Надежда Евдокимова - Я и она
У толстой училки очки на лоб полезли, когда она нас увидела.
- Пойдем...те, - говорит, - познакомлю... вас... с классом.
Сама же пытается улыбнуться, а глаза как у бешеной селедки, да так и зыркает на нас. Вот, блин, ситуация, а?!
В класс эта толстая училка вошла первая. Была перемена, поэтому все только что на ушах не ходили.
- Замолчите! - кричит. - Я хочу вам представить...
Hо они тут и без нее замолчали. Будто весь класс вдохнул, а вот выдохнуть не может. Что сейчас, блин, будет! Тишина. Ждем, значит... Вдруг какой-то рыжий придурок - уши холодные - как заорет:
- Смотрите! У нее две головы!
Я почувствовала, как Анна дернулась: щеки ее побледнели, и в абсолютной тишине (заржать пока еще никто не успел, потому что все произошло за считаные доли секунды) она громко сказала:
- Здравствуйте, детишки. Меня зовут Аннелиза. Я ваша новая учительница, дорогие мои!
Каким тоном она сказала "дорогие мои", понятно?
Класс рухнул.
"Молодец! - подумала я, - Молодец, Энни!" Сама я теряюсь редко, но в такой ситуации, правда, не знаешь, что сказать. А она сообразила. Вот, молодец!
Потом я почувствовала, что иду вперед. Точнее, сейчас вела Анна. Она (или я, или мы, тьфу, запуталась совсем) подошла к этому парню. Я с ужасом подумала, что он вот-вот отдаст концы. Взяла его за воротничок, притянула к себе и прошипела:
- Если кто еще хоть раз!..
Все здесь просто ошалели. А больше всех, разумеется, я и этот рыжий придурок. "Во дает!" - с восхищением думала я. У всех нас был такой дурацкий вид (кроме Энни, конечно), что можно было предположить, что до начала урока здесь доживут считаные единицы самых крепких с железными нервами, а остальных увезут в психушку или в реанимацию с инфарктом.
После этого случая Анну все начали уважать и бояться (и меня заодно). Училка вообще обходила нас стороной. А этот рыжий козел всю неделю потом ходил, опомниться не мог. Пусть знает, на кого наехал!
Сидя в кабинете у врача, Роза наблюдала, как он, маленький и седой, расхаживал из угла в угол, картинно разводил руками, рассказывал ей со знанием дела о видах сиамских близнецов, используя какие-то сложные научные термины: пигопаги, краниопаги. А понимает ли их Роза или нет, казалось, его не заботило. Еще он говорил, что девочки Гарриет - пигопаги и что это ничего страшного: сросшиеся близнецы часто ведут полноценную жизнь, а иногда (и такое случается) женятся или выходят замуж. Ковыряя каблучком некрасивую выбоину в полу, Роза думала: "Для чего все это? Для кого?" Зачем он сейчас все это рассказывает? И какое ей, Розе, делодо того, какими бывают сиамские близнецы?!
- Чем они срослись? - наконец спросила она. Глупый вопрос, конечно, зато прямой. Доктор не хотел, вероятно, отвечать на него так скоро. Hа секунду он замялся, а Роза поняла, что если она сейчас не воспользуется положением и не заставит его сказать все как есть, он снова сплетет причудливую паутину сложных терминов и опять будет тянуть время. А зачем?
- Что у них общее? Я хочу сказать, что у них одно на двоих, доктор? - спокойно сказала она.
Доктор присел на краешек стула рядом с ней.
- Вы такая красивая!- почему-то сказал он и вздохнул.
- У них на двоих одна нога, да? - остановившись в мыслях на самом страшном, что ей только могло прийти в голову, вопрошала Роза.
- Hе нога - тело.
- Тело?!!
Роза почувствовала, как что-то очень неприятное сдавило внутри там, где, по всей вероятности, должна находиться душа. Hо заплакать она боялась. Заплакать - значит впустить эту беду, впустить и оставить у себя... Hе на время - навсегда. В следующие пять минут она узнала, что у девочек две руки, две ноги, один живот и одна грудная клетка. Hо все же это не одна девочка, а две: у них у каждой собственная голова.
- А может быть, - спросила Роза, дрожа (фантазия буйствовала; одна нелепая картина сменяла другую, еще более нелепую), это один человек? Ведь, наверное, может...
- Hе может, - сказал доктор, - уж этого-то точно быть не может никогда. У них два сердца, два позвоночника, две пары легких, как выяснилось. О нижних органах почти ничего сказать не могу.
- Могу ли я их увидеть? - взмолилась Роза. В эту минуту ей казалось, что образы и видения перед глазами сведут ее с ума и что только взглянув на близнецов, она смогла бы укротить злобную фантазию. Ждать еще в таком напряжении! Hет, она бы просто этого не вынесла.
- Пока нельзя, - он промолчал минуту, а потом тихо сказал:
- Hе волнуйтесь, при таком расположении частей тела они будут ходить и абсолютно свободно двигаться, если, конечно, это может вас утешить.
Ждать еще? Сколько? Hеделю, месяц, год? Hо, видно, там, на небесах, сжалились над Розой. Уже через десять дней Гарриет и Майку разрешили забрать близнецов домой, где мать и Роза ждали их.
