Андрей Цаплиенко - Экватор. Черный цвет & Белый цвет
«Иваныч, нам дают взлет,» — крикнул Плиев из кабины, и я сел в свое кресло. Машина побежала по взлетной полосе и резко взлетела, задрав стеклянный нос к потемневшему небу. Солнце садилось на Западе. Над морем до самого горизонта протянулась алая дорожка. Она грустно подмигивала мне золотыми вспышками, бегущими по гребням вечерних мелких волн. «Хорошо бы здесь задержаться подольше,» — подумалось мне. Я даже позавидовал этим черным грузчикам, которые, пытаясь ограбить меня от нужды и безнадеги, нехотя помогли мне открыть ящик Пандоры на борту моего собственного самолета.
Сверхумные управляемые платформы ждали своего часа. В память бортовых компьютеров уже были заложены данные о точке сброса и подробная карта местности вместе с розой ветров. Система могла сама управлять парашютом после того, как прервется связь с бортом. Как только сработает механизм мягкой посадки, на частоте, известной только мне и Rocco Sovsky, заработает радиомаяк. Он будет работать в течение трех суток, ежедневно включаясь в одно и то же время ровно на шестьсот секунд. Такие маяки установлены на каждой из трех платформ. Все продумано. Результат известен заранее, и он не может быть неудачным. Во всей операции ничего опасного не было. Кроме самого груза.
Мы приближались к точке сброса. Под нами была Колумбия. Над нами «Боинг-767» американских авиалиний. Пара сотен пассажиров на его борту, мирно расслабившись в мягких креслах, понятия не имели, что в данный момент они прикрывают собой транспортировку оружия массового поражения. Мне бы отказаться от этой операции. Еще на гостеприимной Гваделупе я хотел было набрать номер Рокоссовского или де Сильвы и отменить наш контракт. Но это было невозможно. Связь с ними была односторонней. Они сами выходили на меня, когда это им было нужно. Механизм обратной связи оговорен не был. Оставаться на острове я не мог. Если бы французским властям стало известно, что находится в моих контейнерах, я тут же оказался бы в центре самого крупного мирового скандала современности. И жить бы мне тогда оставалось недолго. Ровно до первого судебного заседания.
«Иваныч, внимание, выходим на заданную точку,» — прозвучал в наушниках голос Плиева.
«О-кей,» — кивнул я головой. Сейчас раскроется рампа, и три контейнера покинут, наконец, мой самолет. Пусть тогда по поводу отравляющих веществ болит голова у де Сильвы. И тут внезапно меня озарило. Я понял, что это ловушка. Бомбы из Ирака. Скорее всего, сделаны в Штатах. А им сейчас больше других нужно прижать Саддама. Химическое оружие в Ираке это прекрасный повод начать превентивную войну. А химическое оружие, доставленное из Ирака в Колумбию, это еще лучше. Одним махом решаются две проблемы. Первая — Саддам, человеконенавистник и тиран, собравшийся отравить полмира. Вторая — сумасшедшие коммунисты в колумбийских джунглях, окончательно потерявшие представление о реальности. Они купили у Саддама дюжину химических бомб, чтобы установить в демократической стране диктаторский режим. Именно так будет звучать речь американского представителя во время заседания Совета Безопасности, после которого Объединенные Нации дадут свою санкцию аж на две войны сразу.
За бортом, под нами, белым одеялом стелились плотные облака. В это время года здесь всегда бывает облачно. Что поделаешь, начинается сезон дождей. Тропическое море дышит густым туманом, который стелется до самой Боготы. И дальше, за горы, аж до Тихого океана. Когда поднимаюсь вверх и гляжу на облака, мне хочется нырнуть в них, как в бабушкину перину, а она у нее была толстая, пуховая, всегда с уютной башней подушек, мал мала меньше, построенной в голове кровати. Тогда мой слух перестает улавливать гул моторов, а тело уже не чувствует никакой вибрации. Так видит мир заядлый курильщик марихуаны после хорошего косяка. А мне хорошо и без наркотиков. Гляди только на белую бесконечность, теряясь во времени, и расслабляйся.
Для расслабления я выбрал не самое лучшее время. Эти никчемные бомбы могут принести много бед. Прежде всего, мне самому. Если я неправ насчет американцев, существует еще одно объяснение ситуации. Вполне вероятное. У Саддама сейчас много проблем с американцами. Они ищут повод, чтобы начать войну и сбросить Хусейна. Химическое оружие в арсеналах Саддама, даже такое несовершенное, как «Бизед», это прекрасное объяснение необходимости будущей войны в Ираке. Надо только найти всю эту бытовую химию, которую, кстати, американцы сами продали усатому диктатору. Теперь я в этом почти не сомневался. Сделанная в Америке М-44, набитая газированными кассетами, могла попасть в Ирак только легальным путем. А теперь, напуганный бесконечными инспекциями, Саддам решил спрятать химическое оружие. На время. Чтобы потом забрать его назад. Джунгли для этого вполне подходят. «Вы ищете у меня химическое оружие, потому что знаете о нем?» — думает могущественный араб, — «А вот ни за что не догадаетесь, что я свои бомбы спрятал у вас под носом! Если что, могу их даже привести в действие. И постараюсь, чтобы вы, треклятые американцы, об этом узнали.»
