Светлана Замлелова - Блудные дети
Привёл Зилку домой и поддался на уговоры Николь остаться на ужин. И тут же пожалел, потому что семейный будничный ужин оказался невыносимо скучным.
Поспешил к себе. Скинув этюдник и приняв душ, расположился на террасе. Сидел и всё ждал чего-то. А ничего не происходило. Стало вдруг тоскливо и одиноко.
Ничего не остаётся, как идти спать.
Хорошо бы уж и не просыпаться.
15.04.95. субботаДождь, дождь, дождь.
Весь день провёл в постели.
16.04.95. воскресеньеКажется, я влюбился.
О Боже! Только этого мне не хватало!
Теперь по порядку.
День начался для меня с церковной мессы. Как правоверный католик, я отправился к одиннадцати часам на службу. Я решил, что возьмусь за картины для крестильной комнаты. Правда, пока не знаю, как быть с Христом. Думаю, этот образ мне не под силу. Может быть, получится обойтись и вовсе без Христа?
Во дворе церкви уже собрались прихожане, преимущественно дети, несколько молодых девиц и пожилые дамы. Все улыбчивые и трогательно-нарядные. Пришла и Зилка. Чинно поздоровалась со мной и присоединилась к подружкам, шушукавшимся о чем-то в сторонке.
На днях я спросил у Клауса, будет ли он на службе. Но Клаус объяснил, что они с Николь вышли из лона католической церкви ещё в Германии.
– Теперь у нас Зилка за всех молится, – смеялся Клаус.
– Постой... как это? – не понял я.
– Налог высокий...
– И что?
Оказалось, что любой католик, не желающий платить церковный налог, может официально выйти из лона католической церкви. Всё равно, что отказаться от членства в клубе. Я никогда раньше не слышал, что такое бывает. Мне очень хотелось узнать подробно, но неловко было расспрашивать Клауса.
Может быть, молодые католики предпочитают тратить деньги как-то иначе, нежели отдавать их церкви, и именно поэтому на службу сегодня пришли дети да старики?
Ровно в одиннадцать часов к церкви на чёрном джипе подъехал отец Доминго. Выйдя из машины, он поздоровался с прихожанами, особо кивнул мне, посмеялся, потрепал по плечу какого-то мальчишку и прошёл в храм.
Народу оказалось совсем немного. Все расселись и замерли. Кажется, в Англии тоже сидят в церкви. А вот на вечеринках стоят столбами. Интересно, почему я ни разу в Лондоне не зашёл в церковь? Даже в соборе святого Павла не был.
Я занял место в четвёртом ряду и приготовился, как перед спектаклем. И действительно, откуда ни возьмись, в храм влетел белый голубок и присел на Распятие.
Началась служба. Отцу Доминго помогали служить двое мальчишек. То и дело прихожане принимались петь, и тогда все вставали. Вставал и я. А когда все с шумом упали на колени, я, чтобы не торчать свечой, прилёг на скамью.
Потом все причащались, жали друг другу руки и целовались. Даже меня облобызали две какие-то старушонки и моя маленькая подружка Зилка. Когда всё закончилось, отец Доминго попросил внимания. Все, как в сказке, замерли и повернули к нему головы. Отец Доминго достал листок бумаги, прочёл какие-то имена и что-то прибавил по-испански. Я понял, что он назвал имена моделей.
Я подождал отца Доминго и вместе с ним вышел из храма.
– O`key, – кивнул мне святой отец.
Во дворе нас ждали дети и подростки, всего человек десять.
Отец Доминго обратился к ним с какой-то речью, и они внимательно слушали, улыбались, перешёптывались и бросали в мою сторону любопытные взгляды. Потом отец Доминго слегка подтолкнул меня в их сторону и сказал:
– Please, please...
Я понял, что он хочет познакомить меня с моделями.
– Pedro... – указал отец Доминго на серьёзного мальчика лет девяти в серых отутюженных брючках и крапчатом свитерке домашней вязки.
Я пожал руку Педро.
Затем последовали Хуанита, Серхио, Хулио, Вивианна...
Вивианна!
Что было потом, я не помню.
Вивианна!
Как же раньше я не заметил тебя? Юная, кроткая, где ты скрывалась от моих глаз? Что за улыбка, взгляд, грация! Господи! Есть ли существо прекраснее на земле?
И что за необыкновенное сходство! Те же черты, та же синева глаз, то же спокойное, царственное достоинство в лице. Только волосы, собранные в такой же длинный пушистый хвост, не медовые, а тёмно-русые, шоколадные.
Ещё в прошлую нашу встречу, отец Доминго выразил желание увидеть мои работы. И я обещал принести фотографии. У меня есть фотографии всех моих работ, я сделал их ещё в Лондоне. И сегодня я захватил эти фотографии с собой. Сначала отец Доминго завладел всей пачкой, долго рассматривал, качал головой, причмокивал и отпускал какие-то замечания по-испански. Потом вернул мне пачку и сказал:
– Good. Very good...
