Алексей Леснянский - Дежурные по стране
— Что, что? Не совсем? Дым, ты что: пьяный в дым что ли? Как это не совсем согласен? Интересно, что я, по-твоему, мог упустить? Нет, не надо мне твоих подсказок. Дай-ка я сам догадаюсь… Может быть, горох?
— Мур-р-р, — сказал кот, что означало: «шаришь, кабан».
— Что ж ты раньше молчал, провидец бессловесный? Знаешь, кто ты после этого? Шерстяное чучело, мартовский прелюбодей, пожиратель сметаны — вот ты кто. Конечно, из-под колен надо убрать горох, стоять на нём не очень-то приятно. Да, единственное, что сейчас надо сделать, — это убрать горох и подстелить под колени бархатную подушечку навроде той, какая имеется у тебя на каждой лапе. Но ни в коем случае не вставать, иначе опять всё испортим.
— Мур-р-р, — крутилась старая пластинка.
— Как там у Магурова: «На колени, Лёха!.. Все дежурные по стране — на колени!». Яша даже сам не понял, в какую глубину он проник. Если Магуров увидел только дерево с красивой кроной, то мы с тобой узрели корни, находящиеся под землёй. Они не такие пригожие, как листочки, зато питают ствол. Всё их стояние на ногах перед Домом правительства закончилось бы плачевно, если бы они не уменьшились в росте во время клятвы. Яша воздействовал на подсознание людей, и это привело к тому, что дежурных, в конце концов, поддержали. Ведь так?
— Мур-р-р.
— Да, мы с пацанами составляем неплохую команду. Нет, просто отличную, Дымок. Прости за наглость, но мы знаем всё. Знаем или интуитивно чувствуем, что, в принципе, одно и то же. Дежурные безошибочно выбрали тропу, по которой надо идти. У нас тяжёлая поступь, но иначе нельзя. Мы избрали гротескный стиль, но по-другому никак. Мы используем шоковую терапию, но не спеши нас осуждать. Без жёсткого вмешательства организм всё равно бы умер, а мы с парнями пытаемся вернуть мёртвые души к жизни с помощью электрического разряда. Это вовсе не значит, что способы воздействия на общественное сознание, к которым прибегали наши предшественники, были хуже наших. Вовсе нет. Просто мы начали разогревать на пионерском костре замороженный помёт, чтобы он завонял, и люди ужаснулись тому, в каком дерьме они живут. Как тебе наше ноу-хау? Знаю, что не очень. А чё делать? Если что, то мы сами задыхаемся от смрада, но противогаз всё равно не надеваем, чтобы находиться со всеми в равных условиях. Ведь в равных же?
— Мур-р-р, — не разочаровал кот.
— Зима… Дотянуть бы хоть до весны, на почки поглазеть охота. А на лето с самого начала не рассчитывал ни один дежурный. Ни один, Дым. Хоть и не рассчитывали, а Мальчишку жаль. Ему-то за что?! За что?! За что, проклятый ты кот?! Зачем мы его-то втянули?! Ладно, что-то меня опять не в ту степь понесло. Я же тебе о дедушке хотел рассказать.
— Мур-р-р, мур-р-р, мур-р-р, — произнёс кот, и его фразу следовало перевести так: «давно пора, только не надо на меня орать; я тебе не какой-нибудь бродячий Васька, а породистый Дым из Сиама; такие бездонно-голубые глаза, как у меня, на свалках не валяются».
— Так вот — героем Советского Союза он стал, когда принёс с вражеской территории важные документы. Вру. Сначала наши пустили его в расход, как предателя и шпиона. Думаю, что во время казни у него было удивлённое лицо. А то! Ты им — документы, а они тебя — к стенке. Так, наверное, с поднятыми бровями и погиб. Это хорошо, что с поднятыми бровями, так как ровно через две недели, когда принесённые дедом сведения подтвердились разведданными, его реабилитировали. Он снова удивился, потому что полагал, что из земли возврата нет, но его откопали, чтобы уже похоронить честь по чести. «Подвиг героя нетленен», — сказал на могиле деда командир полка. Дым, лучше бы бабку сразу освободили, а то она ещё целый год в лагере мучилась.
В дверь позвонили. Бочкарёв открыл дверь. В квартиру зашла красивая женщина лет сорока. Она поставила на пол сумку с продуктами и выдохнула:
— Уф… Ел?
— Да, мама… Только что беседой с Дымком перекусили.
— Тёма, разговорами сыт не будешь. Я вам котлеты на плите оставляла. Надо было разогреть.
— Надо было с детства называть меня не Тёмой, а Артёмом. А разговор, которым мы набили животы, чем-то напоминает творог. Только он не белый, а чёрный, как грязь.
Мать подошла к сыну, потрогала его лоб и спросила:
— Что с тобой? Ты, случаем, не заболел?
— Нет, я как раз выздоровел, — грубо ответил Артём.
— Сынок, что происходит?
— Со страной-то?.. Ничего особенного. Ей — мат. Пат — это ещё куда не шло, но мат — это конец.
