Чарльз Мартин - Когда поют сверчки
– Во-первых, – сказал он, – пейте как можно больше несладкого холодного чая. Танин очень полезен для ваших сердец – так же, как и отсутствие очищенного сахара. Во-вторых, принимайте каждый день по таблетке аспирина. Он сделает ваши артерии и вены более гладкими и, следовательно, уменьшит опасность тромбоза. Ну и наконец, никогда не пользуйтесь лифтом, если рядом есть лестница.
Тут он похлопал ладонью по стоящей перед ним коробке эм-энд-эмс и добавил:
– И еще одно: держите в узде ваши вредные привычки.
Даже весьма сложные вещи часто оказываются довольно простыми.
Занятие доктор Трейнер закончил следующими словами:
– Запомните хорошенько, леди и джентльмены: в университете вас обучат множеству самых изощренных профессиональных приемов и методик, но лучший инструмент, который когда-либо будет в вашем распоряжении, находится между дужками вашего стетоскопа.
Когда смех, вызванный его словами, затих, доктор Трейнер поднял палец и добавил негромко:
– И имейте в виду: лучшее – враг хорошего.
Но это я уже знал, потому что читал Вольтера[52].
В первый день занятий по анатомии мы познакомились и с первыми «нашими» трупами. Группе, в которую меня зачислили, достались три мертвых тела – сморщенные, синие тела людей, скончавшихся довольно давно. С ними нам предстояло работать весь первый семестр. В других группах мертвецов называли по номерам или присваивали им буквы греческого алфавита – например, Альфа, Бета и Дельта, но своих кадавров мы окрестили человеческими именами.
Нам, разумеется, было известно, что в процессе учебы нам предстоит вскрыть и досконально исследовать все части этих мертвых тел, начиная с больших пальцев ног и заканчивая продолговатым мозгом, однако доктор Трейнер, стремясь уменьшить наш пыл, не уставал повторять:
– Помните, что эти мертвые тела когда-то были живыми людьми, которые ходили, разговаривали, смеялись и грустили. Соответственно этому мы и должны с ними обращаться – и неважно, что они умерли.
Первым из наших трупов был восьмидесятидевятилетний старик, который, судя по всему, вогнал себя в гроб курением. Мы назвали его Сэром Уинстоном в честь Черчилля, который, как известно, не расставался с сигарой. Кстати, это абсолютная правда, когда говорят, что легкие курильщика пропитываются смолой как губка. Легкие нашего Сэра Уинстона выглядели как подробная дорожная карта с нанесенными на нее извилистыми линиями гудронных шоссе.
Вторым нашим «пациентом» оказалась азиатка лет сорока, которая, как мы установили месяца два спустя, умерла от сердечного приступа. Ее мы назвали Кэти, поскольку внешностью она напомнила одному из членов нашей группы его покойную тетку.
Третье тело принадлежало мужчине лет шестидесяти, который скончался от обширного инфаркта прямо на поле для гольфа (на то, что он был гольфистом, указывали характерные мозоли на ладонях). Мы назвали его Скотти, ибо нам казалось, что при жизни он выглядел бы весьма импозантно в колористических сочетаниях какого-нибудь из шотландских кланов. Через два месяца после начала занятий, когда мы вскрыли его сонную артерию – ту самую, по которой кровь попадает от сердца к мозгу, – мы узнали, что тромбы и впрямь прилепляются к стенкам сосудов, словно липучка «Велкро», как нам и говорили на лекциях. Сонная артерия Скотти оказалась забита тромбами на 99 процентов.
Тем же вечером – в день первого занятия в анатомическом театре – я привел Эмму в морг, где стояло шестьдесят столов-каталок с трупами, и приподнял простыни. При взгляде на мертвое тело большинство людей видят только посиневшую кожу, перекошенные губы, сморщенные, бледные члены, в которых больше не течет живительная кровь. Одним словом, мертвецы есть мертвецы. Но Эмма была не такой, как все; для нее человеческое тело всегда было образом и подобием Божиим, поэтому, шагая по рядам металлических столов, она сказала только:
– Они мертвы, значит, жизнь делает нас, живых, особенными!
И пока я наполнял наш дом учебниками, журналами и таблицами с твердым намерением узнать о человеческом сердце все, что только возможно, Эмма рисовала, как одержимая. Она, можно сказать, изливала душу на полотна и клочки бумаги, наполняя нашу жизнь красками и экспрессией.
Так шли дни и недели. Кроме Эммы, которая знала обо мне все, ни один человек на свете не был в курсе моих планов. Но помалкивал я не потому, что считал необходимым что-то скрывать, просто мне всегда казалось, что слова – это просто звуки, колебания воздуха. Говорить можно что угодно, но имеют значение только дела. И все же несмотря на то, что я никому ничего не говорил, в день, когда мы вскрывали грудную клетку Сэра Уинстона, собираясь добраться до его сердца, мои одногруппники единогласно отдали скальпель мне.
Собственно говоря, действовал я не скальпелем, а маятниковой пилой «Страйкер». После того как был сделан пропил, я взял стальной реберный расширитель. Крак – и грудина раскрыта. Под перикардом – околосердечной сумкой – находился «источник жизни» Уинстона, даже с виду болезненный, ослабленный многолетним курением. Я оглянулся на товарищей. Они вразнобой закивали, и я рукой в перчатке взялся за сердце, которое оказалось холодным и твердым на ощупь.
«Именно за этим ты здесь, Риз. Это начало. Смотри. Смотри, запоминай, учись. Узнай о сердце все, и тогда ты сможешь выполнить то, что задумал».
* * *Незадолго до окончания первого курса доктор Трейнер вызвал меня к себе в кабинет и, усадив за стол напротив себя, ткнул в мою сторону чубуком незажженной трубки.
– Вот что я тебе скажу, Риз… – начал он. – Даже дураку ясно, что ты сильно отличаешься от большинства наших студентов. – Он показал куда-то в пространство за моей спиной. Я обернулся, но позади была стена. – Я считаюсь твоим советником-куратором, – продолжал Трейнер. – Рано или поздно тебе все равно придется выбирать, в каком направлении ты собираешься двигаться, но я решил дать тебе возможность сделать выбор как можно раньше. Грубо говоря, вариантов у тебя всего три…
Я знал, что выбирать придется. И Трейнер знал, что я это знаю, как знал и то, что я знаю, что он знает, но ни один из нас не стал заострять на этом внимания. Мы оба понимали, что наш сегодняшний разговор – не просто беседа преподавателя со студентом, а нечто большее.
Трейнер тем временем включил свою лазерную указку и показал на висевшую на стене схему.
– Ты мог бы стать электрофизиологом. Эти парни – электрики сердца. – Он хмыкнул несколько саркастически. – Они вставляют людям кардиостимуляторы, а сами ходят в клуб по субботам, режутся в джин-рамми, отправляют детей в престижные школы, ездят на иностранных машинах и каждую зиму катаются в Юте на горных лыжах.
