Миа Марч - В поисках Колина Фёрта
— Спрашивайте, — сказала девочкам Вероника. — Только сначала называйте свое имя, чтобы я знала, кто есть кто.
Она обвела собравшихся взглядом, радуясь, что не знает имени девушки, с которой связывала свои надежды Пенелопа. Это позволяло ей сохранить анонимность.
— Я — Эллисон. Вы сожалеете, что отдали своего ребенка? — спросила девушка с прямыми светлыми волосами.
«Легкой болтовни не получится», — осознала Вероника.
— Если совсем честно, нет, Эллисон. У меня не было никакой поддержки. Ни от семьи, ни от отца ребенка. Я была одна. И крайне напугана. Отдать ребенка представлялось правильным.
— Ваш ребенок пытался вас найти? — спросила другая девочка. — О, я — Ким.
— Да, — ответила Вероника. — Кстати, совсем недавно. Я оставила свою контактную информацию в агентстве по усыновлению и в регистре по усыновлению и воссоединению штата Мэн.
— Странно, наверное, когда ребенок, которого вы не предполагали увидеть, вдруг возвращается в вашу жизнь, — заметила еще одна девушка.
— Да, это вызывает множество старых воспоминаний.
— Помнишь светловолосую девицу, которая приходила пару недель назад, она еще сказала, что родилась на парковке? — обратилась Ким к девушке с серьезными голубыми глазами. У нее был сердитый и воинственный вид, и Вероника решила поговорить с ней во время дегустации пирогов. Некоторым девушкам требовалось расслабиться, чтобы задать наиболее интересующие их вопросы. — Она все не могла решить, хочет ли связаться со своей биологической матерью.
Вероника замерла, они говорили о Беа. Сомнений нет. Беа упоминала, что приезжала сюда.
— Мне она не понравилась, — сказала Эллисон.
— Господи, Джен, помнишь, как ты запустила в нее сэндвичем с индейкой за то, что из-за нее расплакалась Ким?
— Гордиться, конечно, нечем, но она так разозлила меня неразберихой в своих чувствах. Как можно не понимать, что ощущаешь? Не надо ей было сюда приезжать.
Веронике больно было думать, что на Беа, которая, кажется, и мухи не обидит, накричали, швырнули в нее сэндвичем. Она, наверное, ужасно переживала.
— Из всего можно извлечь урок, — заметила Лариса.
— Я хочу быть очень, очень откровенной, — сказала Вероника. — Думаю, та девушка, о которой вы говорите, моя дочь. Длинные светлые волосы? Карие глаза? Высокая?
— Боже, да, — сказала Джен.
Вероника кивнула.
— Мы в итоге встретились, и я очень рада.
— Мне приятно знать, что когда-нибудь мой ребенок захочет меня найти, — сказала Ким. — Ты моего мнения не разделяешь, Джен, но через двадцать лет, возможно, будешь считать по-другому.
— Сомневаюсь, — отрезала Джен и повернулась к Веронике. — И что теперь? Вы вдруг стали играть в дочки-матери?
— Мы стараемся поближе узнать друг друга.
Джен посмотрела на девушек, потом снова на Веронику.
— Могу я спросить о вашей семье? Моя мать ненавидит меня всеми фибрами своей души за то, что я поставила ее в неудобное положение. По-видимому, все узнали, и ей пришлось выйти из загородного клуба.
— Моя семья совсем меня не поддерживала в отличие от других. У меня были подружки, которых несколько раз в неделю навещали матери и отцы. Из-за этого я чувствовала себя ужасно, но это подвигло меня на поиски собственного счастья, понимаете?
— И что же вы сделали?
— Решила, чего хочу для себя. Путешествовать, увидеть страну.
— Я хочу переехать в Калифорнию. Как только мне исполнится восемнадцать, я уеду из Мэна, — заявила Джен.
— А что отец? — спросила Эллисон. — Он еще присутствует?
— Нет, он сказал, что это не может быть его ребенок. И я никогда его больше не видела. Мне кажется, он до смерти перепугался и воспользовался своим страхом, чтобы бросить меня.
— Боже, — сказала Ким, взглянув на девушку с длинными каштановыми волосами, на пятом или шестом месяце беременности. — Это, как Джордан, Лиззи.
— Спасибо, что напомнила, — отозвалась та. — Я пытаюсь забыть о его существовании.
— А вы? — спросила у Вероники Джен. — Забыли о его существовании?
— Нет. Но я тоже пыталась. — Она посмотрела на Лиззи. — Хотя стало лучше. Я выбросила его из головы, заставила себя забыть. Но вот что я вам скажу. Важно справиться со своими чувствами, дать им выход, поплакать, если плачется, задать вопросы, если они у вас есть. Если бы я могла вернуться и что-то изменить, знаете, что я сделала бы?