— Что ещё за страна? Какой мат?
— Мат, который матриархат. У меня нет слов, мама. Один мат. Мат, который матриархат. Нас положили на лопатки на мат. Мат, который матриархат.
— Успокойся.
— Нет, это ты успокойся. Раздевайся и проходи в зал. Мне с тобой надо очень серьёзно и обстоятельно поговорить.
— О чём?
— Обо всём.
— Сынок, ты меня пугаешь. Что случилось? И что у тебя за повязка?
— Я прозрел… Прости меня, мама.
— Тёма, ты что? Мне не за что тебя прощать. Ты ничего не сделал.
— Вот именно за это и прости. Ты спросила меня о красной повязке. Я одел её, чтобы принять позор за то, что не сделал. Ничего не сделал, мама. Абсолютно ничего за всю свою жизнь. За это тоже надо платить. В ближайшие дни красная материя на моём рукаве станет багровой от крови. От меня все отрекутся. Даже те, кто носит точно такую же повязку. — Бочкарёв внимательно посмотрел в глаза матери. — А ты?
— Нет, я не отрекусь, но я не понимаю, не понимаю, ничего не понимаю, — произнесла мать и заплакала.
Артём взял женщину под руку, проводил её в зал, а сам пошёл на кухню. Вернувшись в комнату, он подал ей стакан воды и сказал:
— Сядь, мама, и постарайся успокоиться. Я в здравом уме. Может быть, всё ещё обойдётся, хотя вряд ли.
— Надеюсь, ты не убьёшь себя? Сынок, я этого не переживу. Ты самое дорогое, что у меня есть.
— Хуже, мама. Скорей всего, мне придётся потерять честь. За народ, для народа, во имя народа.
— Я… ничего… не понимаю, — всхлипывая, сказала мать. — Тёмочка, давай к доктору сходим.
— Зачем куда-то идти? Дежурный врач стоит перед тобой.
— Ты сейчас только не нервничай. Я имею в виду психиатра.
— Он тоже присутствует здесь. Во мне сидят десятки узкоспециальных профессионалов от хирурга до сексопатолога. — Артём снял повязку, пропитал её материнскими слезами и произнёс: «Вот теперь — порядок. Слёзы жён, матерей, сестёр и дочерей — на мне. Завтра начну сложную операцию без наркоза. Если перестанешь плакать, то я объясню тебе причину твоего сумасшествия».
— Моего?
— Ну не моего же.
— Обещаю, что больше не пророню ни слезинки.
— Но будешь рыдать и грызть локти до конца жизни, если не вылечишься от матриархата. Этой болезнью заражены почти все наши женщины. Когда советская власть стёрла различия между полами, мужчины начали понемногу отвыкать от всякой работы, а потом вообще запили.
— Мужики всегда пили.
— Пили и работали. А при советской власти просто пили.
— Что ты хочешь всем этим сказать?
— Что современным женщинам плевать на мужей и детей. Теперь им хочется только тешить собственное эго и ни в чём не уступать мужчинам. Они вдруг возомнили себя независимыми и свободными, стали суверенными государствами в собственных семьях. Женщины занялись планомерным разорением ячейки общества, когда поверили КПСС, заявившей: «Ваше величие заключается в том, чтобы сравняться с мужчинами на их исконных территориях, а не в том, чтобы вытирать носы своим ребятишкам». Какая преступная глупость! Постепенно женщинам стало казаться, что функции, которые они выполняли с древнейших времён, — функции низкие и недостойные; что надо стать не только шеей, но и головой; что недостаточно быть красавицей, а желательно бы ещё и лидером. Получайте за это! Получайте мужей-алкоголиков и детей-отморозков. Рулите нами. Властвуйте над гнилью, а потом мучьтесь и получайте неврозы из-за того, что бьётесь на работах, из кожи вон лезете, а ваши мужья и дети вместо благодарности плюют вам в душу. А чего вы хотели? Не без помощи советской власти, к которой после падения железного занавеса присоединилась западная пропаганда, вы попрали вековые устои, замахнулись на чужие функции, а теперь плачете: «Тёмочка, я ничего не понимаю».
— Артём, пожалуйста, прекрати. Я запрещаю тебе говорить со мной в таком тоне.
— Да, тон мужчины вам претит, ведь вы давно забыли о том, что наша сила — в силе, а ваша — в слабости. Получайте за эмансипацию! Продолжайте кормить инфантильных мужей и ныть оттого, что ваши дети вырастают в алкоголиков, наркоманов, бездельников и проституток. Только не думай, что я оправдываю мужчин. Я просто пытаюсь разобраться в серьёзной проблеме. Согласен, что совокупность причин привела к краху миллионов крохотных государств, но одно у меня не вызывает сомнения: в немалой степени именно вы, российские женщины, виновны в развале ячейки общества.
— Разве только мы?
— Да, потому что карьеру, высокий заработок, независимость начали ставить выше интересов членов семьи, которых вы объединяли в единое целое тысячи лет.
