Роман Парисов - Стулик
Ббу-духх! – пляж, отель, небо взметнулись, ушли под воду. Месть Светика ужасна. Кто ещё здесь может так профессионально турнуть меня с матраса. Не выныривая, нежусь я в пучине, смакую неизвестность, за небанальное решение конфликта благодарю Бога.
Но это было не всё. (Ха, не знаете вы Свету.) Стоило мне показаться, как сверху напало что-то цепкое и вертлявое, и увлекло опять под воду, и стало меня там крутить и придушивать, и я поддавался жестоким манипуляциям, пока мощным разгибом спины не скинул её, получив напоследок фонтаном брызг по носу. Но и тут расслабляться было рано. Противник вынырнул сзади и открыл огонь из противотанкового водомёта, из всех стволов сразу, не давая мне развернуться с контрнаступлением. Я был в сплошном водяном прессинге, не дающем дышать, я уже устал от атаки и хотел перемирия. Я вдруг вспомнил «Гелиопарк», то лучистое существо, доверчиво льнувшее ко мне в бассейне – и очень захотел увидеть Свету такой же, как тогда. Продираясь сквозь отступающую завесу, я всё-таки схватил её на руки и сильно закружил, едва касаясь воды, поднимая хвост из брызг, и все вокруг смотрели, какие красивые и весёлые папа с дочкой, разве что не очень похожие, а я считал круги, взвинчивал темп, ловил её взгляд. Он был весь в том удовольствии, что доставляло ей кружение. Я попробовал другие фигуры – поддержка за бёдра, торпеда, пароходик. Урча и щурясь на солнце, выплёвывая хулиганские струйки, она подставлялась мне, давая себя обхаживать. Тогда я осел и замер. Её взгляд, недоумённый и мутноватый, потребовал продолжения; через секунду он уже налился заговорщическим прищуром, ляжка упруго соскочила с моего бедра, и опять мне в глаза, в нос, в рот полетела вода – едкая, солёная, горькая. Не в силах больше выносить этот бездушный шквал, я повалился на песок.
Тяжело дыша и отфыркиваясь, я слушал свою пустоту.
Лёгкое и мокрое, долгожданное с размаху шлёпнулось мне на спину.
– Ну что, Р-р-р-раман! Самое время выпить за мою победу!
…а ты тщеславна. Да-да, соревновательна и тщеславна. Как важно показать тебе свой верх, а утвердившись, ещё и фору дать «проигравшему» – и в чём?.. да в том же, за что спор и был! Какое детское и недетское свойство, размышляю я, бредя по жаркому песку к субтильной вывеске «Restaurant».
На самом-то деле это бутербродная под навесом. Блюда здесь так же изысканны, как и у бассейна, а цены дармовые: 5, 5.30, 7… (Местные паунды, стало быть, умножаются на два – и получаются доллары.) Это что же, за чизбургер – триста рублей?!
…триста рублей – много это или мало?..
Зато есть здесь такой светлый и прозрачный напиток – узу. Я ещё не знаю, что такого светлого в его прозрачности и какой вообще в нём вкус. Но эта сладкая тормознутость, повисшая и набухшая в окружающем зное, это нарочитое томление воспалённого мозжечка уже отсчитывают секунды до неизбежного разрешения. Я прошу два узу со льдом и, присев за баром, начинаю упоительно смотреть в стаканы.
Через минуту, конечно, появился Перец и примостился на льдинку.
– Так. А на чём это мы остановились?
– Ой, Перчик. А вот теперь некстати. Я ведь ещё не…
– Вот-вот. Как раз кстати. Перелей из двух в один, разбавь кока-колой и отнеси ей, а себе возьми сочку.
Я обалдел.
– Ничего себе ты раскомандовался. Я же на отдыхе.
– Вот-вот. На отдыхе и отдохни. Вот ты приехал на свой остров – и что дальше? Счастье – есть?.. Где он, твой ключик?
– Да погоди ты с ключиком, надо…
– Что, пивка для рывка? Чтобы топтаться всё в одном и том же? В положении твоём, Рома, нет хуже ничего. Если не идёшь вперёд, то идёшь назад. Третьего не дано, пойми!
– Послушай, ты, Пьеро. – (О! Почему назвал я его так?) – С тех пор, как я проснулся, прошло полдня. Я хожу не пимши и не емши. И то, что я хожу – уже подвиг! А мне ещё девчонке надо показать, что никакого у меня похмелья и что вовсе мне не плохо, а очень даже хорошо. Так что дай мне жить! Просто жить, понимаешь?..
– О, нет проблем, Р-р-раман. Я умываю руки. Но скоро будешь ты у меня летать…
Беседовать со стаканчиками на повышенном тоне, а после тяпнуть, запрокинув голову, – сначала один, потом сразу и другой! Вертлявый бармен, конечно, под впечатлением. Лук вот ай хэв фор ю, говорит он мне, подмигивая. Пшикает розовой ледовой массой из дозатора, плещет в стаканы рома… Уот из йор нэйм? Рома? О-у! Ром фор Рома фри оф чардж.
