Чарльз Мартин - Когда поют сверчки
– Ты что, порезалась? – строго спросила она тетку. Насколько я мог судить, Энни не боялась вида крови и хирургических манипуляций.
К этому моменту лицо Синди приобрело почти нормальный цвет, однако вставать с дивана она не спешила, и не только потому, что была привязана ко мне хирургической нитью. Ее пугал вид полотенца в крови и запятнанный кровью пол.
– Да, – отозвалась она слабым голосом. – Я такая неловкая, вот и порезалась… Ты иди спи… Все в порядке. – Синди закрыла глаза и поморщилась при очередном уколе иголкой.
Вынув изо рта фонарик, я шепнул Энни:
– Порез очень глубокий. Вот здесь нож дошел почти до кости. – Кончиком иглы я показал место и посветил фонариком, чтобы девочка могла видеть. – Но самое неприятное, что он задел довольно крупную вену, которая проходит тут… – В качестве указки я снова воспользовался иглой. Энни внимательно смотрела, потом поднесла к глазам свою ладонь, видимо, для сравнения. – Твоя тетя Сисси, – продолжал я, – едва не оттяпала себе руку, но мне кажется, что восьми швов должно хватить. И ей не помешал бы укол противостолбнячной сыворотки – на ноже есть ржавчина.
– О господи!.. – воскликнула Синди и, крепко зажмурившись, стала делать глубокие, медленные вдохи, усилием воли пытаясь взять себя в руки.
– Тетя Сисси боится уколов, – шепотом сообщила мне Энни.
Синди опять побледнела.
– Ну, не она первая, не она последняя…
Завязав последний узел, я повернулся к Энни и кивком показал на маленькие ножницы, лежавшие на столике рядом.
– Перережь, пожалуйста, нитку, у меня руки заняты, – попросил я.
Энни без колебаний схватила ножницы, просунула пальчики в кольца и осторожно наклонилась вперед.
– Где резать? Рядом с узлом или?..
– Рядом с узлом.
Я натянул нить, и Энни перерезала ее с той тщательностью и благоговением, с каким молодой отец, присутствующий при родах, перерезает пуповину, и несколько мгновений любовалась делом рук своих.
– Молодчина. – Я ободряюще ей улыбнулся. – А теперь принеси мне, пожалуйста, губку или маленькое полотенце.
Энни ушла и вскоре вернулась с вылинявшим и дырявым махровым полотенцем небольшого размера. Увидев его, Синди сказала:
– Нет, дорогая, это еще хорошее. Принеси лучше старое белое с пятнами. Оно висит на трубе рядом со стиральной машинкой.
Энни принесла другое полотенце – еще более рваное, и я, намочив его перекисью, стер остатки крови с руки Синди и промокнул зашитую рану.
Синди опасливо следила за моими манипуляциями.
– Надеюсь, у тебя нет с собой противостолбнячной сыворотки? – спросила она. – Сдается мне, в твоих карманах может найтись что угодно.
Я улыбнулся.
– Нет, сыворотки у меня с собой нет. – Я помог ей сесть и заставил поднять раненую руку повыше, чтобы ослабить кровотечение, которое, впрочем, почти прекратилось. Энни села рядом с теткой и закашлялась, прикрывая рот ладонью. Синди озабоченно посмотрела на нее.
– Видишь, теперь со мной точно все в порядке, – проговорил она. – А ты иди поспи.
В ответ Энни зевнула и прислонилась головкой к ее плечу. Синди беспомощно взглянула на меня, и я, взяв девочку на руки, отнес ее в спальню. Уложив Энни в постель, я накрыл ее одеялом до подбородка. Думаю, она заснула еще до того, как я вышел за дверь.
Когда я вернулся в гостиную, Синди по-прежнему сидела на диване и, борясь с тошнотой, рассматривала свою руку. Заслышав мои шаги, она подняла голову.
– У меня такое ощущение, – проговорила она, – что тебе уже приходилось зашивать раны.
Я кивнул.
– Один или два раза, – сказал я, но не стал ничего объяснять. Чайник на плите закипел и начал посвистывать, и я налил нам две чашки чая с ромашкой. Некоторое время мы сидели молча, держа чашки с кипятком у губ, не решаясь ни сделать глоток, ни сказать хоть слово. В конце концов повисшая в комнате тишина начала действовать мне на нервы, и я стал искать предлог, чтобы откланяться.
– Ты, я вижу, очень устала, – промолвил я. – Мне, наверное, лучше уйти…
Это было не совсем так. Синди, безусловно, вымоталась, и все же мне казалось, что в общении с нормальным взрослым человеком (семилетняя Энни, понятно, не в счет) она нуждается ничуть не меньше, чем в крепком, здоровом сне в течение по меньшей мере недели. О том, что Синди почти не спит по ночам, я догадался по темным кругам у нее под глазами, и все же, несмотря на обморок, в который она упала при виде крови, я знал, что она – женщина стойкая и храбрая. Что касалось кругов под глазами, то такие же когда-то были и у меня.
С усилием поднявшись с дивана, Синди проводила меня до порога. Все еще держа пораненную кисть на уровне шеи, она сказала:
– Слушай, это, конечно, наглость с моей стороны, но я все равно спрошу… Правда, это не только ради меня, но и ради Энни, и все же…
Она замолчала, ожидая, пока я отвечу, что все в порядке и что она может спрашивать о чем угодно.
– А в чем, собственно, дело? – проговорил я, выходя на крыльцо, в свет горевшей на козырьке лампочки.
– Завтра во второй половине дня нам нужно ехать в Атланту на прием к врачу Энни в больнице Святого Иосифа. Ты не мог бы нас отвезти?.. – Она слабо улыбнулась и прислонилась к дверному косяку. – А я бы за это купила тебе в «Варсити»[50] здоровенный хот-дог!
Энни в комнате в очередной раз закашлялась. На этот раз приступ продолжался достаточно долго, и я почувствовал, как что-то пытается проникнуть, протиснуться сквозь грубые шрамы и рубцовую ткань, одевшую мое сердце в броню. Признаться по совести, я вовсе не горел желанием ехать в больницу Святого Иосифа и шататься по коридорам, хотя, как и в любом подобном заведении, там хватало мест, где можно было спрятаться. С другой стороны…
Энни снова раскашлялась, и я кивнул.
– Во сколько за вами заехать?
– Нам нужно быть в больнице в три.
– Хорошо, я буду у вас в час.
Она кивнула, и я спустился с крыльца. Внизу я остановился и обернулся: мне хотелось задать Синди один вопрос, но я мешкал, потому что ответ был известен мне заранее.
– Э-э-э, Синди… Мне просто интересно… Как зовут ее врача?
Синди конфузливо кашлянула.
– Доктор Морган. Ройер Морган.
Я покачнулся и, чтобы не упасть на ее глазах, схватился за столбик, подпирающий козырек.
– Ты его знаешь? – насторожилась Синди.
Я отрицательно покачал головой.
– Нет. Мне стало любопытно, только и всего. – Я слегка приподнял кепку. – Спокойной ночи. Да, и прими обезболивающее, лучше всего адвил… – Я показал на ее руку. – С ним будет меньше болеть.