Гениальная идея, с точки зрения Саддама. На его месте я поступил бы так же. От химического оружия избавился. Имею возможность вернуть его назад. И обязательно сделаю это, как только опасность войны с Америкой сойдет на нет. Так думает Хусейн. Но я, Андрей Шут, знаю, что американцы всегда и все делают с гораздо более дальним расчетом. И если бомба М-44 появилась в Ираке, то однажды она сработает. Для этого ее необязательно взрывать. Достаточно только найти.
Я не хочу, чтобы ее нашли. Если это случится, то вместе с бомбой неминуемо найдут и меня. И тогда моя перспектива сузится до выбора между самоубийством и международным трибуналом. Стоит ли рисковать жизнью и свободой ради трех миллионов? Нет, не стоит. Лучше деньги отдать. А от товара избавиться. Перепрятать его так, чтобы его не нашел никто — ни американцы, ни колумбийцы, ни иракцы. Ни даже я сам.
— Шеф, подходим к точке сброса, — сказал Плиев. Кажется, я слышал от него то же самое минуту назад. Решение никак не созревало в моей голове, пока что. А времени оставалось в обрез.
— Подходим, — повторил я интонацию Плиева. — И что же дальше?
— Я жду Вашей команды, не знаю, что делать.
— Не знаешь, что делать, тогда жди команды.
— Я жду. Но Вы молчите.
Он прав, надо срочно принимать решение. Внизу была Колумбия. Землю, укрытую ковром их облаков, совсем не было видно. Лишь далеко, на горизонте, возвышались над белым ковром вершины гор. Я отдам де Сильве его миллионы. Так будет правильно.
— Примерно пять минут до точки сброса, — слышу я обратный отсчет, который ведет Плиев. Надо будет выписать ему премию. За классность и за верность.
— Четыре минуты. — Что бы я ни предпринял, отныне я не могу себя чувствовать в полной безопасности.
— Три. — Любое мое решение в этой ситуации не больше, чем лотерея. Рулетка, где на кону стоит моя жизнь.
Я еще раз посмотрел на облака. Ну, что же, Андрюша, ты выберешь? На черное или на красное? Миллионы долларов или спокойная жизнь?
Внизу была Колумбия. Дистанция между мной и получателями кассетных бомб сокращалась. Она сокращалась еще три минуты. До минимума. А потом начала возрастать. Плиев так и не дождался моей команды открыть рампу. Он посмотрел на меня непонимающими глазами горца. А горцы не умеют скрывать эмоции. Он явно был зол на меня. И одновременно растерян.
— Ладно, Казбек, не переживай. Свои деньги ты получишь.
— Да хрен с ними, с деньгами! Я ничего не понимаю, Иваныч!
— А тебе и не надо понимать. Я и сам не понимаю. Просто чувствую, что так надо.
Возможно, я спас целый мир. Как минимум, сохранил жизни двум-трем сотням крестьян в колумбийской сельве. Но судьба человечества заботила меня меньше всего. Кроме, пожалуй, единственного его представителя. Меня самого. Я взвесил шансы и принял решение. Могу ли я договориться с иракцами? Нет, не могу. Кроме усатого майора, я не знаю ни одного араба, причастного к отправке моего груза. Темная личность в иорданском аэропорту вообще не в счет. Да и что я, собственно, знаю о майоре? Только то, что зовут его Ахмед и учился он в Одессе. Теперь американцы. Вполне возможно, это спланированная ими хитроумная провокация. Но кто персонально стоит за ней, мне неизвестно. Более того, я этого никогда не узнаю, а, значит, и здесь шансов договориться у меня тоже не было. Я имел дело только с колумбийцами. Конечно, де Сильва очень опасный человек. Что там он говорил про деньги? Вернуть предоплату и оплатить эвакуацию партизанской базы? Деньги за доставку я, конечно, верну. А вот с остальным этим парням из тропического леса придется подождать. С расчетом буду тянуть настолько долго, насколько возможно. Если выйдет, то всю свою жизнь, о спасении которой я сейчас думал.
Но опасность для меня все еще не миновала. Мы вышли из воздушного пространства Колумбии и повернули в сторону Гавайских островов. Гавайи, пятьдесят первый штат самого могущественного государства планеты. Того самого, которое сделает меня козлом отпущения и поводом для начала новой войны где-нибудь на Ближнем Востоке. Это в том случае, если после посадки, кроме нескольких листов дорогостоящей фанеры, у меня на борту найдут контейнеры с грузом несколько иного характера.
