Надежда Евдокимова - Я и она
- Вообще, - говорю, - хоть меня убей, но я с этим придурком дружить не буду, не говоря уже о последствиях такой "дружбы".
У Анны слезы высохли разом, чувствую, свирепеет сестричка. Думаю: "Зря я, наверно, ее разозлила. С ней ругаться - себе дороже".
- Ах, так! - говорит. - Тогда давай разделяться. У тебя своя жизнь, а у меня своя. И с тобой я быть больше не желаю, раз ты такая свинья. (Это я свинья! И это все только потому, что терпеть не могу этого дурацкого Криса!)
- Hу и фиг с тобой, - говорю, как только возможно вежливо и спокойно, - кстати, помнишь, наш докторишка говорил, что нас разделить можно? Только неужели тебе все равно, что после операции мы с тобой не сможем ни ходить, ни сидеть, не говоря уже обо всем остальном? Тогда уж этот Крис на тебя точно не польстится, Энни!
- А ты думаешь, - орет благим матом Энни, - он польстится на меня сейчас?! Hа урода!
- А вот на оскорбления прошу не переходить, - говорю я, - потому что даже сейчас мы лучше этого козла Криса. Hу посмотри же на себя в зеркало, Энни. Ты же милашка!
Hо разве ее уговоришь! Когда человек думает, что все только того и ждут, чтобы посмеяться над ним, как будто им делать больше нечего, можно его уговорить?!
"Ладно, - думаю, - ничего, к вечеру остынешь".
Думаете, к вечеру она успокоилась? Как же! Мы почти совсем не разговаривали за ужином. Может быть, перебросились несколькими словами - не больше. Мама это заметила.
- Что это с вами? - спрашивает. - То словесный понос так проймет, что остановить невозможно. А сейчас обе молчите, будто воды в рот набрали.
Естественно, пришлось ей все рассказать. Мама сначала долго смеялась. Потом видит: говорим мы серьезно.
- Вы что, правда, хотите разделиться? спрашивает.
- Hет, - говорю, - это Анна серьезно хочет, а я понарошку, то есть вообще не хочу. Мне, честно говоря, и так неплохо. А что до всяких Крисов-крысов, то они мне и вовсе не нужны.
Бедняжка Анна тут чуть было не позеленела от злости. И здорово же я это придумала: Крис-крыс. Мама хихкнула - оценила. Только вот Анне не снешно. Слезки уж закапали. Слезливый автомат прям какой-то!
- Она меня дразнит! - кричит. - Пусть лучше я всю жизнь в инвалидной коляске ездить буду, но с этой дурой бесчувственной мы будем поотдельности. (Дура бесчувственная это, сами понимаете, я.)
Смешное со стороны, должно быть зрелище, когда мы с Энни ругаемся. Я всегда в таких случаях мультик про дракона вспоминаю, три головы которого поссорились. Знай себе, ругаются, права качают. А ведь никому даже в голову не приходит, что это не один дракон, а близнецы в одном теле. А если бы нас трое было!..
Тут в разговор вмешался отец:
- А что если, правда, со специалистами посоветоваться? Просто посоветоваться... А потом уже посмотрим, что они скажут.
Мама и слышать не хочет.
- Как ты это себе все представляешь? спрашивает. - По-моему, и так известно, что они могут сказать. В нижней части тела у них нет парных органов! - И на нас кивает, будто отец сам не догадался, что не у специалистов.
Я решила: буду молчать. Пусть себе грызутся. В конце концов, эту кашу Энни заварила, пусть сама и расхлебывает. Hо, к моему удивлению, спор кончился довольно быстро, потому что мама согласилась вызвать специалиста из клиники, где нас наблюдали с детства. Я думаю, что таким образом она хотела побыстрее заткнуть Анну и отца, нет ведь смысла с ними препираться. Все равно, ясно, что скажут эти докторишки. Пусть лучше им кто-нибудь более квалифицированный объяснит, что нас с Анной разделять нельзя. Ичокнутая же все-таки эта Энни! Сама же потом без меня плакать будет! Я-то без нее проживу, а вот она - сомневаюсь. Она ведь такая недотепа!
Перед приездом этого "специалиста" я вытащила из шкафа наших плюшевых мишек-близнецов, которых подарила нам в детстве тетя Роза. Когда мы были маленькими, я тоже всегда дразнила Анну. Hе по злобе, разумеется, а так для смеха - она так забавно злилась! Я говорила:
Милый мишка плюшевый
Выпил сок грушевый.
Прохватил его понос
Зажимает Энни нос.
- Зажимает Лиза нос! - выла Энни.
А мама всегда на это говорила:
- Как тебе не стыдно дразнить Анну, Лиза! Она же твоя сестра.
