Бектас Ахметов - Чм66 или миллион лет после затмения солнца
Гевра однажды не вытерпел.
– Эй, белая кость! Ты бы хоть пузыри что ли открывал.
На что Потап с важностью напомнил:
– Ты же знаешь – я пузыри никогда не открываю.
Гевра что-то пробурчал, а Акоп поддакнул Потапу.
– Потап, Гевра не знает, что ты тяжелее х… в жизни ничего не поднимал.
– Да. – Подтвердил он с достоинством.
Потап живет в доме над двадцатым магазином, Гевра рядом – в доме артистов. Если к Потапу не подступишься, то Гевра душа-человек.
Гевру, как впрочем, и Таласа, трудно понять. Гевре двадцать три, и пьет он больше потому, что так он проводит время, а не только из-за того, что по утрам болит голова после вчерашнего. Отец его тоже народный артист – поет и играет на домбре. Сын артиста не поет, но пляшет гопак, жонглирует тарелками, знает уйму карточных фокусов.
Ему бы в танцевальном ансамбле или в цирке развлекаться, а он с нами теряет время.
Талас тоже из артистической семьи. Отца у него нет, в Казахском театре драмы служит мать Таласа. В 61-м году Талас снялся на
"Ленфильме" в роли школьника-оленевода Фильки в картине "Дикая собака Динго". Ему тоже нечего делать у "Кооператора". Тем более, что он еще не законченный алкаш и к тому же недавно его приглашали в
Киев на пробы в советско-югославском фильме.
На пробы Талас мудро не поехал, потому что фильм так и не сняли.
Бикин брат Женька занял позицию у памятника генерала Панфилову с тех пор, как ушел из семьи и поселился в доме родителей. Он одного возраста с Акопом и самый старший из братьев в семье Халеловых. Он и
Гевра из всех генеральских детей больше всего думали над тем, как раздобыть на бутылку.
Если не удавалось заложить часы у электриков в гостинице
"Алма-Ата" или продать книгу, то сшибали копейки у знакомых. Стоять приходилось часами. Не у каждого из знакомых попросишь, иной врет, божится, что ни копейки в кармане. Мало кто способен понять радость удовольствия быть сыном комдива.
Околачивался я у "Кооператора" месяца три с перерывами. Первое время ходил к памятнику из-за Бики, позже уже по привычке.
Разумеется, перечисленные мной, далеко не все стихийное потомство генерала Панфилова. Попеременно в скверик у памятника стекались опохмелиться мужики со всего города, их спившиеся подруги.
Наведывались мелкие воришки, хулиганье с окраин. Заглядывали освежиться волжским преподаватели, стоявшего рядом университета, артисты русских театров, художники, писатели.
Приходил поутру к памятнику и поэт М.М. Выделялся среди кооператорских топтунов М.М. своей неопрятностью и беспардонностью.
У поэта космы во все стороны, ошпаренные глаза. Ничего не видит перед собой, молча пьет и дико матерясь, дерется. На наших глазах его несколько раз избивали случайные собутыльники, забирала милиция.
Следующим утром он вновь с грохотом заявлялся в "гармошке", поэт молча смахивал со стола зазевавшегося посетителя стакан вина, в ответ на возмущение ревел, матерился на казахско-русском, падал и плакал.
Участковый Гильманов знал в лицо и по именам всех генеральских детей.
– Этот татарин меня заколебал. – Жаловался на участкового Бика.
Бика уволился из санэпидстанции и третий месяц устраивался на работу. Гильманов грозился посадить его за тунеядство.
Пить каждый день у "Кооператора" у центровских считалось последним делом. Околачиваться на виду у всех и попрошайничать на бутылку способны только отъявленные ханыги, опуститься ниже которых почти невозможно.
Болтаясь у памятника, я не забывал оглядываться по сторонам. В центре живет много друзей и знакомых родителей. Если кто из них появлялся на горизонте, я в темпе покидал расположение компании и переходил на другую сторону улицы.
Писатель Аблай Есентугелов кроме того, что директор издательства и автор многочисленных романов о кочевниках, еще и земляк отца.
Родители прежде особо не дружили с Аблаем и его женой тетей
Альмирой. И то, что лауреат Госпремии республики зачастил в наш дом исключительно инициатива папиного земляка. Обычно новых друзей заводят из своего круга, предпочтительнее всегда общение с ровней, но никак не с людьми, которым нет дела до твоих профессиональных забот. Когда тебе за пятьдесят, просто так никто не ищет дружбы.
Удивительно, но новый друг-писатель не только общался, он откровенно благоволил к родителям, в особенности к Ситку. Аблай знал, в чем более всего нуждается мама, почему отдал в ее безраздельное пользование свою персональную машину и теперь у нее не было вопроса на чем съездить на базар, или еще по каким другим делам.
