Ариадна Борисова - Манечка, или Не спешите похудеть
Виталий готов был себя убить. Но — после. После того, как в груди разольется вожделенный этиловый огонь… Духовная деградация, подумал о себе отстраненно. Распад зависимой от алкоголя личности. Что ж, примите искренние соболезнования, Виталий Закирович, недостойный член нашего общества.
Дверь предательски скрипнула.
— Вы уходите? — сонно пролепетала Маняша.
— Да, — подтвердил он в отчаянии. — Да, мы уходим. Мы сперли все твои деньги и удираем, как последние сволочи.
— Оставьте мне, пожалуйста, на автобус, — попросила она. — А то отсюда до дома далеко пешком идти.
— Прекрати называть меня на «вы»! — закричал Виталий, задыхаясь от ярости и бессилия. — Я — бомж, а не бизнесмен в «Мерседесе»! Я — вор и пропойца, можешь ты это понять?! Я свою совесть просрал, пропил, мне бутылка водки дороже тебя, дороже всего, даже этой чокнутой жизни!
— Вы… ты не такой, — сказала Маняша тихо, но твердо. — Я не верю.
— Дура, — с сердцем пробормотал он. — Господи, какая дура…
— Дура, — согласилась она кротко. — Круглая дура. Мне с детства говорили.
— За что мне это наказание! — простонал Виталий, бурно изумившись, жалея Маняшу и досадуя на ее безнадежное смирение. — Никакая ты не дура! Ты — просто… Ты — просто Маняша!
— Меня так зовут на работе, — она несмело засмеялась. — Они думают, я не знаю, а я знаю.
— Вот как… Стало быть, просто Маняша, — повторил он угрюмо, вдруг наливаясь темной злобой против тех, кто посмел ее так называть.
— Я не обижаюсь. Это лучше, чем когда зовут Марией Николаевной. Маняша — честнее.
— Наверное, — подумал он вслух. — От Марии Николаевны было бы сложно уйти.
— А от Маняши — нет?
— От Маняши — нет.
— Значит, вы… ты все-таки уходите?
— Я не совсем ухожу. Я… я не могу от тебя так запросто уйти!
— Правда? — прошептала она.
— Да.
Он с размаху сел на скамью и опустил голову, переваривая признание. Помедлив, сказал:
— Короче, так… Вот твой кошелек. Спрячь его от меня подальше.
— Возьмите, сколько нужно. Только ведь поздно, первый час, наверное. Темно, опасно, — сказала Маняша. — А вы… а ты собрался куда-то? Куда?
— Закудахтала, — устало усмехнулся Виталий. — Разумеется, в Сочи, на Канары, к черту на кулички в чертов ресторан…
Он хотел добавить еще пару никчемных злых слов, втиснуть в них остатки смятения и досады. И вдруг в забубенной голове что-то прозвенело. Что-то перелисталось, перевернулось, а может, начало вставать на свои места… В мозг торкнулась шальная, сумасбродная мысль. Из наслоений застарелой тоски вырвался вызывающий и одновременно мечтательный голос Егора: «А я, может быть, жду свою Ассоль… Я бы к ней тоже прилетел на алых парусах. Вернее, на машине алой — пусть далеко видно… Думаешь, романтика ушла за туманом в горы?… Не-ет, брат, романтика живее всех живых!»
Ошеломленный сумятицей в голове, Виталий вскочил так же резко, как сел. Его охватило давно не посещавшее вдохновение, ощущение счастья, неизъяснимое и рудиментарное.
…Он это сделает. Бог ты мой, он это сделает во что бы то ни стало, если даже все псы проклятой жажды погонятся за ним по пятам, алча схватить за горло. И если они вгрызутся в него гнилыми зубами, он все равно это сделает! Последний рывок романтики — в память о Егоре, во имя его несбывшейся мечты. Ради Маняши. И ради себя, черт возьми, ради себя! Потому что… Впрочем, пусть все, что должно случиться, придет само, без его понуканий. Пусть кто-то думает, как думает, и смеется над ним — ему плевать.
— А в небе горит, горит, горит звезда рыбака! — вдруг заорал он громко и весело.
Маняша засмеялась. Виталий нравился ей таким. Опыта общения с мужчинами у нее не было, но она догадывалась, что ее бродяга — особенный, из тех, про кого говорят «штучный товар». Немного, конечно, шалопутный, зато с ним не скучно.
— Леди Маняша! — Он шутовски поклонился, а лицо посерьезнело и напряглось. — Не желаете ли вы посетить ночной ресторан с господином бомжем? Есть такой ресторанчик для сов — нелюбителей спать по ночам. Так и называется — «Ночь».
— С вами — с удовольствием, господин бомж, — отозвалась она, принимая игру. — Но у меня нет вечернего наряда…
— Это подойдет, — он сорвал со спинки стула Маняшино платье в красных цветочках, бросил на кровать.
— Мне еще не доводилось бывать в ресторане.
Виталий так и думал. Его идея была рассчитана на это. Коротко кинул у двери:
— Я скоро. Жди, — и вышел.
Маняша спрыгнула с постели, как подброшенная пружиной, метнулась в ночной рубашке к окну. Виталий шагал быстро, почти бежал по усыпанной лунными блестками дорожке.
Она верила и не верила. Сочетание казалось нелепым — бомж и ресторан. И она, Маняша. Как ни переставляй слова, все равно странно и нелепо. Но приятно: ее, будто в романе, пригласили… на поздний ужин? Или на ранний завтрак?
Маняша неторопливо сняла ночную рубашку, застегнула бюстгальтер и надела через голову, а поверх его натянула твердый шелк платья. Подошла к зеркалу. В свете новых событий Маняша почему-то ожидала увидеть перед собой нечто необычное. Леди. Белолицую леди с высоко, чуть надменно поднятыми полукружьями бровей и приспущенными над томными глазами ресницами. С точеным носиком и легкой насмешливой улыбкой на капризных губах. Маняша попыталась изобразить «ледино» лицо так, как его представляла, прежде чем заглянуть в дымчатую глубину старого зеркала.
Ее ждало разочарование — в туманном отражении ничего не изменилось. Навстречу выплыла все та же каждодневная физиономия с незначительными серыми глазами и мягким подбородком. Приподнятые бровки придавали физиономии выражение испуганное и удивленное. Лицо было похоже на мордочку впервые выползшего из конуры щенка.
Маняша расстроилась и внезапно реально, не книжно, осознала, куда ее позвали. Съежилась в боязни: ночной ресторан! Место, несомненно, злачное и аморальное, куда ходят прожигатели жизни и тайные любовники, где, возможно, торгуют телом проститутки — девушки, ступившие на путь чудовищного порока! Что бы сказала тетя Кира?! А вдруг там как раз ужинает (завтракает?) директриса со своим молодым шофером? Всем в библиотеке известно, что он ее сожитель. Увидит начальница в ресторане свою подчиненную, отпущенную ухаживать за здоровой, как бык, теткой, а сотрудница еще и не одна, с мужчиной! Боже, боже! Маняша сжала ладонями разом запылавшие щеки.
«Возьмет и не вернется твой бомж, обманет тебя, глупую, — подумала рассудительная голова. — Вот и прекрасно, не пойдешь никуда. Зато не столкнешься с кем не надо».
«Не может быть, — горячо возразило Маняшино сердце. — Если б хотел обмануть, зачем тогда сказал: „Жди“? Ушел бы так».
