Василий Швецов - Горькая новь
В Солонешном мужики своё недовольство открыто не высказывали, так как в Тележихе. Шло время, в волревкоме каждый день галдёж. Вызывались из сёл председатели, проводились разные заседания, безвыездно жило уездное и губернское начальство. По волости большое недовыполнение, приезжал уездный продкомиссар Савельев, уполномоченный Алтгубпродкома. распекал волостное начальство. Каталажные камеры забиты людьми, что творится со стороны не понять, да и изнутри разобраться невозможно, где закон, где беззаконие. Мужиков трясли день и ночь. В конце октября в Солонешное прибыл продотряд численностью в сто человек. Все вооружены кавалерийскими трёхлинейками, были у них и дисковые автоматы. Их разместили по два три человека по квартирам. Хозяева обязаны были их кормить. Продотрядом командовал некто Пинаев, с народом и сельскими руководителями обращался надменно и грубо. Под стать ему и председатель трибунала по фамилии Клоков и секретарь трибунала Фёдоров. По приезду в какое либо село им отводили квартиру, для бесед созывали народ, либо к ним на квартиру, либо в здание сельревкома. За столом сидели все трое, на столе маузер и наган. У дверей и вокруг здания вооруженная охрана. Разговоры были короткими. Запускали по два плательщика, Пинаев резко спрашивал, вывезет ли в двадцать четыре часа по развёрстке хлеб, если отказывается, то солдаты уводили в холодный амбар не зависимо от возраста и пола. А на улице уже стояли морозы. Меры драконовские. Выполняли ли они указание сверху или творили от себя? У мирного селянина отнимать последние продукты с применением вооруженной силы, обрекать на голод всю семью. Это уже походило на иноземное иго. Мужиков явно восстанавливали против Советской власти. Продотряды в народе стали называть коммунистической бандой. Такие жестокие меры нельзя было оправдать ни засухой в Поволжье, ни полуголодным положением рабочих. Прежде всего, это не умно. Ведь не сдирает же хозяин с овцы шкуру, когда ему нужна шерсть. А здесь сдирали шкуру. Может быть, это делали противники Советской власти - раз вы боролись за эту власть, то и получите! А может, это было наказание господнее за вероотступничество, за отречение от православия?
Выходных не было, разной переписки, хоть сутками пиши, не разгибаясь, и не ешь. Через месяц опять побывал дома, мне дали поручения взять какие - то данные из сельревкома. Хотя я и был комсомольцем, а с 20 августа членом партии, но был молод и даже ростом мал, погоды ни какой не делал, и внимания на меня не обращали.
В начале декабря меня со старой квартиры от Абламских перевели к Мальцеву Савелию Андреевичу, причины перемещения не сказали. Выдали со склада восемь килограммов овсяной муки и два кг баранины - месячный паёк.
На многие зажиточные хозяйства развёрстка всех видов наложена непосильная, её сдать в указанный срок не могли физически по многим объективным причинам. Хлеб, например, молотили зимой. Ревтрибунал продотряда решил их судить, в числе недоимщиков был и Абламский. Всем было ясно, что делалось это в показательных целях и именем закона. Многие такие хозяйства не имели наёмной силы, а работали своими семьями и с годами поднимались их хозяйства. В средине декабря ревтрибунал осудил трёх человек с конфискацией всего имущества. За что? На каком основании? Какое они преступление совершили? За их накопленное, годами непосильного труда, добро! Выселили из собственного дома Метлу Ивана с шестнадцатью членами семьи, в числе которых восемь детей да беременная женщина - мать трёх детей. Абламского Степана с пятью членами семьи, в числе которых двое детей и слепая старуха. Третьего Краскова тоже с косой дюжиной детишек. Всё их имущество зачем - то свезли в большой зал волревкома, а нас с Митей Гусевым послали сделать опись недвижимого имущества: домов, амбаров, бань и пр. До самой смерти буду помнить то презрение, к нам переписчикам, со стороны их соседей.
ЧАСТЬ 3.
Злополучная трагическая ночь девятнадцатого декабря 1921 года. Эта ночь была и грешной и святой. Грешной не от бога, в которого в то время верили, и не от тёмных тружеников, а проклята верховной властью с приклеенным позорным ярлыком - бандитской.
Сравнительно мягкая осенняя погода враз сменилась трескучими Никольскими морозами. По вечерам в окнах тускло светились желтоватые язычки жировушек. Ни в одном окне не видно было яркого света от керосиновых ламп. Нет керосина. Днём и вечером в каждый двор заходили члены ревкома с продотрядцем и буквально гнали хозяина или хозяйку везти развёрстку. Из двора во двор мелькали тени. Возмущались и матюкались в адрес власти и ревтребунала, который выгнал партизанские семьи из домов и всё их имущество конфисковал. Отняли имущество - опустошили душу, а человек без души готов на всё.