Папа называл земляка Хо Ши Мином.
О чем писал товарищ Хо? Книг его про кочевников я не читал, но слышал от Валеры и Ситка, что писал он об Аблае-хане, хане Абулхаире и других деятелях эпохи кочевья. Книги выходили чуть ли не раз в полгода и пользовались успехом читателей, как в Казахстане, так и в
России.
Летом 70-го товарищ Хо с женой и сыном Квазиком собрались в Дом творчества Дубулты под Ригой. За неделю до отлета в Ригу Хо Ши Мин ехать передумал и свою путевку отдал мне.
В Юрмале я и подружился с Квазиком. Единственный сын писателя перешел в 10-й класс. Симпатичный, смышленный мальчик.
У "Кооператора" алкаши ходят кругами. С кизовскими мужиками в центр нагрянул Большой. В руках у парней, завернутые в газеты, длинные ножи. Вор по кличке "Твист о гейн" настучал Большому, что якобы Бика назвал его калбитом.
Большой допрашивал Женьку.
– Где твой брат?
Женька побледнел.
– Не знаю.
– Он что ох…л? – Большой машет перед лицом Женьки газетой с ножом. – Сам не казах что ли?
– Казах. – Женька попытался объяснить. – Не мог он такое сказать.
– Да говорил он. – вмешался "Твист о гейн". – Слышал базар не я один. Вовка Даулен может подтвердить.
"Твист о гейн" прихрамывает на левую ногу. При ходьбе искажается так, будто отплясывает на конкурсе современного бального танца.
Отсюда и кличка.
Гевра, Талас, Акоп, Потап отошли в сторонку и помалкивали. С
Большим шутки плохи. Сам он бандит и держит вышку на КИЗе. Ребята у него отпетые: занимаются спортом, балуются с огнестрельным оружием, грабят, воруют по крупному и время от времени утюжат центровских.
Летом 65-го он, Искандер, братья Акинжановы поехали в
Каркаралинск на заработки. На танцах из-за девчонок подрались с геологами. Дерущихся разняли местные, геологи уехали, а Большой, схватившись за живот, остался лежать на земле.
К нему подбежал Искандер.
– Что с тобой?
– Кажется замочили.
На попутке Искандер и братья Акинжановы бросились за геологами в погоню. Догнали на подъезде к буровой. В руках Искандера была монтировка. Драка продолжилась и помощника бурового мастера в крови, с переломанным носом геологи унесли на руках. Через десять минут на велосипеде подъехал Большой. Никакого ранения у него не было.
К утру помбур умер. Большой, братья Акинжановы и Искандер очутились в Каркаралинской тюрьме.
Большой обещал родителям Акинжановых и Искандера привезти их детей в целости и сохранности. Он помнил об обещании и на суде взял вину на себя. Получил пять лет и через год освободился.
… Я подошел к Большому.
– Эдик, Бика про тебя не говорил ничего плохого.
Большой окрысился:
– Ты еще кто такой?!
– Ты меня не узнаешь? Я брат Нуртаса.
– Да знаю я тебя, Бека! – Большой сделал страшные глаза. – Не лезь не свои дела! А то и тебя вот этим ножом до жопы развалю.
Бика появился к вечеру. Рейд Большого по центру озадачил нас.
– Что будем делать? – спросил Женька.
– Не знаю. – сказал Бика.
– Поговори с Нуртасеем. – сказал я. – Он как надо объяснит Большому.
– Считаешь?
– Они друзья детства.
– Может сам поговоришь?
– Не-ет… Испорчу только. Начнет докапываться… Что делаешь у
"Кооператора", всякое такое… Сам знаешь.
– Хоп. Договорились.
Не дождавшись начала трансляции из Мексики, я уснул. Утром спросил у Джона:
– Как наши умудрились проиграть Уругваю?
– На последней минуте второго тайма Кавазашвили и Афонину показалось, что мяч ушел за лицевую линию. Моралесу только того и надо было. Он вытащил мяч за линией, сделал передачу, а наши как последние идиоты стояли с опущенными руками… Ну и Кубилла забил нам гол.
Грандиозным выдался полуфинальный матч Италия-ФРГ. На последней минуте основного времени Шнеллингер подключился в атаку, и, сделав разножку, сравнял счет. В дополнительные тридцать минут немцы все равно проиграли, но по итогам основного времени матчей СССР-Уругвай и Италия-ФРГ вновь подтвердилась золотая необходимость соблюдения основного правила футбола – играть до последней секунды.
Играть, бороться через не хочу и не могу. До последнего.
