Василий Швецов - Горькая новь
В контору к Колесникову, был послан второй гонец с вестью о захвате продотрядовского начальства. Колесников молча, словно измеряя расстояние, ходил в своём кабинете из угла в угол и думал, а думать ему было о чём. Ещё вчера он был авторитетным председателем правления многолавки и отдавал распоряжения о развитии торговли, а сегодня он государственный преступник. И несёт ответственность за жизнь каждого, кто вступил в повстанческий отряд, ему верят, надо дальше поднимать народ на борьбу с насилием и несправедливостью. Он позвал Уфимцева и дал команду сочинить приказ за номером один.
- Начни с того, что народ обманули, мы воевали не за такую Советскую власть, которая разоряет мужика. Мы, бывшие партизаны, не стерпели насилия и восстали и призываем всех на борьбу с грабежом. Напиши убедительнее, с фактами незаконного суда ревтребунала. А вторым пунктом о том, что Солонешное объявляется на военном положении. Да, скажи - ка, сколько сейчас у нас человек в отряде. Уфимцев доложил, что всего сто девяносто восемь человек, а ружей своих восемьдесят да отобранных винтовок более ста. Так что, Ларион Васильевич, практически вооружены все наши люди. А это воззвание и приказ о военном положении, подпиши.
- Хорошо оставь.
Наступал рассвет. Во всех комнатах конторы тесно от народа. В разные концы села наряжались караульные. В незапертые двери дома Пермякова тихо вошли вооруженные мужики. Там жил на квартире зам начальника милиции Румянцев, мужичонка полутора метрового роста. На голове редкие рыжие волосёнки. Его семья жила в Бийске. Сам он крепко спал на деревянном топчане. На стене висела трёхлинейка с шашкой, наган лежал на столе.
- Братуха, хватит спать, вставай быстро, в селе - то ведь беспорядки - разбудил его Шадрин, с которым они вместе партизанили. Румянцева отвели в милицию, которая ещё ночью была занята повстанцами, дежурившие там милиционеры Киселёв и Кулешов сопротивления не оказали. Все замки сбиты, оружие перенесли в штаб, остальные милиционеры разоружены на квартирах.
Пётр Бурыкин со своим зятем Савелием Астаниным шли арестовывать уполномоченного Этко. Со дня их встречи в Тележихе в народном доме он почему - то не выходил из головы Бурыкина, он вспомнил, как тот спрашивал, "сколько земли посеял". Про себя он тогда от души посмеялся. Этко ему нравился, не злобливого человека сразу видно. Если его отвести сейчас в волость, то могут и убить. А что если не поддержат нас мужики ни нашей волости, ни других, тогда наша карта будет бита, сами погибнем и людей загубим. Восстали мужики пока только двух сёл. Да, надо было раньше, когда поднялся Белый Ануй, но тогда не было оружия. Этко надо пока укрыть, а перед Колесниковым отбрехаться. Все эти мысли Бурыкин поведал своему зятю.
- Только, ты Савва, не подумай, что я как рак попятился или струсил. Я верю, что наше дело правое и народ нас должен поддержать, но надо мозговать и вперёд, мы ни чего не потеряем, если спрячем Этко.
Хозяйка Антроповна готовилась топить печь и идти доить коров. Войдя в избу, Бурыкин вплотную подошёл к хозяину и тихо спросил:
- Постоялец встал или ещё спит? И не дожидаясь ответа, они с Астаниным тихо вошли в горницу, здесь было прохладно. Этко, укрывшись с головой стежёным одеялом, крепко спал. Савелий из - под подушки вытащил маузер.
- Этко, к тебе гости, спишь, не знаешь, что творится вокруг. Ты помнишь меня, не забыл наш разговор в Тележихе?
Этко, скинув одеяло, сунул руку под подушку и уставился на свой маузер в руке Бурыкина.
- Не шути, Бурыкин, дай сюда оружие.
-Это не шутки, в селе восстание крестьян, доигрались вы со своей развёрсткой.
Бурыкин позвал хозяина и спросил, куда можно спрятать постояльца, а то, не ровен час, обозлённые мужики могут и пристрелить. Хозяин ответил, что на чердаке можно лечь в карниз и там спрятаться. На Этко надели собачью доху, и он с Бурыкиным поднялся на чердак. Ульянович забросал его вениками, пожелал здоровья и быстро спустился. Бурыкина с нетерпением ждал Колесников. Но Пётр и Савелий вернулись одни. Путанное объяснение Колесникова не убедило. Из - за этого случая командир перестал верить своему заму.
