Реймонд Карвер - Маленькая радость
Ховард покачал головой. Энн смотрела на доктора Фрэнсиса, но, видимо, не понимала, что он говорит.
Доктор проводил их к главному выходу. Люди входили и выходили. Было одиннадцать утра. Энн заметила, как медленно, словно неохотно, она переставляет ноги. Доктор Фрэнсис велел им уходить, но ей казалось, что они должны были остаться, конечно же они должны были остаться — иначе и быть не могло. Она посмотрела наружу, на парковочную площадку, и обернулась, чтобы еще раз посмотреть на двери больницы. Она замотала головой.
— Нет-нет, — пробормотала она. — Я не могу оставить его здесь, нет.
Она слышала себя, словно со стороны, и думала, как же несправедливо, что эти ее слова очень походили на то, что говорят во всяких телевизионных программах, когда люди поражены неожиданной смертью или жестоким убийством. Она хотела, чтобы ее слова были только ее словами.
— Нет, не могу, — сказала она, почему-то вспомнив, как та негритянка уронила голову на плечо.
— Нет, — выдохнула она снова.
— Мы с вами сегодня еще поговорим — попозже, — сказал доктор Ховарду. — Надо еще кое-что сделать, чтобы получить полное представление. Придется еще кое-что выяснить.
— Вскрытие, — догадался Ховард.
Доктор Фрэнсис кивнул.
— Понимаю, — сказал Ховард. И тут же добавил: — О господи! Нет, яне понимаю, доктор. Я не могу, я не могу. Я просто, не могу.
Доктор Фрэнсис обнял Ховарда за плечи.
— Сочувствую. Господи, как же я вам сочувствую!
Он отпустил Ховарда и протянул ему руку. Ховард посмотрел на его руку, потом пожал ее. Доктор Фрэнсис снова обнял Энн. Он был исполнен благости, которую Энн не понимала. Она склонила голову ему на плечо, но ее глаза оставались открытыми: она продолжала смотреть на больницу. Когда они выезжали с парковки, она смотрела назад, на больничные стены.
Дома она прямо в пальто плюхнулась на диван, держа руки в карманах. Ховард закрыл дверь в детскую. Он включил кофейную машину, затем нашел пустую коробку. Решил собрать детские вещи, разбросанные по гостиной. Но вместо этого сел рядом с ней на диван, отодвинув коробку в сторону. Потом, чуть наклонившись вперед и зажав руки между коленей, он разрыдался. Она положила его голову себе на колени, стала гладить по плечу. Сквозь всхлипывания ей было слышно, как шипит на кухне кофейная машина.
— Успокойся, Ховард, — сказала она нежно, — он ушел. Его больше нет, и нам нужно привыкать к этому. Привыкать, что мы одни.
Вскоре Ховард встал и принялся бесцельно ходить по комнате с коробкой в руках, но ничего туда не складывал, а собирал какие-то вещи в кучу на полу—у края дивана. Она продолжала сидеть, засунув руки в карманы пальто. Ховард поставил коробку, принес кофе в комнату. Потом Энн стала звонить родственникам. Когда снимали трубку, Энн произносила несколько слов и начинала плакать. Потом она тихо, ровным голосом объясняла, что случилось, и говорила о предстоящих похоронах. Ховард взял коробку и понес ее в гараж, а там увидел велосипед сына. Он швырнул коробку и сел на тротуар рядом с велосипедом. Потом неуклюже обхватил его, и тот навалился на него сверху. Ховард удержал велосипед, пластмассовая педаль врезалась ему в грудь. Он повернул руль.
Энн положила трубку, поговорив со своей сестрой. Пока она искала следующий номер, телефон зазвонил. Она сняла трубку после первого звонка.
— Алле, — сказала она и услышала на заднем плане какое-то жужжанье. — Алле, — повторила она. — Ради бога, кто это? Что вам нужно?
— Ваш Скотти, я его приготовил для вас, — сказал мужской голос. — Вы что, забыли про него?
— Ты, чертов ублюдок! — закричала она в ответ. — Как ты можешь, чертов сукин сын?
— Скотти, — повторил мужчина. — Вы забыли о Скотти? — и бросил трубку.
Ховард услышал крик и, войдя, увидел, что она сидит за столом и рыдает, уронив голову на руки. Он поднял трубку и услышал гудки.
И уже гораздо позже, почти в полночь, когда они переделали множество дел, телефон зазвонил снова.
— Подойди ты, Ховард, — попросила она, — это он, я знаю.
Они сидели за кухонным столом, пили кофе. Рядом с чашкой Ховарда стоял маленький стаканчик с виски. После третьего звонка он снял трубку.
— Алле! Кто это? Алле! Алле!
Звонок оборвался.
— Он положил трубку, — сказал он. — Не назвавшись.
— Это он, — сказала она. — Этот ублюдок. Убила бы его. Подстрелила бы и потом смотрела бы, как он мучается, — сказала она.