Ну что ж. Способ наработать клиентуру. А вокруг… вокруг всё буйно насыщается красками и наполняется звуками. Голые малоспортивные люди, лежащие, сидящие, бредущие – какие они все симпатичные! Как улыбаются они мне – розовому орангутангу, танцующему с коктейлями… А какой нежный, глубокий и мелкий песочек расступается под ступнёй: ведь мы на Макрониссос бич, лучшем пляже побережья! И уж точно: на всём побережье лучше девушки нет вон той, хрупкой, скромной и умной, с открытой книгой.
Заждалась меня Света. Даже «Кубка огня» целых семь страниц прочитала. Жалуется, что обгорела. Просит подвинуть её под навес. Намазать её всю восьмёркой – двойкой пока рано. Коктейль свой потягивает со мною наперегонки. Смеётся уже о чём-то, распаренная, вытирая с носа пот. Справляется, а что там у нас дальше по плану, Р-р-раман.
И чувствую я, что абсолютно со мной она прежняя, открытая и бесхитростная, и что я ей совершенно, как всегда, необходим, и что всяким несуразным и обидным даже мелочам не затмить пока её ко мне доподлинного отношения. То есть: кредит доверия, получается, практически не растрачен.
С этой приятною мыслью впервые за многострадальный день растягиваюсь я на лежачке и… отрубаюсь.
…что в высшей степени для меня нехарактерно, так как в любом практически состоянии важнейшим для мужчины почитаю умение держать контроль над ситуацией. Так как выключившись из самого средоточия жизни на полчаса и пробудившись уже на её обочине и в испарине, что может сказать мужчина об изменённом этом мире, кроме того, что голова у него болит обновлённо? Не будет же искать ответа в обманчивых глазах напротив?..
– Ой, Роман, ты так храпел!..
Ну вот. Ещё одно физиологическое недоразумение. Слюна-то хоть не текла? Ладно ночью, но так вот в неурочный час да у всех на виду… Я противен сам себе. Срочно, срочно накатить.
(Тут иной читатель, возможно, зевнёт – и будет отчасти прав: сколько можно уже топтаться на месте, в похмельных страданиях, отвлечённых измышлениях, пляжных баталиях?.. Действие где, действие?! – Тс-с-с-с!! Жизнь тихо выпала в осадок и затаилась в прострации.)
В шесть у нас собрание. Разъездная русская гидесса, елейно заливаясь, продаёт экскурсии. Обгоревшие соотечественники послушно и настороженно засели в каре. Холл скучен, конторка деревянна… Я понял, что меня так бесит. Ни попугая, ни фонтанчика – да у отеля нет лица!..
Вновь прибывшим полагается напиток. Виски-колу!! Света насупилась. Света против виски-колы. (Когда успела она заделаться трезвенницей?!) Гидша: да что вы, девушка, он же на отдыхе. Психолог эта гидша. Не гидша, а гадша. Поздновато понял я, что за все прогулочки отдал пятьсот долларов. Путешествие на катере вокруг острова. Надо? Надо. Погружение к рыбкам на подводной лодке! Ну как без него? Поездка на осликах вокруг фермы – Свете персонально обещали раздобыть лошадку. И самое главное: настоящий, взрослый аквапарк! – это из-за него – разноцветного и смазанного недетскими скоростями на рекламках – мы здесь, в Айа-Напе, а не в каком-нибудь Лимассоле. Но почему, откуда, за что эти двойные цены?! – А на Кипре фунт приравнен к английскому, доверительно объясняет гидесса. – О-у! А давайте приравняем к английской местную звёздность, туманно предлагаю я.
Всегда так на этих курортах – быстро спускается вечер, и невыразимая щемящая тревога уже коснулась меня. Вечер задаёт иные темпы, он будто требует проникновенности, лёгкой чувственной глубины, чтоб соответствовать ему. Намекает на то не вполне ясное – но обязывающее к чему-то, пронзительное и томное, – что призвано свершаться в темноте, в изменённом цикадами цветочном воздухе. Он всегда обещает, этот вечер. Всегда манит – и не обманывает. Но хочет всегда больше – и я робею перед ним.
Вот вечер входит ко мне с балкона, чуть коснувшись портьеры, по номеру разлив легенды пальм и фонарей… Я встречаю его виски – виски сделает его ближе и понятней. Показалась из душа Светлана, голая и свежая, фосфоресцируя в полумраке новым загаром. Чутко шевельнулось желание, но я не подхожу. Что-то не даёт мне. Я даже знаю, что. Я не чувствовал её сегодня целый день, за этой суетой, в ленивом мареве. Хоть раз мы посмотрели друг на друга? Остановилось ли мгновение – хоть раз?..
Но я подхожу, и целую, и слышу «хум-хум-хум-хум», родное и далёкое, и чувствую набухшие соски…
– Р-р-рома, тр-р-рахай меня!! – Меж её ног открылась бездна. Я задеваю что-то там очень важное, а она вдруг поймала, нащупала свою лазейку в бесконечность – и сползает в неё, глубже и дальше, технично, глубже и дальше, с лицом, загашенным от удовольствия. Я бью как-то с оттяжкой, всё в одну точку, последовательно взвинчивая её крик до самых высоких нот, и нет этому конца. Вся сила её пружинящего тела на этой оси, она даже подняла голову, чтоб было видно, как входит член, она помогает ему лицом, она умоляет его искажённым лицом…