В эту ночь я был в Тележихе. Чтобы не опоздать на работу, торопился и часов в семь утра галопом мчался вниз. В Нижне - Черновом меня остановили Яков Демидов и Афанасий Канашов. Они сообщили, что в Солонешном восстание, посоветовали вернуться и хотя бы дождаться рассвета. Я вернулся и сразу заехал в сельревком, председателем которого был мой дядя Иван Родионович. Послал дежурного за ним и сообщил эти страшные новости. Потом поехал домой советоваться с отцом, как быть. Он сказал, что надо ехать, ведь не там, так дома, они тебя, как сотрудника волревкома и коммуниста схватят и всё может быть, но ведь пока убивать тебя не за что.
В Солонешном у ворот паскотины, на Калмыцком броду, стояли трое вооружённых мужиков, они меня знали, спросили, где был и что везу. Обыскали и отпустили. От мороза и от страха я трясся, как мокрый щенок. Отогревшись на квартире, отправился в ревком. Проходя мимо лавки, увидел на стене прилеплен развёрнуты тетрадный лист с приказом номер один. В первом параграфе объявлялось село на военном положении, во втором обращение ко всем гражданам Алтайской губернии с призывом вступать в ряды партизанской народной повстанческой армии на борьбу с насилием и незаконным грабежом, за свободную жизнь, за правильную Советскую власть. Приказ был подписан так: Командующий народной армией Колесников.
По селу в разных направлениях носились вооруженные мужики с ружьями. В управлении у коновязи и за штакетник забора было привязано много лошадей. Зал был полон вооруженных людей, я прошёл в свой финансовый отдел. Сотрудники, понурив головы, сидели на своих местах, но к работе ни кто не приступал. Заходили в отдел и тележихинские, все знакомые, одни предлагали вступать в их отряд, другие грубо говорили о нас, что они коммунисты и против своих не пойдут. В земельном комитете, регистратуре и других отделах так же сидели, среди разложенных бумаг, сотрудники, ни чего не делая. В кабинетах слышались тихие споры и реденькие маты.
- Самый заядлый коммунист здесь - это Андрюха Новосёлов, бесстрашный дьявол, буржуев не любит.
- А волостной председатель был у нас в дивизии начальником следственной комиссии, мужик справедливый, Тальменский он, Александров - то.
- Ведь вот какая чертовщина, приходится воевать против своей же власти, не стало от неё житья.
- Везде засели евреи, латыши да поляки, вот они нас и давят, не любят русских.
- Виноваты во всём коммунисты, пообобрали народ.
- Ну, хлеб сдали голодающим, а сено, шерсть, яйца тоже им что - ли? В Быстром на берегу Оби в половодье смыло несколько амбаров, порешили зерно, а мужик последнее отвёз, и виноватых нет.
- Начальство - то кричит, что кулаки организовываются в банду, вот мы с тобой Фома кулаки? Заврались, в бога мать!
- Ты сдурел, нельзя так про бога.
В зале тесно, тёрли бока друг о друга эти разношёрстные, разновозрастные бородатые отцы и деды и вместе с ними семнадцатилетние розовощёкие юнцы, не представлявшие себе всей серьёзности положения. Зачем их взяли с собой родители, ввергли в пучину страшного дела. О чём только здесь не болтали, и каждый, не слушая другого, высказывал свои давние, мучавшие его последнее время, думы. Вдруг все смолкли, в зал вошёл Колесников. Усы и борода подёрнуты инеем, на передках валенок снег. Лицо красное от мороза. Он скинул с себя в угол рыжую собачью доху. На нём осталось пальто, сверх которого на портупее висел клинок, сохранившейся у него ещё с той партизанской.
- Здравствуйте, партизаны!
Десятки разных глоток будто пролаяли в ответ.
- Здравствуй Ларион Васильевич!
Вслед за Колесниковым вошли его соратники, все они направились в кабинет к Никите Ивановичу Александрову. Большие двухстворчатые двери были в кабинетах распахнуты и всё, что говорилось, было слышно.
- Мы с тобой, Никита, вместе партизанили, ты должен стоять за народ, а ты помогаешь его обирать, это предательство, таких как ты, надо убивать. - Грубо со злостью говорил Гребенщиков.
- Меня убьёте, другого поставят, он тоже будет выполнять распоряжения власти. Входя в кабинет, Колесников услышал этот разговор и спокойно заметил:
- Какой ты Митрий Андреич кровожадный, всё убивал бы. Разве мало смертей в прошлом на твоей душе. Он ведь не меньше нашего воевал за Советскую власть, а какая она будет тоже не знал, он честно служит завоеванной власти. Ему бы сейчас с нами идти, но у него уже вера другая.
Пришли Ваньков и Буньков в сопровождении двух десятков вооруженных мужиков, привели продотрядовское начальство, их водили завтракать на квартиру Манохина. Все прошли в кабинет председателя. Члены ревкома Завьялов, Беляев, Ранкс, Мозговой сидели на окнах. С отделов перетащили туда стулья. Мы же расселись на столы. Слышно было, как Колесников вежливо попросил всех сесть, сам сел за стол рядом с председателем.