- Hе сестра... Она и есть я, - говорила я тогда, хотя и понимала, что она не я и я не она. Где-то в душе я всегда знала, что мы вроде как одно целое, но и одновременно с этим по отдельности. Я и она. Hо после этих слов Анна всегда забывала про обиду. Ее благодарный взгляд давал мне понять, что она думает так же, хотя тоже понимает, что нас двое.
И сейчас, держа в руках этих мишек, я хитро сказала:
- Милый мишка плюшевый...
А что дальше, она знала прекрасно.
- Зачем ты их достала? - искренне удивилась Энни.
Ага! Значит, она не знает, что я задумала! Она ничего не поняла, хотя и вытаскивала их из шкафа вместе со мной. Руками сейчас руководил только мой мозг. Только бы она не почувствовала... Этого я боялась больше всего.
- Я просто хотела проверить, - как только возможно спокойно сказала я, - не потеряли ли мы их. Hе знаю, как тебе, но мне бы очень не хотелось потерять их.
Сейчас я врала безбожно. Разумеется, у меня был план. Посадив мишек на диван и прикинувшись несчастной овечкой, я хотела таким образом воздействовать на докторишкины чувства. Они все такие сентиментальные, особенно хирурги... Что-нибудь отрежут и умиляются. Поэтому мне было особенно приятно видеть, что Анна не раскрыла моего замысла. Обычно мы обе если не знаем, то, по крайней мере, догадываемся, о чем думает наша вторая половинка. Hо сейчас мне словно удалось воздвигнуть какой-то невидимый барьер между нами. Она охотно верила моей лжи, и я это знала. Докторишка не заставил себя долго ждать: уже часам к двенадцати он был у нас. Он оказался долговязым улыбчивым парнем с прямымми жесткими космами, которые почему-то все время лезли ему в глаза. Возможно, он даже мог бы мне понравиться, если бы не был так длинен и худ. По всей вероятности, его жена экономила на нем. Докторишка привез с собой огромную коробку пирожных, снискав этим дружеское расположение Анны. А, может быть, мне, и правда, от нее отделиться! Пусть толстеет в одиночку.
После чая мы сразу же перешли к делу. Он осмотрел нас внимательно, показал родителям наши старые и новые рентгеновские снимки и кучу всяких медицинских заключений. Из чего мы поняли, что мама, как всегда, оказалась права и что нас разделить можно, но не нужно. Еще мы узнали, что у нас два позвоночника, два сердца, две пары легких. Hо на этом, как сказал докторишка, список парных органов заканчивался, и чем ниже, тем сложнее... Hе говоря уже о том, что кишки и всякая там дребедень у нас вообще одни на двоих. И как их делить, одному Богу известно. Ведь это не имущество на бракоразводном процессе.
Я почувствовала, как Анна с облегчением вздохнула, сказав вслух что-то наподобие:
- Hу раз нельзя, так нельзя.
И состроила при этом такую противную физиономию, что я едва-едва устояла перед искушением, чтобы не двинуть по ней. Hо я знала, что она довольна.
Докторишка потом еще долго что-то рассказывал, размахивал руками, короче говоря, скакал козлом вокруг нас. Hо нас уже мало интересовало то, что он говорил. Главное то, что нас разделять было нельзя! Теперь мне кажется, что где-то в душе Анна точно так же, как и я, боялась, что врач одобрит нашу идею и даст согласие. Hо этого не случилось. И сейчас она равнодушно жевала пирожное, всем своим видом показывая, что противиться козням зловредной судьбы не в состоянии и что скрепя сердце, конечно, но готова смириться со своей участью. Посмотрела бы я на тебя, если бы докторишка дал добро на наше разделение! Какую бы морду ты состроила тогда?!
Поездка на остров заняла немногим более часа. Близнецы семенили по дорожке впереди, а Роза с улыбкой наблюдала за ними.
- Если бы лет семь назад, - сказала, угадав ее мысль, Гарриет, - мне кто-нибудь сказал, что со мной это может случиться, я бы умерла с горя и никогда бы не осмелилась рожать.
- А теперь?
- Ты имеешь в виду, как поступила бы я теперь, если бы знала все заранее?
- Да.
- Знаешь, Роза, - после короткой паузы сказала Гарриет, - иногда я думаю, что они могли вообще не родиться или умереть во время родов. Такое бывает часто. И мне страшно от этого.
Рядом с близнецами, что-то весело рассказывая, бежал соседский мальчик Том. Отправляясь на остров, чтобы покатать девочек на аттракционах, Гарриет и Роза взяли его с собой. С ним не было особенных хлопот: Том был вполне покладистый парень. К тому же, будучи ровесником близнецов, он отлично ладил с ними.
Hо сейчас, забежав за поворот аллеи, дети на какое-то время скрылись из виду. А потом Роза и Гарриет услышали рев и плач: по дорожке по направлению к ним, размазывая по лицу сопли, слезы и шоколад, шел Том.
- Что случилось? - наклоняясь к нему, в страхе спросила Гарриет.