Они молча смотрели на нее.
— Я доверилась бы большему числу людей. Рассказала бы, через что прошла. Говорила бы об этом. Не держала в себе. Не считала бы это чем-то постыдным. Я бы рассказала, насколько мне было страшно.
— Ну, Джен-то болтает без умолку, — заметила Ким, — поэтому у нее такой проблемы не будет.
Джен кинула в нее мягким мячиком, и все засмеялись.
Девушки продолжали расспросы, и Вероника по возможности откровенно отвечала, не подпуская настоящего страха или тревоги. Ей нравилось находиться здесь, нравилось слушать, разговаривать с ними.
— Вы чудесно справились, — сказала Лариса, провожая ее до кухни, где Вероника собиралась испечь три пирога и дать урок желающим постичь искусство выпечки.
— Спасибо. Я была одной из них. Поэтому трудностей и не возникло. — Уже войдя в кухню, Вероника обернулась. — Да, Лариса, я слышала, что о «Доме надежды» пишут статью. Если вы знаете, как связаться с репортером, я бы хотела с ней поговорить.
«Я доверилась бы большему числу людей. Рассказала бы, через что прошла. Говорила бы об этом. Не держала в себе».
Теперь она последует собственному совету.
Сразу по приезде домой Вероника позвонила Джемме, которая захотела поговорить с ней немедленно. Они встретятся через несколько часов. Направляясь в гостиную, чтобы привести себя в порядок перед интервью, Вероника вдруг вспомнила о вишне.
Вишня, темно-красная, взрывающаяся кисловато-сладким соком, всегда напоминающая ей маленькие сердечки, особенно соединенная стебельками попарно.
И хотя этим утром в «Доме надежды» она уже испекла несколько пирогов, ей захотелось приготовить еще один.
Вишневый. Отныне он будет называться «Колин Фёрт».
Вероника пошла на кухню — с ясной головой и теплом на сердце.
Глава 21
Джемма
Во вторник, ближе к полуночи, Джемма покинула дом Вероники Руссо, нагруженная пакетом с двумя пирогами — шоколадным и лаймовым. На улицах по-прежнему было довольно много туристов, приехавших на Четвертое июля, и хотя праздник уже прошел, открытые веранды ресторанов, выходящие на причалы, были все еще освещены и полны посетителей. Джемма спешила в гостиницу, чтобы закончить статью. История Вероники не раз трогала ее до слез в процессе рассказа. Теперь статья получит логическое завершение.
Тихонько, чтобы никого не разбудить, она вошла в гостиницу, но следом за ней появились молодожены из «Скопы», размахивая закупоренной бутылкой шампанского, и спросили у Джеммы, не обидится ли, по ее мнению, Изабел, если они совершат набег на холодильник ради того невероятного пирога, который подают у нее каждый день. Бесшабашная, но милая пара, и Джемма отдала им шоколадный пирог, оставив себе лаймовый — «Уверенность».
Когда, поднявшись по лестнице, она проходила мимо двери Беа, ее так и подмывало постучать и рассказать обо всем, что поведала Вероника, но, разумеется, она этого не сделала. «Все эти двадцать два года я думала, что убегаю от своего прошлого. Я думала, что вернусь в Бутбей для встречи с этим прошлым. Но оказалось, что мое прошлое — беременность, реакция семьи, отца ребенка — бледнеет в сравнении с тем, от чего я действительно убегала: от того, насколько сильно любила свою малышку-дочь, которую две минуты держала у своей груди. Как сильно люблю ее сейчас, хотя едва знаю. Вы верите, что можно любить малознакомого человека? Вот с чем я сражалась все эти годы. Но больше этого не делаю. Невзирая на то, хочет ли моя родная дочь моего присутствия в ее жизни или нет, я всегда буду ее любить».
«Может, это и есть тот самый материнский инстинкт?» — размышляла Джемма, по-хорошему растревоженная историей Вероники. Она надела шумоизолирующие наушники, чтобы не слышать смеха из комнаты молодоженов, и засела за работу, ее пальцы летали над клавиатурой, пока она писала длинную среднюю часть статьи, посвященную личным историям: биологическая мать воссоединяется с дочерью, которую отдала на удочерение; девочка-подросток решает отдать своего ребенка богатой паре, а потом обнаруживает, что одних денег недостаточно — нужно любящее сердце; женщина, вышедшая замуж и родившая детей и так и не сказавшая мужу, что семнадцать лет назад отдала на усыновление ребенка; две женщины, которым сейчас за шестьдесят, бывшие беременными подростками, когда «Дом надежды» открылся пятьдесят лет назад, поделившиеся с Джеммой своими историями — по телефону и по скайпу, — заставившими ее плакать. Многое изменилось за пятьдесят лет. А многое — не изменилось. Джемма писала, пока от усталости не начали слезиться глаза.
