Сергей Алексеев - Покаяние пророков
Вот уж и щи готовы, и угли дошаяли, пора трубу закрывать, а на тропинке пусто. Тут еще Серка на крылечке заскулил — не выдержала, дубленку накинула и вышла на улицу. Солнце садится за горы, морозец легкий, шаги бы скрипели, чуткому уху за километр слыхать. Пес отчего-то жмется к ногам, а сам уши сторожит на дорогу…
Поболее часа простояла, покуда день не догорел, в избу вернулась грузная от тревоги. Складень поставила, с молитвой остаток свечки зажгла.
— Николай Чудотворный, пути указующий странникам…
И замолчала — шаги на крыльце!
Перекрестилась, встала с достоинством и, даже в окошко не глянув, взялась стол накрывать: нельзя жене показывать, с какой беспокойной страстью ждала возвращения. Коль есть глаза, сам увидит…
Да что это — опять старик на пороге, и не смотрит прямо, как прежде, отводит взор.
— Видно, на обедешный автобус опоздал Юрий Николаевич. Так теперь к ночи жди, последний в двадцать три сорок пять проходит.
А две тарелки со щами уже на столе…
— Садись, Кондрат Иванович, потрапезничаем, — сказала бесстрастно.
— Пожалуй, не откажусь. — Он скинул полушубок. — Глядишь, и тебе веселее будет.
Вавила помолилась мысленно, взяла ложку. Старик делал вид чинности, вроде бы ел со вкусом и не спеша, но видно было, сыт и заталкивает в себя постные щи помимо воли.
— Я телевизор с обеда смотрю, — вспомнил. — Передали, академик этот умер, все в порядке. Как говорил, так и случилось! А катастроф не было ни одной. То каждый день самолеты валятся, а тут хоть бы один упал. Так что…
И осекся. Она же глазом не моргнула, хотя оборвалось сердце.
— Вкусные у тебя щи, — соврал, глядя в сторону. — А я в этом толк знаю.
Дохлебал, облегченно и с удовольствием облизал ложку.
— Ну, чаю я дома напьюсь, вечер длинный. А ты, Вавила Иринеевна, не скучай тут. Если хочешь, телевизор включу. Кино посмотришь или передачу?..
— Мне и так добро.
— И не тоскливо?
— А что же тосковать, коль на мир Божий еще не насмотрелась? — с восторженными глазами произнесла она. — Это старым людям бывает скушно, ничто уж глаз не радует. А я вон гляжу — солнце садится, и по снегу красная дорога от него. Чудо какое! Так бы ступила босыми ножками и пошла, пошла…
Старик присмотрелся, головой покачал. v
— Да ты и впрямь странница. Столько на лыжах пробежать, по тайге, по болотам, и еще ей идти хочется.
— Хочется мне мир посмотреть. Я в книгах читала, есть такая страна Египет. Туда Матушка Богородица с Сыном своим Младенцем от царя Ирода убегала. Мне с тех пор страна сия во сне снится. Будто иду я тем же путем, через пустыню великую, солнышко горячее, земля ровно углями посыпана, подошвы горят. И гляжу, а на песке-то следочки! Маленькие, Христовыми ножками оставленные. Я встану на те следы и молюсь, будто на камне. И меня будто ветром к небу поднимает — эдак хорошо!.. Сон я сей однажды Ярию Николаевичу рассказала, а он говорит, нет более следов Христовых, фарисеи да книжники стадом пробежали и все следы затоптали… Да не поверила я. И так мне хочется сходить в Египет и самой глянуть. Ну как найду?
Старик и головой помотал, и покряхтел. Затем вынул из кармана сигару, придвинулся к печке и стал смрад изо рта изрыгать. Потом затушил, окурок спрятал.
— Чудесная ты девушка, — сказал вдруг. — Я думал, какая-нибудь дикая, фанатичная кержачка… А ты будто и не земная, теперь таких и нет нигде. То-то Юрий Николаевич по тебе так тосковал. Имени не называл, но рассказывал… Я ему все — что не женишься? Может, съездим куда, посватаемся? Он все молчал, а однажды говорит, есть у меня невеста, настоящая боярышня, красавица писаная, лебедь белая. Только на ней женюсь, никого другого не надо! Так, говорю, женись, что же ты? Годы-то уходят!.. Тут Юрий Николаевич мне и сказал. За ней, говорит, как за царевной-лягушкой, надо за тридевять земель идти, в тридесятое царство. Но мне покуда пути туда нет, не могу я, говорит, подданство того царства принять. А жить там без гражданства нельзя. Не ровня мы с ней, говорит. Она — боярышня, а я мужик лапотный, холоп! И засмеялся еще… Тогда я его не понял. Он же чудной, Юрий Николаевич-то.
— Спаси Христос, добрый человек. — Вавила неожиданно встала и поклонилась ему. — После слов твоих я и впрямь будто лебедь белая.
— Ну что ты! — смутился Комендант. — Боярышня, а кланяешься… Ты мне про веру свою расскажи еще. Я кержаков видел, но никак не пойму, как они молятся? У вас же церквей нет?
— Нет…
— А как же вы так? Ни попов, ни церквей?
— Это все люди придумали, Божьи храмы ставить, попов нанимать, чтоб служили, а они б токмо внимали. Господь наш Иисус Христос не каменному делу учил, строительству храмов в душе своей. А более всего молиться учил. Вот мы и молимся, как первые христиане.
— Непривычно, конечно… Я был в церкви, там и поют хором, и кадилом кадят, и водой брызжут. Много всего…
— У нас тоже поют, когда на камнях молятся.
— На камнях?
— Они у нас вместо храмов. — Ей вдруг начало нравиться его ребячье любопытство. — Ежели старцы или старицы выберут камень да помолятся на нем три дня и три ночи, на нем потом очень уж сладко молиться. Небо открывается и Господь слышит.
— Вот как? Чудно… Ну а если камней нет? Бывают же такие места? Одна тайга, например?
— Тогда великое дерево рубят и на пне молятся. И стоит он как твердыня, не гниет, не падает по триста лет.
— Ну а если пустыня? И ничего нет?
— В пустыне молиться легко, там ни храмов, ни камней не нужно. В пустыне сам Христос молился и всю ее намолил от краешка до краешка.
Комендант головой покачал, по колену хлопнул.
— На все у тебя ответ есть!.. Ты мне о вещах житейских скажи. Вы где жить-то собираетесь? Когда поженитесь? У нас в Холомницах или еще где?
— На все воля Божья…
— Как говорят, на Бога надейся, да сам не плошай. Надо бы подумать, ведь дети пойдут, школа нужна. — Он опять припалил сигару. — Я вот тебе одну историю расскажу, лично со мной случилась. Ты любишь истории разные слушать?
— Люблю, — обронила она. — У нас когда странники приходят, много сказывают историй. Иногда по седьмице сидим да слушаем…
— Я всю жизнь человеком был государственным, служивым, и вот забросила меня судьба на Кубу. Есть такая островная страна возле Америки…
— Знаю, слышала. Там была революция.
— Во! А ты, оказывается, кое-что знаешь!.. Так я там встретил красивую девушку и женился. Имя у нее было мудреное, длинное, так я ее звал по-нашему, Люба. На Кубе там круглый год тепло, как будто все время стоит июль и зимы совсем нет. Вот мы и поселились в пещере и жить стали, как первобытные люди. Кругом джунгли, пальмы, бананы растут, птицы поют — рай земной, честное слово.
