Александр Петров - Сестра Ноя
Обзор книги Александр Петров - Сестра Ноя
Александр Петров
СЕСТРА НОЯ
роман
Сестра моя, всё — только впереди!
Булат Oкуджава, 1975 г.
ЧАСТЬ 1. МАРИНА И МАРИЯ
День лебедя
Символ нежности бесстрастной,
Недосказанной, несмелой,
Призрак женственно–прекрасный
Лебедь чистый, лебедь белый!
(«Белый лебедь» К. Бальмонт)
Впервые это случилось весной. Маша сидела на скамейке, подставив лицо солнцу, слушала воркование голубей и ожидала сестру. Марина, как всегда, опаздывала. Обещала быстро собраться и догнать сестренку, но прошло минут двадцать, а Марины нет как нет. Маша привыкла к такому поведению сестры, ничуть не обижалась и даже научилась использовать время ожидания себе на пользу. Например сейчас, она отложила книгу и с удовольствием загорала под теплыми лучами весеннего солнца, прикрыв глаза.
Перед ней медленно кружились оранжево–зеленые галактики, вспыхивали красные облака, переливались всеми цветами радуги и уплывали, чтобы уступить место другим, еще более причудливым. Где‑то рядом уютно ворковали голуби, чирикали воробышки, смеялись и вскрикивали дети, вдалеке весело заливалась лаем собака и звал кого‑то певучий клаксон нетерпеливого автомобиля. На миг ей представилось, будто на всей земле среди птиц и животных она осталась одна–одинешенька, и это её вовсе не испугало. Еще в детстве бабушка в церкви показала ей огромного ангела на иконе и сказала, что и у неё есть такой же красивый, добрый и сильный защитник. Иногда Маша даже разговаривала со своим Ангелом–хранителем, а он ей помогал.
Вот и сейчас Маша ни зрением, ни слухом, а скорей, подсознанием почувствовала появление рядом с собой ангела. …Или кого‑то доброго и могучего, способного защитить и помочь. Она любовалась оранжевой галактикой, которая так величественно раскручивала гигантскую спираль, расширяясь, заполняя огромное зеленое небо. С трудом оторвалась Маша от дивной картины, открыла глаза и метнула взгляд в сторону подъезда, где Марина щебетала с подружкой. И только убедившись в наличии сестры, робко оглянулась – и сразу опустила глаза. В полутора метрах от Маши на той же скамейке сидел самый красивый парень в мире!
Она знала, что его зовут Виктор, его уважают и даже боятся мальчишки, а девочки видят во сне и мечтают хотя бы об одном свидании с ним. И вот этот герой, как ни в чем не бывало, сидит рядом и внимательно смотрит на неё. Сердце девушки ёкнуло, секунд десять попрыгало в груди и внезапно успокоилось. Когда парни вот так подолгу смотрели на Машу, это всегда её смущало, она опускала глаза, спешила уйти, скрыться – но сейчас ничего такого не было. Словно Ангел–хранитель успокоил девочку.
И еще что‑то случилось!.. За тот миг, когда она мимолетно взглянула на него, Маша успела рассмотреть печаль на красивом лице. Горечь затаилась в изгибе губ, в глазах, в усталой позе тела, развернутого к ней. Вот почему она подняла лицо и доверчиво, открыто, с девичьим любопытством посмотрела на Виктора.
Глаза девушки редко поднимались на собеседника, почти никогда не смотрели в упор. Их можно увидеть только случайно или как‑то искоса, в полупрофиль, но уж если кому‑то посчастливилось уловить непрестанное сияние Машиных глаз – это становилось незабываемым событием. В этих озерах невероятной глубины играли все оттенки жизни, отражаясь в чистых водах под пронзительными лучами солнца от поверхности до самого светлого дна. Глаза поднимались к небу – и наполнялись лазурью, если девочка рассматривала траву – словно изумруды сверкали из глубины, цветы – зажигали калейдоскоп всполохов, как во время радужного июньского дождя. Душевные переживания, как бы они ни были глубоки, только слегка поднимали или опускали уголки губ. И всё в Маше было плавным, тонким и таинственным. Если не прислушиваться к словам, в мелодичном журчании голоса можно уловить нотки колыбельной, тихого плача влюбленной девочки или материнское утешение обиженного ребенка.
Если тайком рассмотреть отдельные черты лица, можно подметить излишне высокий лоб, широковатые скулы, чуть вздернутый носик уточкой, легковатый «безвольный» подбородок, но стоило взглянуть на лицо в целом, как происходило чудо, и оно становилось очень милым и даже благообразным, а в минуты счастливого взаимопонимания и вовсе красивым и притягательным. А если отойти от девушки чуть дальше, чтобы в поле зрения попали гибкие тонкие руки, покоящиеся на коленях или на столе, или на подлокотниках кресла; складки одежды, целомудренно скрывающие изящные изгибы точеной фигурки; гладкие русые волосы, заплетенные в косу и лебединую шею с вопросительным изгибом… О, если охватить всё это одним доброжелательным взглядом, то в девичьем облике явно проступят те нематериальные черты, которые свойственны ангелам, цветам, облакам и звездам.