Я передал пачку кому-то из моделей. Фотографии тут же расхватали, стали рассматривать, меняться и тихо, почтительно переговариваться по-испански.
А я не спускал глаз с Вивианны, я никого не видел, кроме неё. В груди у меня заныло, в висках застучало. Я одеревенел, я боялся пошевелиться, потому что вдруг испугался, что покажусь ей неловким и несимпатичным. А она улыбалась, водила по фотографии пальчиком и что-то объясняла подружке, время от времени поглядывая в мою сторону. Плутовка! Уверен, что она всё поняла.
Фотографии моих работ произвели впечатление. Все, включая отца Доминго, вдруг точно расположились ко мне и стали больше доверять. Условились, что на следующей неделе мы встретимся и проведём первый сеанс. Модели будут в старинных платьях, и я попробую сделать кое-какие эскизы.
Мы попрощались и разошлись по домам. На прощанье Вивианна бросила на меня любопытный взгляд и улыбнулась.
Остаток дня я провёл в мечтах о Вивианне. Я полулежал в кресле на террасе, но мысленно я целовал руки Вивианны, я любовался Вивианной, я писал с неё портрет за портретом. В конце концов я сделал ей предложение и в мечтах своих женился на прелестной испанке.
А почему бы мне в самом деле не жениться на Вивианне и не остаться здесь на Гомере? Кто, интересно, её родители? Мы поселились бы с ними в их доме, занимались бы хозяйством, я рисовал бы. Мы дружили бы с Клаусом и Николь и ходили бы к ним в гости. А Клаус и Николь приходили бы в гости к нам. Мои родители приехали бы навестить нас. Потом мы поехали бы с Вивианной в Россию. Правда, я даже не знаю, сколько ей лет. Но это ничего, я бы подождал, если нужно.
Эта идея завладела мной, и я всерьёз стал обдумывать детали сватовства и совместной жизни. Я так распалил себя, что не в силах был усидеть на месте. Я вскочил, прошёлся по террасе, воображая своих будущих детей, таких же прекрасных и нежных, как их мать.
Поймал себя на том, что расплываюсь в дурацкой, глупейшей улыбке.
Решил отвлечься немного и попить чайку.
В этот момент зазвонил телефон.
Чёрт! Чёрт! Звонила Рэйчел. Провалиться бы ей!
Я совсем забыл про неё.
Хорош же я! Живу в её доме, мечтаю жениться на аборигенке да ещё недоволен, когда Рэйчел напоминает о себе.
Она приезжает в четверг. И все мои мечты разбиваются как глиняный горшок. И почему мне так не везёт? Только я влюбился в одну женщину, как тут же появляется другая и всё портит. Но разве смогу я за четыре дня забыть Вивианну?
Вивианна! Я был бы счастлив только смотреть на неё издалека, вдыхать её запах, хранить у себя какую-нибудь её вещь. Но ведь она увидит меня с Рэйчел!..
Как некстати я встретил Вивианну! И как некстати приезжает Рэйчел...
19.04.95. средаПрощай Гомера! Прощай Вивианна! Прощай заграница!
Завтра я уезжаю домой. В Москву!
Приедет Рэйчел, ну и чёрт с ней! Напишу ей письмо, позвоню – объясню как-нибудь. Главное, завтра я буду дома. Конечно, я успел привыкнуть к другой жизни. Я теперь европеец. И хоть я зол на Европу за обман и разочарование, знаю, что по русской привычке ещё не раз кольну глаза соплеменникам фразочкой «Я ведь в Европе жил...» Но это пустяки. Главное, завтра я буду дома.
Завтра я увижу своих, Макса, наемся чёрного хлеба с солью и зелёным луком. Хорошо бы ещё огурца. Попрошу у мамы суп с клёцками. Будем чай пить с вареньем вишнёвым.
Но хватит восторгов. Пора описать всё по порядку.
В понедельник, влюблённый и несчастный, захватив с собой блокнот для рисования, я отправился на Тенерифе. Решил попутешествовать перед приездом Рэйчел. Прибыл я в городок Лос Кристианос и остановился в небольшом пансионе. Дорога от Вайермосо заняла несколько часов, и я порядком устал. Поэтому, расположившись и отужинав, отправился спать. Спал отвратительно. В открытое окно ко мне врывался уличный шум – транспорт, музыка, чья-то болтовня. Потом, уже за полночь, ко мне под окно сбежались все лоскристианские собаки и затеяли свару. Сначала они просто лаяли друг на друга, а когда лаять им надоело, они – уж не знаю, с чего это у них началось – сцепились. Схватка продолжалась что-то около часу. Потом вдруг вся эта компания снялась с места и с лаем умчалась куда-то вдаль. Наконец я задремал. Но примерно в шесть часов под мои окна прибыла мусороуборочная машина и добросовестно принялась собирать все склянки и жестянки, треща и грохоча как на заказ. Уснул я что-то около семи и проспал до десяти.