Волревкомовские работники в командировках по сельским советам. После сытного ужина крепко спали продотрядовцы и трибунальцы, Поужнал и улегся спать уполномоченный Алтгубпродкома Петр Августович Этко, положив маузер под подушку. Часовых ни где не было. В большей половине домов и избушек села Солонешного не спали ни минуты в эту ночь. Каждый ждал условного сигнала, поминутно вглядываясь в окно. Женщины тихо горько плакали, чуяло беду их сердце. В заануйской части села, в доме вдовы Огнёвой, под предлогом пьянки, собралось несколько мужчин - это был штаб готовившегося в эту ночь восстания. Здесь они уже неоднократно собирались, здесь и разрабатывали планы. Все члены штаба в количестве пяти человек в сборе, обязанности между ними распределены. Начальник штаба и он же командир повстанческого отряда - Ларион Васильевич Колесников, адъютант и писарь - Василий Петрович Уфимцев. Заместители командира по Солонешному - Артамон Васильевич Ваньков, а по Тележихе Пётр Ульянович Бурыкин и комиссар Ефрем Иванович Буньков. Дано было и название повстанческому отряду: "Добровольческая сибирско - крестьянская армия". И девиз был: "За справедливость, против насилия, за власть на местах". Казалось бы, что под таким же девизом они воевали против Колчака, но сейчас мужичье понятие обратилось против своей же власти. В Солонешном в повстанцы записалось сто пятнадцать человек, в Тележихе около сотни. Разного оружия набиралось около восьмидесяти стволов. Ещё раз всё проверено. Отсюда они дают условный сигнал на захват продотрядовцев. Из Тележихи восставшие пробирались в Солонешное мелкими группами и по одному. Этой ночью подъехали последние. Каждый из них проинструктирован, кто, что должен делать, где находиться. Время перешло за полночь. Самый крепкий сон. В напутствие Колесников ещё раз напомнил, что волревкомовских работников не трогать, пусть спят, мы с ними на их рабочем месте наговоримся. Бурыкину было приказано взять с собой Савелия Астанина и идти в дом Манохина арестовать там Этко и вести его в волостную каталажку. Ефрема с Артамоном отправили арестовать всех трёх начальников продотряда и тоже в каталажку, да забрать у них все бумажные дела. Обходится с ними вежливо, не так как они ведут себя с населением. Штаб будет находиться в конторе "многолавки".
- Ну, за правое дело с богом! Давайте сигнал.
Далеко раздавался снежный морозный хруст. От дома к дому торопились мужики. Спокойно спали продотрядовцы. Двери многих домов были не заперты. Хозяева ждали повстанцев.
- У тебя, Андреич, сколько стоит солдат?
- Трое, - отвечал хозяин.
- Где их оружие?
- Да вон в углу.
Трёхлинейки с подсумками забирались, а спавших тихо поднимали, на них были направлены дула ружей. Сонным приказывали быстро одеваться и следовать, куда скажут. Тихо и без суеты прошёл повсеместно захват продотрядовцев и их оружия. К солдатам относились снисходительно. Ясно, что они люди подневольные. Всех их привели в здание школы, что за церковью. У Лабутиных ночевал родственник из продотряда, когда рассветало он, не зная ни чего, взял свою винтовку и отправился на квартиру. По дороге его перехватили мужики и начали отбирать оружие, он не отдавал, завязалась борьба, пока не подошла какая - то баба и не сказала:
- Парнишка, отдай ружьё, ведь убьют!
- Да, отдай. А меня потом за потерю оружия посадят.
- Ну ни чё, посидишь, зато живой будешь.
С захватом и разоружением начальства дело обстояло гораздо сложнее, малейшая ошибка может привести к жертвам. Всем в группе захвата приказано соблюдать тишину. Дом, где стоял Пинаев с членами ревтрибунала был окружен. Все трое спали в угловой комнате. Двери не закрыты, двое спали на койках, один на диване. Вслед за Ваньковым и Буньковым в комнату вошли ещё несколько мужиков. Оружие из - под подушек вытащили, а начальству приказали вставать, одеваться и следовать в управление. Они начали что - то доказывать и спорить пока до сознания не дошло, что это восстание и их, вероятно расстреляют. С этой минуты они начали беспрекословно выполнять все приказания.