Только чтобы все это увидеть, необходимо сбросить с глаз шоры женской зависти или мужской похоти, что удается лишь детям, старикам, святым или глубоко страдающим людям.
Именно таким мучеником неразделенной любви был наш герой в тот судьбоносный день. Его печальный незамутненный взор сумел разглядеть в сидящей рядом девушке не только ее сокровенное великолепие, но и доброту и даже то, что окружающие внушили ей, что она «гадкий утенок», которому никогда не суждено превратиться в прекрасного лебедя и взлететь над колхозным птичником в чистые синие высоты.
Вот и сестра её – Марина, кажется – битый час стоит с подружкой, и крутится, и вертится, предоставляя возможность со всех сторон рассмотреть и вдоволь налюбоваться собой. Виктор лишь мельком вскинул на Марину глаза и вновь обратился к Маше.
— Прости, Маша, я очень не хочу тебя испугать или обидеть!.. – наконец, решился он.
«Он знает, как меня зовут!..» – пронеслось в голове девушки, её взгляд от сумочки на коленях скользнул по его лицу и вернулся обратно.
— Сейчас к тебе подойдет сестра, а мне нужно успеть сказать тебе нечто очень важное.
«Господи, да что же такого важного может сказать этот красавчик мне? Или он издевается? Нет, нет, он такой грустный, такой искренний…»
— Послушай меня, пожалуйста… – сказал он и запнулся. – Тебе, скорей всего где‑то пятнадцать. Ты еще наполовину ребенок, но уже наполовину женщина. Послушай! Если тебе кто‑то скажет, что ты «гадкий утёнок» – не верь. Когда повзрослеешь, ты станешь такой красивой, такой обворожительной!.. Просто всё твоё очарование – он пока скрыто, но откроется – обязательно откроется – тому, кто тебя по–настоящему полюбит. Сейчас подойдет твоя сестра… Просто запомни это: ты – красавица! Ты, Маша, очень и очень хорошая девушка.
Походкой топ–модели подошла Марина. Ослепительная белоснежная улыбка на капризном лице предлагала мужчине непременно восхищаться и преклонятся. Она присела на скамью между сестрой и Виктором, тряхнула пышными волосами и грудным обволакивающим голосом пропела:
— Добрый день!
— Здравствуй, Марина, – сухо бросил Виктор, резко встал и быстро удалился.
— О чем вы тут говорили? – спросила Марина, провожая взглядом мужчину.
— Да так, ни о чем. – Пожала Маша плечами. – Кажется, он очень несчастный человек.
— С чего бы это!.. – вспыхнула Марина, но внезапно что‑то вспомнив сказала: – Да, на самом деле. Говорят, у него роковая любовь. Бедный красавчик!.. Вот бы склеить такого. – Потом обернулась к Маше и медленно произнесла: – Ма–а-ашка, да ты вся светишься, как стоваттная лампочка! Ну‑ка, признавайся, сестричка, он что, в любви тебе признался?
— Ну что ты, Марина, – смутилась она, – ты же сама говоришь: у него роковая любовь. Он такой грустный!..
— Ладно, скромница, не хочешь, не говори. Пойдем! Нас ждут лучшие салоны Парижа, Лондона, Нью–Йорка… и нашего города!
Приближалось главное событие года – весенний бал. Все девочки школы за несколько месяцев готовились к торжеству: шили платья, придумывали прически, «делили мальчиков», сбрасывали лишние килограммы, насмерть боролись с прыщами, драили зубы до голливудской белизны. Отец с премии с обычным ворчанием выделил дочерям деньги на вечерние платья. Маша, как всегда, пыталась отказаться и обойтись перешитым маминым, но тут папа возмутился и заставил Марину проследить, чтобы Маша купила приличное платье и не вздумала «напяливать старушечье, с рюшками, в горошек».
Сестры обошли самые лучшие магазины и только в самом дальнем и не очень‑то популярном нашли то, что нужно: Маринке – крохотное красное платьице для коктейлей, Маше – льняной сарафан в русском стиле, с вышивкой. Консультант салона с полчаса уговаривал Марину купить для Маши именно этот сарафан:
— Послушайте, девочки, – напористо доказывала стильная женщина лет тридцати, – во–первых, лён – это очень модно и престижно. На Западе такие вещи стоят огромные деньги… А во–вторых, Маше необходимо одеваться в русском стиле, потому что это именно её стиль. Никаких американских шмоток в стиле Барби, никаких французских обтягивающих и обнажающих! Маша несет в себе чисто русскую красоту, и это необходимо подчеркнуть!
