Александр Петров - Сестра Ноя
После смерти тела, твоя душа пойдет на суд Божий, а там демоны, которые тебя обманули и заставили служить им, заявят права на твою душу. «Он наш! Он нам служил! Он отвернулся от Бога!», – будут они кричать. Ангел хранитель в это время будет только плакать о тебе и ничего сделать не сможет, ведь ты на самом деле предал Бога и ни разу Его не просил о прощении и спасении души. Ты, крещенный в младенчестве именем Тимофей, снял крест, выбросил его и перестал стремиться к вечной жизни.
Ты целиком поглощен земной, которая в любую секунду может оборваться. А разве человек, то есть чело (разум), устремленный в век (вечность), переставший устремляться в вечность, может считаться человеком? Нет, человеком он быть перестает. То есть он продолжает выглядеть как человек, но сердце его окаменело, душа умерла. «Он носит имя будто жив, но он мертв», – сказал апостол Иоанн в Откровении. Так что в эту ночь, Тимофей, ты выбираешь между вечной жизнью и вечной смертью.
— Но я не могу!.. – воскликнул юноша.
— Вот поэтому я здесь, в твоем доме. Не волнуйся, я тебе помогу.
— Как? – Тамерлан показал на бедную одежду старика, на его седины, на тощую фигуру. – Вы уже не тот великий завоеватель, вы слабый и старый человек…
— Да, в чем‑то ты прав, сынок. Только, знаешь, в жизни Божьего человека действуют совершенно другие законы, чем у земных людей, потерявших свое человеческое предназначение. У нас всё наоборот: слабость имеет огромную силу, нищета дает немыслимые богатства, а унижения поднимают выше царского престола. Твой отец в земной жизни был небогат, но честен – и честен до смерти. Если бы ты видел, как сейчас сияет его душа, в каком великолепном месте он сейчас пирует, и какие великие святые его обнимают, как брата! О, если бы ты видел, в каком страшном месте находится душа Умара, который по своему безумию делал зло…
— Хочу! – сказал юный Тамерлан, поднявшись со стула. – Слышите, я хочу это увидеть!
— Хорошо, сынок, – сказал монах, вставая. – Сделай то, что сделал для тебя твой отец.
Старик подошел к холодильнику, убрал оттуда изображения Железного Хромца и поставил иконку Пресвятой Богородицы «Владимирская».
— Встань на колени перед Великой Женой, которая победила непобедимого Тамерлана. Встану и я, как твой отец. И мы с тобой помолимся.
Старик тяжело опустился на колени, следом за ним неуклюже встал на колени юный Тимофей–Тамерлан. В комнате прозвучали первые звуки предначинательных молитв, потом «Господи, благослови! Пресвятая Богородица, спаси нас…» – юноша с трудом, свинцовой рукой, начертал на себе крестное знамение, упал на лоб без чувств и замер. Монах оглянулся на упавшего в обморок юношу и бесстрастно продолжил молитву.
Когда Тимофей пришел в себя, окна позолотил рассвет. Воздух в комнате казался чистым и ароматным, будто в лесу. Он огляделся, увидел по–прежнему стоящего на коленях монаха, который тихо–тихо повторял короткую молитву и перебирал пальцами левой руки узелки на четках. За полуоткрытой дверью, в кухне на коленях стояла старуха–тетка, опираясь локтями на табурет, обнимая руками старинный каменный крест, и беззвучно шептала свою молитву.
В сердце, там где раньше в каменном мешке трепетал гнусный слякотный страх, – в сердце Тимофея поселилась тихая светлая радость.
— Скажите, отец Иоанн, той ночью, после явления Божией Матери, вы чувствовали то же, что и я?
— Примерно…
— Скажите, а почему там, в огне кричал и извивался, как змея, рядом с Умаром – бандит Аслан. Ведь он сегодня должен прийти ко мне.
— Видишь ли, Тимофей, когда ты мысленно попросил Пресвятую Богородицу спасти тебя… Нет, Аслан еще жив. Во всяком случае телесно. Но его арестовали, скоро осудят на пожизненный срок, а в тюрьме он умрет.
— Откуда ты знаешь! – не веря своим ушам, радостно воскликнул Тимофей.
— Оттуда же, откуда ты узнал о судьбе отца и печальной участи твоих врагов. Бог нам с тобой открыл.
Монах говорил очень тихо, видимо устал, но каждое слово капало в сердце юноши каплей горячего воска, всё более и более расплавляя камень и воспламеняя свет. Монах посмотрел на лицо Тимофея и сам едва заметно улыбнулся, прошептав себе под нос: «Надо же, шестьсот лет наблюдаю это преображение и каждый раз радуюсь как малое дитя».
— Тимош, сынок, ты видел в какой славе пребывает твой отец…
– …Да, это так красиво! У него роскошный дворец, будто из золота и бриллиантов!
— Но ты видел, как страдают те несчастные, которые возомнили, будто могут за Господа Бога решать судьбу человека. Ты видел, как они мучаются…
— Так им, шакалам, и надо!.. – воскликнул юноша.
