Ариадна Борисова - Манечка, или Не спешите похудеть
— Да-а! — отмахнулся Егор. — А у Варюхи «мерс» наклевывается. В придачу к коттеджу с бассейном и бизнесменом в нем. В трусах от Версаче… Извини, Виталька, за правду, но жена у тебя всегда налево смотрела. И не любила тебя. Было, может, увлечение вначале, потом — увы. Сама мне говорила, честно.
— Когда это? — вскинулся уязвленный Виталий.
Егор уклонился от ответа:
— Стало быть, поехали. За твое освобождение.
Они выпили. Егор занюхал горбушкой, повертел бутылку в руках, вчитываясь в мелкий шрифт наклейки:
— Хороша-а! Настоящая, «кристалловская»… В общем, что хотел сказать. Унывать тебе нечего, давай завязывай со своей никчемушной хандрой. Встретишь еще свою…
— Одному мне предназначенную? — произнес Виталий с едкой усмешкой, но чувствуя, как злость на жену, вопреки обидным признаниям друга, медленно испаряется из него.
Больше они не говорили ни о Варе, ни о других женщинах. Спорили о степени вероятности ошибок в шлиховых анализах верхних пород, о чем-то еще… В середине ночи Егоровой душе стало тесно, принялись отбивать на табуретках ритм «Yellow submarine», спели любимое из Визбора и «наутилусовские» хиты — обычный репертуар у костра. Егор вспомнил старье из отцовских пластинок и, как заведенный, все повторял «Звезду рыбака» густым «магомаевским» голосом:
Чтоб любила ты,
Чтоб, как Ассоль, умела ждать…
В начале сезона Виталий с Егором отправились на полевые в одной экспедиции. Там и случилось то, что теперь не давало Виталию ни спать спокойно, ни жить.
…День клонился к вечеру. Виталий положил в рюкзак образцы и собрался идти на базу, но вокруг стояла такая чудная тишина, что казалось — он находится на самом ее дне. Хотелось вслушаться в прозрачную глубину древнего таежного покоя. Виталий присел на обрывистый выступ, любуясь открывшимся взору раздольем с белыми зубцами вершин по краю. Они резко выделялись на фоне багряного заката. К ушам словно прильнули морские раковины, слышался прибой далеких волн. Миллионы лет назад здесь разливалось кембрийское море… В груди стиснуло, откликнулось величественной красоте. Виталий любил возвращаться с маршрута чуть позже остальных и не спешил.
Близко, из-под торчащего на спуске мшистого валуна, вспорхнул выводок рябчиков, нарушил тишину тревожным писком. Не успел Виталий подосадовать на заполошных пташек, как вдруг со стороны взгорья, где в распадке у расщелины горного ручья трудились ребята, послышался странный нездешний звук, точно бабахнул какой-то снаряд. Следом — адский грохот. На небе ни облачка… Что случилось? Катясь по земле взрывной волной, грохот отдался на скальной поверхности выступа, зябкой дрожью прошел по телу.
Забыв рюкзак с образцами, Виталий со всех ног бросился на страшный звук. Побежал, задыхаясь, по ребрам потерявшего устойчивость каменистого рельефа. Скакал зигзагами по стронутым с места кремневым осыпям, прыгал, как перепуганный заяц, по ломким гребням крутых уступов, по оседающей ступенями шаткой породе, а земля вокруг тряслась и стонала. Над леском, что отделял лагерь от взгорья, мощным столбом взметнулась крапчатая, смешанная с галькой, пыль. В этой пыли бушевало и неистовствовало нечто… Призрачный, пробужденный ото сна доисторический дракон, чей пыльный хвост яростно крутился и взрезал глыбы песчаника легко, будто ломти сыра.
Не разбирая троп, Виталий окунулся в знакомый лесок — теперь он словно парил в мглистом тумане. Пока продирался сквозь завалы свежего валежника, жуткий рев превратился в отдаленный гром и наконец в глухое утробное урчание. Дракон слился с оседающей пылью, обтек и закрыл взгорье серым аморфным телом. Виталий кинулся к узкому мыску перед распадком, взлетел туда, откуда обычно открывалось «орлиное» обозрение, вид на прелестную маленькую долину в ладонях гор, и застыл…
Ни распадка, ни ручья, ни долины больше не было. Далеко внизу еще слабо шевелились вырванные с корнями, искореженные деревья, а выше, до самого верха, неведомая дьявольская сила выгрызла и вылизала грунт так, что обнажились взблескивающие льдом, гладко срезанные слои вечной мерзлоты. По бывшему, распертому и углубленному руслу ручья, по всей истерзанной долине с грозным гулом катился, бурлил, гигантскими кусками сползал густой черный сель.
Виталий в панике спустился ниже по склону, задевая обнаженные корни накренившихся деревьев, рискуя вместе с ними рухнуть в плотную текучую грязь. Нашел место, где оторванный от склона пласт почв образовал в глинистой реке высокий затор. Сель переваливался через преграду, шумно протаскивая за собой валуны и шматы земли, покромсанной с кустами. Тяжкий поток коромыслами изгибал сосновые стволы, ломал их с оглушительным треском и низвергался с крутизны траурным водопадом. Оскальзываясь в поверхностном сыпуне, Виталий подобрался почти к самому краю затора и там, в хаосе изломанного древесного хлама, увидел под косо стесанным комлем ногу в кроссовке Егора.
Виталий плохо помнил, как пытался вытянуть тело друга из-под нависшей отвесно кучи, облитой подвижной шоколадной массой, как ему наконец удалось это сделать после вечности упорных усилий. Помнил только, что, измученный до предела, облепленный скользкой грязью с головы до ног, он до самого конца вслух подбадривал Егора, не веря, что друга больше нет, что он спасает человека, погибшего сразу, в первую же минуту бедствия…
Пропали не все. Двое ребят по какой-то надобности ушли в ближний населенный пункт, откуда должны были вернуться только завтра. Виталий об этом не знал. Два дня он в полном отупении бесцельно бродил по тайге, и вначале его тоже посчитали поглощенным селем. Поиски останков сгинувшей группы под стремительно твердеющей на ветру и солнце коркой грязи совершались без него.
Как во сне миновали похороны, поминки и лечение в стационаре неврологического отделения. Через полгода он узнал, что ресурсы олова, найденные в том районе, по общему прогнозу оказались не столь богатыми, как ожидалось, да и горно-геологические условия освоения представлялись руководству управления слишком сложными. Виталий догадывался, что это не так, но было уже все равно… И никто не мешал ему спиваться. Партию, к которой была прикреплена злополучная экспедиция, закрыли.
Прошлой весной он впервые никуда не пошел. Не ходил не то что в тайгу, а даже из дома. Появились какие-то многочисленные приятели, доставляли водку и закусь. Ночевали незнакомые женщины. Их лица изглаживались из памяти сразу, едва они ступали за порог. Если было чем похмелиться, Виталий по нескольку дней кряду никому не открывал дверь и пил один.