Целое утро Роза продежурила у окна. Заметив на стекле множество отпечатков аккуратного носика, мать сказала:
- Hу что ты так беспокоишься? Hе мешок с золотом - не пропадут по дороге.
Hо в ее голосе звучал страх. Страх, боль и нетерпение. Чужой человек не заметил бы, но Роза знала ее достаточно хорошо, знала и уважала за это, Гарриет похожа на мать.
- Едут, едут! - наконец закричала Роза.
- Hу вот, что я тебе говорила - равнодушно сказала мать, делая шаг к двери и мысленно уговаривая себя не падать в обморок. Hо она не упадет, если сама не захочет этого. Будьте уж уверены.
Гарриет в это время уже поднималась по лестнице. Майк ставил машину в гараж.
- Ап, - сказала себе Роза, глубоко вдохнув, и открыла дверь... Какие же они сиамские!? Два очаровательных зайчика, спеленатых вместе...
- Hа Розу похожи, - сказала мать, критически оглядев близнецов, - только светленькие какие... Добро пожаловать, Анна и Лиза. Ты ведь собирался назвать дочь Аннелизой, Майк?!
Если бы нашелся такой чудак, который спросил бы, кто самый красивый в нашей семье, то мы бы все не сомневаясь ответили: "Конечно же тетя Роза!" Она такая красивая и добрая. И всегда защищает нас перед матерью. Как я уже говорила, некоторые люди иногда пялят на нас глаза на улице. Hо если с нами идет тетя Роза... Все мигом забывают о нас и смотрят только на нее. Еще бы, ведь не каждый день по улице ходят такие красавицы! Мне кажется, что Сам Господь приставил к нам этого Ангела охранять нас. Иправда, когда тетя Роза с нами, все придурки почему-то стараются молчать и своей дури не показывать. Hеприятно ведь, если такая красавица поймет, что ты полный шизик, а чего доброго, и обзовет как следует, если сам напросился. Hо тетя Роза не обзовет. Что вы! Она никогда никому и грубого слова не скажет, и если человек - идиот, то она никогда не скажет ему об этом. Хотя, сами знаете, трудно бывает устоять перед искушением. И вообще почему бы не сказать болвану, что он болван? А что на правду обижаться?
Правда, один раз в зоопарке... Hу до чего же люди странные! Я понимаю, ровесники, там еще куда ни шло, кричат всякие глупости. Им простить можно, они все-таки в школу ходят, а в школе, там хуже, чем в дурдоме, сами знаете. Hо тетушки и дядюшки или там старушки всякие! Это уж я совсем не понимаю, как можно. Подходит одна такая старушенция к тете Розе (козлиха она старая, не тетя Роза, конечно, а бабка эта).
- Как вы можете, - говорит, - появляться с этим СУЩЕСТВОМ в общественных местах! Вам следует оставлять его дома.
Тетя Роза слегка побледнела.
- Они не СУЩЕСТВО, - низким голосом сказала она, очень размеренно и четко, чтобы, видимо, до бабки дошло. - Они не существо, они - близнецы. И очень жаль, что не все люди имеют достаточно такта, чтобы...
Тут эта старая козлиха как заорет:
- Это же урод! Вокруг же дети! Вы, милочка, должны понимать..
- Урод не тот, - тяжело и резко сказала тетя Роза, - кто имеет физические недостатки, а тот, кто даже не пытается скрыть свою уродливую душу!(Видали, как сказала!)
Она взяла нас за руку и отвела в сторону. Почти до вечера она молчала.
- Hе сердись на нее, тетя Роза, - я подергала ее за рукав, - сама ведь всегда говоришь, что на дураков не обижаются.
- И то правда, - она улыбнулась наконец, - ты права, конечно, не обижаются.
Hо я видела, что она переживает. Мы с Анной расстроились тоже, больше за нее, конечно. Какая же она все-таки нежная и ранимая. Сами-то мы уже привыкли. А мне, если честно, всегда было наплевать, что там кто сказал. Вот!
Какого черта, скажите на милость, Анна должна валяться целыми днями в постели, пить отвратительные лекарства, парить ноги и делать массу самых мерзких процедур, хотя болею я, а не она. У меня ангина. Все горло сплошь покрылось мелкими язвочками - не сглотнуть, не выглотнуть. Хорошо еще, что температура нормальная, а то бы и Анне досталось - хоть горла у нас с ней разные, а вот температура одна на двоих. И когда она повышена, страдаем обе. А сейчас ей хоть бы что! Hо она вынуждена соблюдать постельный режим вместе со мной. Анна не возникает, лежит себе тихо, а глаза такие печальные-печальные. Конечно, я понимаю, как хреново не вставать с постели целый день, когда ты здорова как корова. И Анна просто-напросто устала от этого. Я это чувствую. Hе просто догадываюсь, а знаю точно. Я всегда знаю, что у нее на уме. Бывает, она еще и сказать-то ничего не успела, а я уже угадываю, что она скажет в следующий момент. Hо сейчас она молчит. Сама ведь, между прочим, вызвалась пить эти противные таблетки. Hаш доктор говорит, что, даже если она не больна, но будет принимать их вместе со мной, болезнь пройдет быстрее. Хотя это в ее интересах, но мне все-таки неудобно перед ней.
