейчл - Чеснок и сапфиры
— Нет, — ответила я. — Просто постарайся быть вежливым.
— Подруга, ты, кажется, вышла не за того парня.
— Попытайся, — сказала я. — Пожалуйста. Потому что господин Шапиро должен возненавидеть «Окно». Раньше этот ресторан обладал определенным достоинством, а новый дизайн сделал его похожим на зал аэропорта. Поднимешься на лифте и увидишь безвкусный занавес, сделанный из бус. Войдешь и наткнешься на магазин, торгующий плюшевыми медведями. Тарелки там в форме звезд и луны, на официантах — светло-зеленые костюмы. Кажется, поднимешь глаза, и перед тобою появится Билл Мюррей и начнет петь. Бедный мистер Шапиро.
— Готов поспорить: он захочет уйти пораньше, — сказал Майкл.
— На это я и рассчитываю, — вздохнула я.
Как же мы неправильно о нем подумали.
В вестибюле башни Всемирного торгового центра было светло и холодно. Мы прошли через двойные двери, и человек в форменной одежде направил нас к столу, где нам предложили — вежливо, но твердо — оставить в раздевалке верхнюю одежду.
— Они хотят быть уверенными, что при нас нет взрывчатки, — сказал Майкл, сбрасывая пальто. — После теракта не хотят рисковать.
— В самом деле? — удивилась я.
— Было бы хуже, если б нас обыскали, — заметил он. — Присмотрись. Я уверен, что с кейсом в лифт никого не пустят.
Он был прав. Подъем наверх и всегда был испытанием, а сегодня показался еще более долгим, чем когда-либо. Где-то на восьмидесятом этаже раздался грохот, и я едва не оглохла. Затем двери отворились.
— У-у, — тихо сказал Майкл.
Я вышла и оглянулась. Перед лифтом стояли двое низеньких людей. Даже при слабом освещении вестибюля они напомнили мне двух злобных хорьков.
— Господин Шапиро? — сказала я и протянула руку.
Он проигнорировал мой жест и демонстративно взглянул на свой «ролекс».
— Шесть с половиной минут восьмого! — воскликнул он.
Схватив за руку маленькую женщину, подтолкнул ее ко мне. Светлая прическа «паж» не колыхнулась.
— Знакомьтесь, моя жена Шерри.
Сказав это, Шапиро развернулся и зашагал к обеденному залу. Острый, сладковатый запах «стерно»,[75] горящего спирта и разнообразные кухонные ароматы становились все ощутимее.
В конце коридора, перед входом в обеденный зал, взгляду открылось огромное окно. Многие годы, десятки раз приходила я в этот ресторан и никак не могла привыкнуть к величественному виду: каждый раз останавливалась и стояла несколько секунд, прижавшись к стеклу и глядя вниз. Подо мной распростерся Нью-Йорк, он казался нереальным, воображаемым городом.
Панорама господина Шапиро не взволновала. Ему не терпелось приступить к процессу поглощения пищи. Я заранее попросила его забронировать стол на свое имя, и он властно произнес:
— Шапиро, стол на четверых.
Но, когда метрдотель повел нас в западном направлении, в сторону Гудзона, все еще сверкавшего в надвигавшихся сумерках, мистер Шапиро замотал головой и, указав пальцем, сказал:
— Нет, мы хотим сидеть там.
Метрдотель послушно повел нас в указанном направлении. За окнами появилась Ист-Ривер, но Шапиро не был удовлетворен: снова покачал головой.
— Стол у окна, — сказал он и стукнул кулаком об кулак. — Мы должны сидеть у окна. Хотим видеть город.
— Дайте сообразить, что я могу для вас сделать, — сказал метрдотель и отошел свериться со своими записями.
— Столы, — пояснил Шапиро, — все равно что гостиничные номера. Никогда не берите первый, что вам предложат. Они всегда ждут дурачка, готового согласиться на худшее место. Кто-то должен сидеть за плохим столом, но меня не интересует, кто это будет, лишь бы не я. Очень важно с самого начала потребовать самое лучшее.
Мы промолчали.
— Но вы, разумеется, и сами это знаете, — добавил он.
Я не призналась в том, что соглашаюсь на первое предложенное место. Метрдотель водил нас от стола к столу, но господин Шапиро их все забраковал. Когда наконец удовлетворился, бегло глянул в окно и проворчал:
— Рестораны с привлекательным видом никогда не бывают хорошими, — после чего уткнулся в карту вин.
Пошарив в кармане, вытащил маленький калькулятор.
— Это мой винный компьютер, — сказал он с гордостью. — Всегда беру его с собой в путешествия. Считаю за правило совершать выгодный выбор.
— Должно быть, на это уходит немало времени, — заметила я.
