Миа Марч - В поисках Колина Фёрта
Беа приложила раковину к уху.
— Позвонить ему? Прямо сейчас?
Шум ничего ей не подсказал. Это как в игре в вопросы и ответы: спроси еще раз позже.
Она могла бы немедленно снять трубку и набрать номер, как сделала в случае с Вероникой. Но та хотела связаться со своей дочерью, а Тимоти Макинтош был совершенно чужим человеком. А принимая во внимание, как он бросил Веронику, маловероятно, что вообще обрадуется появлению Беа.
Она посмотрела в окно — на звезды, на вершины деревьев. Но это надо сделать, закончить.
Она взяла лист бумаги с эмблемой «Трех капитанов» и написала:
Уважаемый мистер Макинтош!
Надеюсь, Вы не посчитаете мое письмо чрезмерно назойливым. Меня зовут Беа Крейн, и я — биологическая дочь Вероники Руссо, которая назвала вас моим биологическим отцом. Я родилась 12 октября 1991 года в Бутбей-Харборе. Со слов Вероники я поняла, что вы отрицали отцовство ее ребенка, и, как понимаю, можете не быть моим биологическим отцом. Я пишу, потому что нахожусь в Бутбей-Харборе и недавно впервые встретилась с Вероникой, узнав, тоже совсем недавно, что меня удочерили. Мне интересно встретиться с Вами, если Вы не против, и я согласна на проведение анализа ДНК, если Вы этого пожелаете. Мне бы очень хотелось узнать о семье моего биологического отца. Кстати, уверяю Вас, только это меня и интересует.
Спасибо,
Беа Крейн.Она надписала конверт и, дойдя до почтового ящика на углу Главной улицы, проводила взглядом исчезнувшее в его недрах письмо.
Глава 20
Вероника
Субботу Вероника провела на кухне, в окружении муки, сливочного масла, сахара и корзин с фруктами. Она пекла двенадцатый клиентский пирог за день, этот последний был лаймовым — «Уверенность» для ее соседки Фриды, нервничавшей в связи с подачей заявления на программу подготовки медсестер — в качестве второй профессии. Натирая цедру в миску, поверх сгущенного молока, яичного желтка и сока лайма, она пыталась и сама собраться с духом — чтобы позвонить Беа. Позвонить Нику. С вечера понедельника от него не было никаких вестей. Ни слова с тех пор, как они с Ли покинули ее дом после занятия. Она была уверена, что он заедет или позвонит — как-то проявится, — но ничего подобного. Возможно, она увидела больше в их расцветающей… дружбе, чем там было. Или же посещение занятий имело какие-то последствия из-за ополчившихся на ее пироги дедушки и бабушки Ли. Тем не менее она не могла не думать о нем, благодаря чему ее пироги «Любовь» и «Надежда» исключительно удавались в последние несколько дней.
Зазвонил телефон, и, вытерев руки, Вероника схватила трубку, скрестив пальцы, чтобы это оказалась Беа. Дочь тоже не давала о себе знать с вечера понедельника, когда позвонила ради сведений о Тимоти. Пять дней. Связалась она с Тимоти или нет? Отказался ли он от своего отцовства? Или сейчас они сидят друг против друга в ресторане?
— Алло, Вероника слушает.
Секундное молчание. А потом:
— Вероника, это Тимоти. Макинтош.
Она выронила трубку и подхватила ее. Господи Иисусе! Сердце колотилось, во рту пересохло.
— Вероника? Ты меня слышишь?
Она глубоко вдохнула.
— Слышу.
Она не удивилась, что он ее нашел: номер телефона и адрес значились в телефонном справочнике.
— Вчера я получил письмо от некой Беа Крейн. Это правда? Я — отец? В смысле, без тени сомнения?
Вероника села к столу, пытаясь оправиться от шока при звуке его голоса.
— Я была девственницей, когда начала с тобой встречаться, Тимоти. Ты был единственным парнем, с которым я спала до девятнадцати лет.
Она услышала его судорожный вздох.
— Ты уверена? Абсолютно уверена?
— Уверена. Сейчас, как и тогда.
Несколько мгновений он молчал.
— Она написала мне письмо. Сказала, что готова сделать анализ ДНК, если я этого пожелаю. Полагаю, мне стоит на это пойти, просто ради юридической стороны вопроса.
Вероника услышала тревогу в его голосе, страх. Тот же самый голос, что и в шестнадцать лет, разве что немного ниже.
— Ей двадцать два года, и при рождении она была официально удочерена. У тебя нет никаких законных обязательств перед ней, Тимоти, если тебя это заботит.
— Просто я так ошеломлен, это слишком неожиданно. Она говорит, что хочет со мной встретиться, чтобы узнать о семье своего биологического отца.
— Она очаровательная девушка, Тимоти. Могу тебя в этом заверить.