— Господи, Энн, — изумился Ховард.
— Ты что-нибудь расслышал? На заднем плане? Шум, механические звуки, жужжание?
— Нет, ничего. Ничего подобного, — сказал он. — Времени было мало. Мне кажется, по радио играла музыка. Да, там работало радио. Больше ничего не было слышно. Ради бога, что тут такое происходит?
Она помотала головой.
— Мне бы только до него добраться!
И вдруг ее осенило. Она поняла, кто это был. Скотти, торт, номер телефона. Она отодвинулась от стола и встала.
— Отвези меня в торговый центр, Ховард, — сказала она.
— Куда-а?
— В торговый центр. Я знаю, кто нам названивает. Я знаю, кто это. Это кондитер, поганый сукин сын, вот кто, Ховард. Я заказала у него торт на день рождения Скотти. Вот кто звонит. Вот у кого есть номер и кто продолжает названивать. Кондитер, этот ублюдок.
Они поехали в торговый центр. Небо было ясное, усыпанное звездами. Было холодно, и они включили печку. Припарковались перед пекарней. Все лавки и магазины были уже закрыты. Только чуть подальше, у кинотеатра, еще стояли машины. Окна пекарни были темны, но когда они заглянули внутрь, то они увидели свет в задней комнате, и крупного человека в фартуке, то входившего в белый, ровный круг света, то выходившего за его границы. Сквозь стекло Энн увидела витрины и маленькие столики со стульями. Она подергала дверь. Постучала в стекло. Но если кондитер и слышал их, он не подал виду. Он не смотрел в их сторону.
Они объехали пекарню и снова припарковались. И снова вышли из машины. Одно окно было освещено, но находилось слишком высоко, и в него они заглянуть не могли. Табличка рядом с задней дверью гласила: «КОНДИТЕРСКАЯ. СПЕЦИАЛЬНЫЕ ЗАКАЗЫ». Энн расслышала тихий звук включенного радио, и какой-то скрип — как будто открывали дверцу духовки? Она постучала в дверь и подождала немного. Потом постучала снова, уже громче. Радио выключили, и послышался скрежет, такой, будто выдвигают и задвигают ящик.
Наконец, кто-то отпер и открыл дверь. Кондитер, он стоял на свету и смотрел на них.
— Я не работаю, — сказал он. — Что вам нужно в такое время? Уже полночь. Пьяные вы что ли?
Она вошла в полосу света, падавшего из распахнутой двери. Он прищурился, опустив тяжелые веки, — узнал ее.
— Ах это вы...
— Да я, — сказала она. — Мать Скотти. А это его отец. Можно нам войти?
Кондитер сказал:
— Сейчас я занят. Мне нужно работать.
Она уже все равно стояла в дверном проеме. Ховард вошел за ней. Кондитер отступил.
— Здесь пахнет, как в булочной. Правда ведь, Ховард, совсем как в булочной?
— Что вам нужно? — спросил кондитер. — Может быть, вы хотите ваш торт? Точно, вы решили забрать его. Вы же заказывали торт, верно?
— Вы слишком умны для кондитера, — сказала она. — Ховард, вот мужчина, который нам звонит. — Она сжала кулаки. Она уставилась на него яростным взглядом. В душе ее пылал жгучий гнев, благодаря которому она почувствовала себя великаншей, ростом с обоих этих мужчин.
— Подождите минуточку, — снова заговорил кондитер. — Вы хотите забрать ваш торт трехдневной давности? Правильно? Я не хочу спорить с вами, леди. Вон он, стоит на полке, черствеет. Я отдам вам его за полцены. Нет, я отдам вам его даром. Вам он нужен? Берите! Мне он не пригодится, никому уже не пригодится. Я потратил на этот торт свое время и деньги. Если вам он нужен — хорошо, нет — тоже хорошо. Я пошел, меня ждет работа.
Он смотрел на них, с трудом сдерживаясь.
— Новые заказы, — сказала она. Она знала, что владеет собой и тем чувством, что в ней поднималось. Она была спокойна.
— Леди, я работаю шестнадцать часов в сутки, чтобы заработать себе на жизнь. — Он вытер руки о фартук. — Я пропадаю здесь днем и ночью, пытаясь свести концы с концами.
На лице Энн появилось такое выражение, которое заставило его отступить и снова сказать:
— Минуточку.
Он подошел к стойке, взял в правую руку скалку и стал постукивать ею ладонь левой.
— Так вы берете торт или нет? Мне нужно идти работать. У нас, пекарей, ночная работа, — повторил он.
У него злые, подлые глазки, заплывшие жиром, подумала она, дряблые щеки, заросшие щетиной. И толстый загривок.
— Я знаю, что кондитеры работают по ночам, — сказала Энн. — Еще они звонят по ночам. Ты, ублюдок, — добавила она.
Кондитер продолжал постукивать скалкой по руке. Он посмотрел на Ховарда.