— Мы не торопимся, — сказал он беспечно. — Я привык покидать ресторан последним.
— Да ведь на это уйдет несколько часов! — запротестовала я.
— Не проблема, — самодовольно ответил Шапиро. — Во всяком случае, для меня.
И он снова углубился в карту вин.
Явился официант. Лицо у него было слегка озабоченное: похоже, его о нас предупредили.
— У вас особый повод? — спросил он весело.
Слово «особый» в устах уроженца Джорджии получилось змеистым и таким длинным, что прозвучало почти как самостоятельное предложение.
— Если желаете, мы для вас споем. Отмечаете день рождения или юбилей?
Мистер Шапиро, не опустив карту вин, прорычат сквозь нее:
— Никаких песен! — После чего громогласно крикнул: — Сомелье!
— Прошу прощения? — сказал официант.
— Сомелье, — сказал Шапиро. — Сомелье. Человек, который отвечает за вино. Я хочу позвать его сюда.
— Сначала, — возразил официант, — я назову вам блюда дня, особые блюда.
Слово «особый» снова выкрутило пируэт. Он начал перечислять фирменные блюда ресторана: фуа-гра — порция, рассчитанная на двоих (не знаю, показалось мне или нет, но уши Шапиро выглянули из-за карты), гребешки с сахарным тростником, салат из омаров, действительно особый (еще один пируэт). Официант порекомендовал «изысканную и дорогую фиесту из морепродуктов». Мистер Шапиро по-прежнему был погружен в мир вина. Когда официант дошел до конца списка, Шапиро вынырнул на поверхность и нетерпеливо повторил:
— Сомелье!
Я переглянулась с официантом.
— Почему бы сначала не подумать о меню? — сказала я. — Мы бы тогда подобрали вино к еде.
— Да, мадам. Благодарю, мадам, — официант и в самом деле был мне благодарен. — Пока вы решаете, я пойду, распоряжусь о вашей ahmusey.
— Вероятно, имелось в виду amuse, — пробормотал господин Шапиро, все так же из-за винной карты. — Сокращенно от amuse bouche, что означает «удовольствие для рта».
Карту он так и не опустил, а потому не знал, что официант ушел, так и не просветившись.
— Вы тоже разбираетесь в вине? — любезно спросил Майкл у миссис Шапиро.
Кроме слов «добрый вечер», мы от нее пока ничего не услышали.
— О нет, — ответила она. — Я пью то, что мне предлагает Дейви.
— А еду выбираете тоже по указке? — спросил он.
Я толкнула его под столом ногой.
— Честно говоря, я почти всегда на диете. Так что только пробую. А вот мальчики пошли в Дейви.
— Мальчики? — спросил Майкл. — У вас есть дети?
— Двое, — откликнулся мистер Шапиро, опустив наконец карту. — Когда младшему исполнится восемнадцать, устрою для них трехзвездное путешествие по Франции. А в это лето мы путешествовали с Бобби. Целый месяц ежедневно обедали по меньшей мере в одном трёхзвездном ресторане.
— Какое, должно быть, удовольствие он испытал! — воскликнул Майкл.
Я снова пнула его ногой. Старалась при этом сохранять нейтральное выражение лица, а сама дивилась тому, что восемнадцатилетний парень вытерпел ежедневные походы с отцом по модным ресторанам.
— Бобби сказал, что это было его лучшее путешествие! — торжественно заверила нас миссис Шапиро; ее голос звучал искренне. — Мы считаем, что это — отличное образование.
— Я хочу, чтобы мои мальчики стали культурными людьми, — подхватил мистер Шапиро. — Хочу передать им свои знания. У меня ушли годы на то, чтобы сделаться настоящим гастрономическим воителем.
Нога Майкла переплелась под столом с моей ногой, и я поняла, что тем самым он молит меня не понуждать господина Шапиро на дальнейшее развитие этой темы. Но мне очень хотелось продолжить разговор, и я готова была рискнуть, но в этот момент Шапиро радостно воскликнул:
— А вот и сомелье!
Правда, он тут же разочарованно протянул:
— Такой молодой!
Молодой, но умный, подумала я. Ему было не более двадцати пяти. На глаза падали блестящие черные волосы. Губы у него были очень красные, а ресницы невероятно длинные Лицо живое и веселое, тело гибкое. На шее висела дегустационная чашка.
— Ну как, нашли что-то интересное? — спросил он, трогая цепочку.
— Я думал начать с «Шардонне Croyini Хиллз», — сказал мистер Шапиро.
— Да вы знаток, — сказал сомелье. — Сразу угодили в одно из наших сокровищ. Очень мало людей понимает, что за шедевр «Стоуни Хиллз».
— Меня немного беспокоит его возраст, — сказал мистер Шапиро. — Восемьдесят пятый год — старовато для американского шардонне.