— Да простит тебе Господь эти слова, – грустно произнес монах. – Сердцу Божьего человека жаль всех, всякую тварь, животинку и травинку, а уж тем более человека, даже если он был твоим врагом. Ведь эти несчастные сильно страдают. Они тоже ведь жертвы, как и ты был… Господь тоже молился Богу Отцу о прощении тех, кто Его казнил, и нам завещал так делать. Давай поблагодарим Господа за твое спасение и помолимся о прощении этих несчастных людей.
И они оба, преодолевая усталость и обычное человеческое отвращение к убийцам, – бывший великий завоеватель мира Тамерлан и бывший его поклонник Тамерлан–младший – стали молиться о прощении заблудших. Стар и млад – просили пощады тем, кто сам был беспощадным, и на душе у них с каждым словом становилось чище и светлей.
На край света
Девушка от общества вдали
Проживала на краю земли
(«Выдумка» Михаил Светлов, 1929)
– …Ну вот, брат, а ты хотел сегодня умереть, – сказал отец Иоанн, когда закончил своё чудесное повествование. – Да у тебя дел еще на две жизни хватит.
— Надеюсь, отец Иоанн, вы не хотите сказать, что мне как вам, предстоит жить шестьсот лет?
— Нет, нет, – помотал он головой. – Такого я и врагу не пожелаю. Но тебе жить еще и жить, да не тужить. Сейчас с востока к нам приближается человек. Ты его не осуждай, он воин, а воинам приходится поступать не всегда красиво. Кровь она, знаешь ли, никого не красит. Но через него Господь вершит Свою волю, которой мы должны подчиняться. Ты пойдешь с ним. Он вернет тебя на твою дорогу. Ничего не бойся. Думаю, скоро ты познакомишься с одним очень хорошим человеком, которого ты называешь «мой мальчик». Бог да благословит тебя, брат Арсений.
— Арсений Станиславович, прошу вас пройти со мной в машину.
Не оглянувшись на говорящего, я уже знал, кто это. Но это было выше моих сил – оторваться от монаха и пойти с Макарычем в его «волжанку». Отец Иоанн хлопнул меня по плечу и сказал: «Иди! Так надо…» Я глубоко вздохнул и подчинился.
В машине Макарыч сказал:
— Арсений Станиславович, Виктор очень настоятельно просит вас приехать к нему. В связи с завершением операции, он переходит на нелегальное положение.
— Хорошо, я сегодня же вылечу. Только самостоятельно, один, хорошо?
— Ладно.
— Как мой брат Юра?
— Мы всё с ним решили. Он даже погасил… хм… задолженность заводу.
— Это каким образом?
— Я нашел человека, который купил его камни… простите, ваши камни… за бесценок, реквизировал и продал их нашему проверенному ювелиру, и таким образом погасил долг Юрия Станиславовича. Там еще кое‑что осталось – так мы перевели на ваш счет. Юра стал начальником ЖЭКа в поселке «Ностальгия», более известном под названием «бараки». Тот заказ выполнили, получили новый. Так что у нас все нормально.
— Спасибо тебе, Макарыч.
— Арсений Станиславович, насчет Маши…
— Пожалуйста, ни слова! – взбрыкнул я. Не хватало еще с ним обсуждать любовь моей жизни. Этот человек меня по–прежнему раздражал.
— Хорошо… – Он покорно опустил голову, как верный пес, получивший от хозяина удар плетью. Ну и выдержка у служивого! – Позвольте я посажу вас в самолет?
— Хорошо. Только в Буэнос с… этим самым… Айресом я сам полечу.
— Вот билеты, документы, адреса и телефоны. – Алексей Макарович протянул мне конверт.
– …Явки, пароли, валюта, секретные коды… – съязвил я напоследок.
— Пожалуйста, поторопитесь, у них там прорыв, всё очень серьезно.
— Хорошо. Я все понимаю. Едем!
Из Костромы первым же рейсом я вылетел в Москву. Разумеется, о том, чтобы заехать домой, не было и речи. В чём и с чем был – так и полетел из Шереметьево в Париж. Пару часов побродил по стеклянным трубам аэропорта Шарля де Голля, пытаясь хоть краем глаза увидеть Париж, но до самого горизонта тянулись зелено–бурые поля, растворяясь в сизой дымке горизонта. В баре, где пил кофе, глянул на себя в зеркало – нечто потрепанное и заросшее как «хиппи волосатая», в одном из магазинчиков переоделся в приличный дорожный костюм, в парикмахерской побрился–постригся и стал похожим на подвижника последних времен, то есть, внешне ничем не отличался от окружающих.
А тут пришло время садиться в Боинг-777 компании «Эйр Франс» до Буэнос–Айреса. Во время 14–тичасового перелета, больше частью спал и молился. Наконец, сквозь молитвенный шепот, сонные грезы, чтение Борхеса, шум двигателя, паутину широт и меридианов – прорвался голосок стюардессы: мы притопали, ребята, обуйтесь в ремни безопасности, приготовьтесь ко всему.