— Просто я не знаю, — сказал он. — Я считал годы. Когда… ребенку исполнится восемнадцать. Гадал, позвонят ли мне.
Вероника встала и заходила по кухне, насколько позволял телефонный провод.
— Значит, тебя все же интересовало, отец ты или нет?
— Ну, я всегда знал, что это возможно. Честно говоря, я много думаю об этом в последнее время. Моя жена говорит, что это меня изводит. Особенно потому, что я не так давно тебя видел, с полгода назад. Мы с женой были в гостях у ее друзей, и, проходя мимо закусочной, я тебя увидел. Я не часто приезжаю в Бутбей с тех пор, как мои родители отсюда уехали. Я чуть в обморок не упал — так это было неожиданно. Я слышал, что ты перебралась на юг.
— Я вернулась в город год назад.
— Моя жена считает, что мне следует узнать ответ на вопрос, был я тогда отцом твоего ребенка или нет. За последние несколько лет она не раз настаивала, чтобы я позвонил тебе и спросил прямо. Но я снимал трубку и тут же ее вешал. Еще месяца не прошло, как Бэт сама дала мне телефон и умоляла позвонить тебе и просто раз и навсегда выяснить этот вопрос, вместо того чтобы так терзаться.
Вероника замерла.
Бэт. Ее клиентка, заказавшая пирог «Изгнание».
«Такой пирог, который заставит человека не думать о другом человеке…»
Так вот что по желанию Бэт он должен был выбросить из сердца.
«Не мне нужно выбросить кого-то из сердца. Это другому человеку нужно выбросить кого-то из его проклятой головы».
Бэт, так ей и не заплатившая, была женой Тимоти.
— Меня всегда это преследовало, — сказал он. — Не зная, правда ли это, я ужасно с тобой обошелся и поступил неправильно. Я так никогда и не узнал истины. Никогда не хотел знать.
Вероника отогнала его образ — как он стоял в мощенном булыжником переулке в последний раз, когда она его видела. Выражение лица Тимоти, гнев, когда она, дрожа и плача, сказала о своей беременности.
— Думаю, увидев Беа, если согласишься с ней встретиться, ты раз и навсегда поймешь, что она твоя дочь. У нее твои волосы, твоя улыбка. Что-то абсолютно твое в выражении лица.
— Боже, — проговорил Тимоти. — Прости, Вероника. Прости.
Он заплакал, а потом кто-то заговорил с ним, и он сказал, что ему надо идти, и повесил трубку.
Вероника просидела на кухне больше часа, прокручивая в голове разговор с Тимоти. Она посмотрела на незаконченный пирог. Придется его выбросить и начать заново, но только не сегодня. Именно сейчас уверенности ей и не хватало — в отношении Беа. В отношении того, как и что сложится между ее дочерью и Тимоти.
Она взяла трубку, набрала номер Ника и рассказала об этом телефонном звонке.
— Приезжай, — предложил он. — Ли спит с восьми сорока пяти. Привози продукты для пирога, если хочешь. Я помогу тебе печь.
Двадцать минут спустя она сидела за столом на кухне Ника, потягивая вино, а он стоял рядом, готовя пирог «Уверенность». Глядя на него, босого, в синей футболке и джинсах, отделявшего желтки от белков и натиравшего цедру лайма, ей хотелось его поцеловать.
— Ну, как ты, ничего? — спросил он, сбивая смесь.
— Со мной все будет в порядке. Просто это так… странно — разговаривать с Тимоти.
— Да уж, конечно. Хотя, похоже, он наконец признал правду.
— Спасибо, что пригласил меня, — сказала Вероника. — Это было мне необходимо.
Ник сел рядом и взял ее за руку. Когда же он посмотрел на Веронику, она подумала, не поцелует ли он ее — и он это сделал.
Она уже хотела обнять его за шею и от всей души вернуть поцелуй, как в дверь позвонили.
— Вот уж не вовремя, так не вовремя, — сказал он. — И ведь думал об этом, — улыбнулся он Веронике.
Когда он открыл дверь, Вероника услышала мужской и женский голоса, женщина говорила что-то о часах Ли, которые та оставила у них дома, а потом спросила:
— А что это за запах? Сок лайма? Ты выпиваешь?
— Я пеку пирог, — устало ответил Ник. — Спасибо за часы. Я скажу Ли, что вы их привезли.
В кухню ворвалась женщина лет шестидесяти, серебристая блондинка со стрижкой, и уставилась на Веронику.
— Это вы, точно. Леди, пекущая пироги. Ли в точности вас описала, — презрительно добавила она и в ярости повернулась к Нику. — А теперь ты и женщину привел? Когда здесь спит Ли?
— Герти, мы с Вероникой печем пирог, а не занимаемся сексом в гостиной.
